Любовь уходит в полночь

– Она ждёт ребёнка.

Алисса хотела запротестовать – сказать, что этот ребёнок ей не нужен, она его не хотела и не просила о нём. Врач непременно должен был об этом знать! Но сил у неё не хватило даже на то, чтобы ответить на вопросы специалиста – она попросту не могла понять, чего он от неё хотел. В конце концов, тот сдался, отдал Маркусу несколько бланков и исчез.

– Мне нужно в аптеку, – прошептал он ей на ухо. – Подожди меня, моя маленькая. Ладно?

Она неопределённо качнула головой. Маркус быстро вернулся и начал поить её лекарствами, о которых Алисса никогда и не слыхивала.

– Выключи свет, – прошептала она. – У меня болят глаза. Выключи его.

Темнота принесла облегчение. Она уткнулась лицом в подушку в надежде провалиться в спасительный сон. Маркус обнял её сзади и прижался лицом к её макушке.

– Не нужно. Ты заразишься, – сказала она.

– Мне всё равно.

Её пальцы нашли его ладонь и слабо сжали. Она уснула и не просыпалась до самого утра.

***

Операция должна была состояться в конце недели. Алисса вынужденно позвонила доктору Голденблату, чтобы сообщить о нынешнем состоянии. Заслышав, что она больна, он заметил:

– Вы правильно сделали, что предупредили меня. Нам придётся перенести операцию на некоторое время.

– На сколько – примерно?

– Грипп обычно затягивается на семь-десять дней. Плюс – восстановительный период займёт не меньше недели. Так что лучше не торопиться. Я предварительно запишу вас на двадцать четвёртое. Если ваше самочувствие не улучшится, предупредите меня.

Алисса поблагодарила врача. Этот разговор оставил нехорошее предчувствие. Перенос операции был вынужденной мерой, но у неё возникло впечатление, словно обстоятельства сложились таким образом по какому-то вселенскому сговору.

Маркус отреагировал на новость спокойно. Может, в глубине души он и был рад – пусть и совершенно бессмысленно – но ни словом, ни жестом не позволил себе это выразить.

Её болезнь протекала размеренно и стабильно, с редкими эмоциональными всплесками и подъёмом температуры. Лекарства медленно, но помогали: спустя несколько дней приёма она уже могла читать, получать удовольствие от еды и свободно передвигаться по квартире. Маркус не оставлял её более, чем на час. Однажды он совершил то, чего Алисса не могла от него ожидать – приготовил обед. А ведь она прекрасно знала: он прикасался к плите лишь для того, чтобы сварить кофе или вскипятить воду для чая. Она учла его кулинарные таланты и деликатно похвалила явно переваренную пасту и подгоревший бекон.

– Не пытайся меня подбодрить. Я знаю, что это редкостная дрянь, – сказал он. – Но приготовить что-то лучше я не способен.

– Ты ещё научишься. Я тебе помогу, если захочешь, – заверила она.

Пока сил в ней было недостаточно, чтобы готовить, он кормил её сам или приносил еду из ближайших ресторанчиков. Несмотря на ослабленность, Алисса стоически стерпела все его шедевры: рис, переваренный в склизкую кашу, пересоленный омлет с кусочками скорлупы, лапшу быстрого приготовления и даже бульон с полусырой курицей.

Болезнь уходила медленно и покидала её тело нехотя. Прошло больше недели после визита врача, когда она наконец ощутила, что готова отказаться от постельного режима. Алисса бодро сменила постельное бельё, стянула с себя надоевшую футболку и нашла в шкафу лёгкое платье. Собственное отражение девушка узнала с трудом: лицо бледное и измождено болезнью, сухие бесцветные губы, усталые глаза.

– О, боже, – сказала она. – Ну и потрёпанный у меня вид! Мне срочно нужно в ванную.

Её ладонь легла на живот. Этот жест совершенно незаметно вошёл у неё в привычку. Всякий раз, когда становилось тоскливо или грустно, она зачем-то касалась и гладила его. В зеркале отразилось нечто странное.

– Ой, – вырвалось у неё.

Внизу живота появилась заметная округлость. Алисса недоверчиво водила по ней пальцами. Если бы её спросили, она бы не смогла описать собственные чувства, но именно в этот момент ей пришло осознание, что она может стать матерью. Её тело готовилось к этому, согласно сроку: живот увеличивался и грудь болезненно набухала.

– Ты меня звала? – Маркус, укутанный в полотенце, показался из ванной.

Она растерялась и едва не покраснела под его взглядом.

– Нет. Нет, я просто… Ничего.

Ей стало невероятно стыдно под этим внимательным взглядом. Хотя она давно не испытывала подобного, даже когда представала перед ним полностью обнажённой. Алисса быстро обернулась в полотенце и направилась в ванную.

Лёжа в успокаивающей прохладной воде, она неотрывно изучала это странное изменение в своём теле. Но было что-то гораздо важнее округлившегося – так не вовремя – живота. Её поразило новое, непонятное чувство – предвкушение чего-то необыкновенного и желанного. Алисса вдруг ощутила слабую, едва заметную привязанность к существу, которое она не могла увидеть, услышать или потрогать. И вместе с тем на девушку нахлынуло острое чувство вины и безысходности, безвыходности собственного положения.

На протяжении нескольких дней она, тайком от Маркуса, плакала, спрятавшись в ванной. Болезнь, в конце концов, отступила. Голденблат проверил анализы, счёл её полностью выздоровевшей и подтвердил дату операции. Алисса считала часы до визита в больницу.

И Маркус – она была абсолютно уверена – делал это тоже, только не говорил.

Накануне назначенной операции Алисса нашла формальный повод побыть в одиночестве и направилась на прогулку в парк. Маркус был слишком рассеян и мрачен, чтобы предложить ей свою компанию. Свежий холодный воздух слегка вскружил голову и взбодрил тело.

Когда она вернулась, за окном уже вечерело. Он сидел на кухне, глядя перед собой, и даже не пытался изобразить занятость чем-то важным.

Она придвинула стул поближе к нему и сказала:

– Поговори со мной.

Маркус поднял на неё взгляд. Не только она внешне посерела за дни тяжкой болезни. Он казался похудевшим, осунувшимся и ослабевшим. В его отстранённых глазах было мало жизни.

– О чём?

– Я не хочу, чтобы ты так страдал.

– А ты разве не страдаешь?

Она вздрогнула от его резкого взгляда. И сделала первое, что пришло в голову – изобразила непонимание.

– О чём ты говоришь?

– Ну, прости, я не слишком искусно контролирую свои эмоции. До тебя мне ещё далеко, – сказал он иронично и горько. – Не говори, что не чувствуешь того же. Думаешь, я не слышал, как ты плакала?

Алисса поджала губы. Отрицать правду, глядя в эти пронзающие холодные глаза, было преступно и бессовестно. Она опустила глаза и сцепила руки в замок.

– Это тяжёлое решение. И ты это знаешь.

Маркус не отвёл взгляд. Он смотрел и смотрел – словно ждал ещё чего-то.

– Я боюсь, – сказала она как на духу. – Мне кажется, что мы… наши отношения этого не переживут. Мы всегда будем помнить, что произошло. И ты… ты никогда не смиришься с этим, не забудешь, и…

– И что?

– И мы расстанемся. Рано или поздно. Ты уйдёшь от меня.

Он качнул головой, словно отмахиваясь от некоей навязчивой мысли. И наклонился к ней, целуя затылок.