Френдзона

Мы видимся редко.

И Никитка не особо горит желанием навещать родителей.

А если уеду и я – они останутся одни.

Нет.

Я не смогу.

Я слишком люблю их.

– Черт! Девчонки, уже четыре! Надо собираться! – подскакивает взволнованная Соня. – Так, я пойду искать маму, чтобы она нас накрасила, и предупрежу Сару, чтобы начинала собираться, – на последней фразе Соня гумозится так, словно ее сейчас стошнит.

Подруга убегает, оставляя нас с Ди вдвоем.

Мы молчим, и я чувствую на себе ее внимание.

Она не скрывает его, прогуливаясь по моему лицу кошачьей грациозной поступью.

– Что? – выгибаю бровь.

– Софи сказала, что вы поругались с моим братом.

Серьезно? Она так сказала?

Да Боже!

Мы не ругались!

Он всего лишь оказался самодуром! Вот и всё.

– Нет, – пожимаю плечами, придавая своему виду как можно больше беспечности и равнодушия.

Но внутри меня начинает колбасить. Как только я думаю о Степе, меня начинаем бомбить.

Диана усмехается и прищуривается, прикусывая губу. Блуждает по мне, отчего я хочу закрыть лицо ладонями. Она словно меня читает. Или пытается прочитать.

– Я была уверена, что Стёпыча до сих пор по тебе коматозит, – спустя пару секунд выдает.

Вспыхиваю.

Смотрю на подругу упрямо и молча. Я не собираюсь комментировать эту ерунду. Иногда Ди бывает чрезмерно прямолинейна.

Но не выдерживаю, задавая совершенно идиотский вопрос:

– С чего бы?

– Ой, да брось, Фил. Все вокруг знали о нежных чувствах моего брата. К тебе. Я не открыла Америку!

– Мы дружили! – раздражаюсь и решаю напомнить.

– Ну это ты дружила, – усмехается Ди. – Между прочим, друзья не целуются, – смотрит так, будто уличила меня во лжи.

Я покрываюсь испариной и краской. Я не смогу пойти на преступление. Я выдам себя сразу.

Собираюсь возразить, но я настолько парализована обнародованной так запросто информацией Ди, что сама себя тем самым выдаю.

Откуда она знает?

–Я вас видела. Мне было одиннадцать. Отличить поцелуй от носорога я уже была способна.

Иногда Ди нарушает личные границы. Сейчас как раз тот случай.

И хоть я и понимаю, что она не со зла и без задней мысли, но я была уверенна, что тот единственный случай остался только между мной и Степаном.

Мы были в доме втроем: я, он и мелкая Дианка, которая тусовалась в своей комнате.

По обыкновению мы дурачились на кухне.

Степка вообще был любителем с чем-нибудь заморочиться. Не знаю, как сейчас, но нас, девочек, он частенько баловал блюдами собственного изобретения. И большинство из них были съедобными.

Мы смотрели фильм и решили наварганить горячих бутербродов. Смеялись, подшучивали друг над другом, а потом ни с того ни с сего Степка меня поцеловал. Это было так неожиданно и непонятно. Потому что до этого в свои шестнадцать я ни разу не целовалась. То случившееся и поцелуем-то было сложно назвать: друг просто припал к моим сжатым губам и замер, глядя в глаза. Кажется, что мы целую вечность так простояли, пока моя голова начала внятно соображать, а пол под ногами перестал шататься.

Я отпрянула и провела пальцами по губам, ощущая, как они горят.

– Зачем ты это сделал? – спросила сиплым шепотом.

– Захотел, – капризно ответил.

– Не делай так больше.

– Хорошо, – согласился.

И больше не делал.

Никогда.

Но я все равно была на него зла.

Потому что мой первый поцелуй украл лучший друг, а я хотела вручить его тому, кто меня любит.

Я была наивна.

И немного романтична.

Как все девочки того возраста.

Но да, я не буду скрывать: я видела симпатию Степы. И мне она нравилась. Девочкам всегда льстит мужское внимание, даже если оно и не нужно, и мы не собираемся на него отвечать. Так работает наша природная женственность. Я всегда относилась к Степе как к другу.