Уроки зависти

Уроки зависти
Анна Берсенева

Подруги с Малой Бронной #1
Социологам известно, что зависть – самое сильное человеческое чувство. А Люба Маланина знает это не по социологическим исследованиям – по собственной жизни. Ну как ей не завидовать всем и вся? Подруги, с которыми в одном дворе на Малой Бронной выросла, смотрят на Любу свысока. Мужчина, в которого с детства влюблена, относится к ней с обидной покровительственностью. Смириться с тем, что вся жизнь пройдет на вторых ролях, как смирилась с этим ее мама? Но Любу зависть подталкивает совсем к другому решению: полностью свою жизнь переменить. И это ей удается! Осталось только дождаться счастья…

Анна Берсенева

Уроки зависти

Часть I

Глава 1

Ехали-ехали, как медведи, только не на велосипеде, а на серебряной машине, и все никак доехать не могли. А ведь думали, за полчаса доберутся.

– Ну, Сашка, где твое Шахматово? – спросил Федор Ильич.

– Не мое, а Блока, – ответила Александра.

– Блоку хорошо было на коне по таким дорогам скакать, а я подвеску угроблю, – заметил он.

Это было не просто резонно, а очевидно. Даже для Любы, которая про подвеску знать не знала, а только смотрела на Федора Ильича и чувствовала, как сердце ее сжимается от этого счастья – видеть его долго и близко. Так что она-то с радостью ездила бы по лугам хоть до ночи, и ночью ездила бы тоже. Но раз Федор Ильич недоволен, значит, надо найти это Шахматово поскорее.

Проселочная дорога, шедшая через прозрачный лесок, должна была бы именоваться просто бездорожьем. Ее указала продавщица из магазина, расположенного в дощатом вагончике. Вагончик стоял на перекрестке двух таких же проселочных дорог и выглядел в пустынных лугах фантасмагорически – что здесь можно продавать, кому? Непонятно!

На пороге вагончика сидела толстая веснушчатая деваха с сонным взглядом и лузгала семечки. За ее спиной виднелся уставленный бутылками прилавок.

– Шахматово? А вон туда езжайте. – Продавщица лениво махнула рукой прямо в луга. – Как лесочек проедете, так оно вам и будет.

– Странный какой вагончик, – сказала Александра, когда двинулись в указанном девахой направлении. – Как будто здесь когда-то была железная дорога, и он отцепился от поезда, и его забыли в траве.

– Вечно у тебя фантазии на пустом месте. И никакой он не странный, а просто дурацкий, – сердито возразила Кира. – Идиотский. И едем мы куда-то не туда, точно.

– А ты откуда знаешь, что не туда? – спросила Люба.

– Оттуда, что в Шахматово экскурсии должны возить, – объяснила Кира. – На автобусах, надо полагать. И не только летом. А по этому раздолбайству никакой автобус не пройдет, особенно если дождь или снег.

Словно в подтверждение ее слов, машину подбросило так, что у Любы клацнули зубы, и она больно прикусила язык.

Но все-таки по всему похоже было, что едут они правильно: и на карте Шахматово было обозначено именно здесь, в этом квадрате, и таджики, кажется, единственные здешние обитатели, которых они то и дело встречали в пустынных лугах, и теперь вот продавщица, явно местная, – все указывали именно сюда.

– Смотри, какие здесь рабочие продвинутые, – заметил по поводу таджиков Саня. – По выходным, что ли, усадьбу Блока посещают?

Это было в самом деле странно, но факт: все встречные таджики указывали направление на Шахматово сразу, без запинки.

И теперь оно было уже наконец близко, оставался только вот этот прозрачный лесок, пронизанный августовским солнцем и едва заметными в густой траве тропинками.

– Позарастали стежки-дорожки, где проходили милого ножки, – оглядевшись, пропела Александра. И увлеклась, продолжила: – Позарастали мохом-травою, где мы гуляли, милый, с тобою!

Голос у нее был красоты неземной, и песня звучала задушевно, хотя, Люба точно знала, никакой душевности в Сашке не было и помину. Она была капризная, непредсказуемая и любила на всем белом свете только себя. Но при таких чертах характера, которые не считала нужным даже скрывать, почему-то вызывала безусловную и всеобщую любовь. И добро бы у мужчин – это, учитывая Сашкину красоту, было хотя бы понятно. Но ведь и у всех живых существ, включая уличных кошек и домашних канареек, вот же в чем загадка!

– Птички-певуньи, правду скажите, весть про милого вы принесите, – легко подхватил Саня. – Где милый скрылся, где пропадает? Бедное сердце плачет-страдает!

Что собой в смысле душевности представляет этот Саня, Люба не знала: Сашка только сегодня утром привезла его на дачу и познакомила со всеми. Но вместе ее звонкое сопрано и его негромкий баритон звучали с таким пронзительным чувством, что хоть зарыдай в голос. Люба, во всяком случае, и впрямь шмыгнула носом – потихоньку, конечно, чтобы никто не услышал и не заметил.

Ладно она с ее сермяжными корнями, но эти-то оба откуда такие песни знают? Если и пели за деревенской околицей какие-нибудь их предки, то очень далекие.

«Училась бы я в консе, тоже бы так умела! – сердито подумала Люба. – Что особенного?»

Но в консерватории она, в отличие от Сашки и Сани, не училась, и не на что ей было сердиться.

Прекрасные голоса вырывались в открытые окна машины, пронизывали воздух, сливались с голосами птиц, перелетающих над стежками-дорожками.

– Ну вы даете! – сказал Федор Ильич, когда песня закончилась. – Чуть не зарыдал, честное слово.

Вот он-то, в отличие от Любы, ничего в себе никогда не скрывал и не стеснялся. Одно слово, Царь.

– Ты, Царь, чем рыдать, на дорогу лучше смотри, – скомандовала Кира. – Проедем сейчас какой-нибудь поворот, вовек потом это Шахматово не найдем. Далось оно вам!

Но проехать поворот они не смогли бы, даже если бы и захотели: никаких поворотов больше не было. Выйдя из лесу, сомнительная дорога закончилась вовсе, уперевшись в дачный поселок.

Старых домов в этом поселке не было, а были только совсем новые. На многих участках дома возводились как раз сейчас, и на каждой такой стройке работали таджики.

– Не подскажете, Шахматово где? – крикнул в окно машины Федор Ильич.

– Это Шахматово! – махнув прямо вниз, крикнул ему в ответ смуглый строитель, сидящий на стропилах крыши.

– Что значит – это? – возмутилась Кира.

– Царь, узнай толком, – распорядилась Александра.

Но Федор Ильич и без ее распоряжения уже выходил из машины.

– Так и знала, что ничего не найдем, – сердилась Кира, пока он разговаривал с таджиками; никаких местных уроженцев в обозримом пространстве не наблюдалось. – А все твои фантазии дурацкие, Сашка!

– Кирка, хватит нудить, – отмахнулась Александра. – На филфаке, между прочим, ты учишься, а не я. Так что Шахматово тебя должно больше интересовать. И как мы можем его не найти, если оно на карте нарисовано? Я своими глазами карту утром смотрела, Федька подтвердит.

– По-твоему, это оно и есть? – съехидничала Кира. – Сейчас таджики позовут Александра Александровича с Любовью Дмитриевной! Смотри, не прозевай.

Саня в их беседу не вмешивался – наверное, потому что в качестве гостя готов был ехать куда везут, а Люба – потому что ждала, когда вернется Федор Ильич, и, кроме этого, ее ничего не интересовало.

– Это действительно Шахматово, – сообщил он, подойдя к машине. – Они точно знают, второй год здесь работают. Про Блока понятия не имеют.

– Бред какой-то! – фыркнула Кира.

Огляделись. Кругом простирались все те же луга. Ни души не было на просторах, которые они только что проехали насквозь. Никаких усадеб, кроме вот этих недостроенных домов, в обозримом пространстве тоже не было и помину.

Александра прошла метров пятьдесят вперед и, обойдя вокруг, прочитала надпись на стоящей у дороги табличке, которую никто не заметил раньше.