Пришел с пыльным носом Гоша – он, оказывается, готовил свою машину к зиме в Ольгином дворе, потому что в родном дворе его машине не было места, а в гараже стоял старый, кривобокий «Москвич» отца.
– Гоша, я ж тэбэ? гука?ла, – плаксиво начала Нюся, – ба?тько Сашу чуть нэ убы?в.
Внук внимательно посмотрел на сестру, потом на отца, который облокотился о притолоку и выставил напоказ разбитую скулу.
– Я не пойму, кто кого убивал? – иронично заметил Гоша. Покрыть мови?лем уязвимые места у своей «четверки» для него в этот момент было более важным делом, чем семейные войны. – А ну вас, – махая рукой, он опять ушел к соседям.
Саша осмотрела немного помятое ведро, затем поставила его под колонку, открыв воду. Не успела она забрать полное ведро, как распахнулась калитка, и в уличном просвете нарисовался дед Валентин. Во всем была несвойственная для него резкость: в движениях, и даже в глазах – они были похожи на антрацит. Без вступления он возвестил:
– Фёдора мне, как брата, жалко, а Лида – сволочь!
«Конечно, сволочь. Просила шкаф для внучек, но куда там!» – поэтому, Саша не собиралась уточнять, тем более Нюся, обрадовавшись гостю, сахарно зазывала его:
– Сват, прохо?дь, проходь у ха?ту. Хоть ты ёго поругай.
Старики тяжело вползли в дом, Нюся усадила гостя.
– О, дядь Валь, – тоже обрадовался Анатолий, – Саш, у тебя нет пять капель? – заискивающе-буднично спросил он, сидя возле печи на венском стуле и держась рукой за печную стойку, напоминая худого безбородого Посейдона.
– Ктой-то тебе так? – дед заметил кровяной узор.
– Я, – спокойно призналась Саша.
Дед хоть и понял, что не зря дошло до членовредительства, однако, выказал интерес:
– За что?
– За Тамару Бурдючиху.
– Тамара… Тамара… У ней и брат есть?
– Есть.
– Это те, что свою хату бросили, а ее разбомбили?
– Они самые.
– Чего бы не жить? Вода в доме есть, хатка хорошая. Сейчас еще стены и крыша стоят, остальное всё посрывали. Так, а сами они де живуть?
– У цыганей прислуживают.
– Молодые, и опустились до последней степени, – дед вздохнул и вроде бы успокоился. Саша ушла за водкой в свой дом, где было спрятано несколько бутылок – остатков от похорон. Войдя с двумя рюмками, водкой и тарелкой закуски она услышала оправдание отца:
– Мне женщина нужна.
Дед учил, что надо искать порядочных женщин, а не шаромыг. Нюся укоряла за неувиденных невест от дальних родственников, по ее разумению, именно одна из них и была бы подходящая.
– Нэ то, шо Нына. Хоть бы раз рубаху ёму простирнула.
Саша не стала слушать эту галиматью и ушла с несвежими раздумьями об отце: «Вот примитивщина – ревет, как марал в брачный сезон на всю округу. Почему же Гоша не таскает девок в дом? Потому что воспитан, он еще маме говорил, что тогда познакомит с девушкой, когда будет уверенность в серьезности отношений. А папаша – ни стыда, ни совести».
Добрые уличные вестники проинформировали Сашу о том, как Бурдючиха получила неизгладимое впечатление от посещения дома Анатолия. Цыганки таращили глаза от описанных зверств дочери, подтрунивали над Тамарой – мол, еще пойдешь в гости? – и пустили по цыганам слух: Саша страшный человек.
Через пару дней под предлогом взять у внучатой племянницы мелких гвоздей с большими шляпками пришла Лида.
– Люди говорять, что ты сказала – родня не дали ни копейки на похороны Мани.
– Так это же правда. А какие люди? Впрочем, я знаю, – Саша вспомнила, как она удовлетворила любопытство соседки, тети Любы Плахтюковой, конечно же не рассчитывая, что она начнет склочничать.
– Я говорю – не дали. Продадуть внуки дом и окупять расходы.
– Насчет расходов – они оказались больше в три раза, чем могли быть. А за дом много не дадут – во-первых, во-вторых – еще продать нужно. Молостиха собирается покупать, дает только четыре миллиона, и тех нет. Место – на любителя: рядом тропа в этот гадюшник-карьер, сзади цыгане, перед тропинкой тоже цыгане. Устроили торговлю наркотиками; покупают наркоманы зелье и по тропинке в карьер, там и растворяются. Из бабушкиного дома хорошо слышно «топ-топ» и днем, и ночью.
– Я думала, что в Фениной хате русские живуть, а ты говорышь цыгане.
– Приехали из Ровеньков, расползлись по всему поселку и сеют зло.
– Куда же милиция смотрыть?
– Милиция с них дань собирает, еще предупреждает, когда облавы будут.
– Ну, надо же?
– Вот пусть оденет дед Федор свой полковничий мундир и стукнет кулаком по столу под носом у начальника горотдела – когда порядок будет?
– Ха-ха-ха-ха, – рассмеялась Лида, – порядка во всей России нету. Пенсию задерживають, шахтерам не платять, народ злой. А дед Федор уже негожий, с бутылочкой ходить – ему ж операцию делали. А у нас на днях Валентин был, – «Уже теплее» – подумала Саша, – хвалился:
– Прышел на работу, говорю, сестра померла. Мне начальник – беры, Филиппович, любые доски, делай гроб. А я не стал. Кабы мне внуки дали пять тысяч, тогда бы сделал.
– Мы за четыре с половиной купили уже обитый, – вставила Саша.
Я ему:
– Чем хвалися? Родная ведь сестра была, хоть бы постыдился такое говорыть.
Он:
– Не встревай, я до брата прышел по делу. Мы, Федор, прямые наследники, давай в наследство вступать.
Так Федор – молодец, правильно ответил:
– Если я помру, значить, ты и у моих внучек всё заберешь?
Дак он аж побелел…
– Я там всё делал.
– Делал, так тебе Маня платила и кормила.