По наследству

– За то, что нужно думать сначала, а потом уже делать, – и Саша пошла к выходу.

– Я с тобой разберусь, – пригрозил ей вслед отец.

– Ты с собой разберись.

Досада засосала умиротворенность и мысли об отдыхе. Накормив Нюсю, Саша тупо выслушивала бурчание бабушки, складируя воспоминания о похождениях отца на пыльную полку с названием «скука».

Любовные авантюры Анатолия уже год донимали домочадцев. На второй день после похорон жены он сделал безобидное предложение двоюродной сестре Валентины, когда поджидали южный поезд для отъезда сестры. Услышав, как отец уговаривает тетю остаться, Саша расценила это как заботу о бедной родственнице, которая приходилась ей крестной матерью. К счастью, подошедший поезд унес эту бредовую идею вместе с крестной.

«Неужели он имел на нее какие-то виды? – задумалась Саша, – она моя крестная, а ему кума и вдова его младшего родного брата».

Крестная для Саши в детстве была человеком, который вызывал жажду видеть его, увидев – не отпускать от себя, а, расставаясь – мечтать снова увидеть. Крестная вышла замуж гораздо позже сестры, часто бывала в доме удачливой, как всем казалось, Валентины, и познакомилась с Виктором – младшим братом Анатолия. Какие-то чувства возникли, но Виктор неожиданно женился на другой. Маленькая Саша, не понимая любовных терзаний, заметила только, что крестная стала худеть и блекнуть, и уже нельзя было хвастать фотографиями, на которых красавица превратилась в вымученную женщину. Наконец, она тоже вышла замуж и родила двоих детей. Потом, все-таки развелась с непутевым мужем. Приехав к родственникам с младшим сыном еще до замужества Саши, бывшие влюбленные увиделись. Виктор тогда жил в теперешнем Сашином флигеле. Из «многоженца» любовь к вину сделала его одиноким человеком. После отъезда гостьи он немного воспрял, иногда показывал письма от крестной и даже спрашивал у Саши совета – не переехать ли ему к ней.

– Не повтори прошлых ошибок, – предупредила племянница, искренне желая двоюродной тете по матери и родному дяде по отцу семейной идиллии.

Виктор, как и всегда с ним случалось, начал хорошо на новом месте. Подремонтировал кое-что в квартирке крестной, устроился снабженцем во всесоюзный пионерский лагерь «Орленок», и расписался с очередной женой. Но пристрастие к вину и вздорность после его употребления уничтожили мир и покой в новой семье. Нашли его на берегу горной речушки мертвого с недопитой бутылкой водки.

Валентина, Саша и Георгий опасались, что старая Нюся не перенесет смерть своего любимчика, младшенького. Однако Нюся выдержала. Ровесница века, пережила раскулачивание родителей, а потом их голодную смерть на чужбине, бомбежки и лишения отечественной войны, послевоенную нелепую смерть старшего сына, куски которого от взрыва найденного им авиационного снаряда, собирала по всему полю, она и в этот раз покорилась суровой неизбежности.

Анатолий забыл о сестре Валентины раньше, чем она ступила на перрон своего Туапсе. Потому что прямо в этот же вечер он подходил к двум вдовым соседкам предпенсионного возраста присвататься. Соседки хоть и были немного польщены, но сказали, как отрезали, что возиться с мужем они отвыкли.

«Наверное, это шутка», – подумала Саша о сватовстве, и с рвением заботилась об осиротевшем отце. Каждое утро наглаживала ему брюки и рубашку, разнообразила готовку, в то время как себе самой было некогда постирать единственное платье, благо, то было не маркой расцветки. Заботу Анатолий не только не ценил, но даже придирался без повода.

– Валя лу?че готовила, – говорил он Нюсе.

– Н-е-е-е. Саша лу?че, – спорила Нюся.

Поехав в Ростов в числе делегатов от мебельной фабрики на конференцию, дочь выискала в универмаге две рубашки благородных серых тонов в редкую полоску, и надеялась обрадовать отца.

– Тюремные, – с раздражением заметил он и небрежно швырнул на стул. А на замечание, что нужно переодеваться, когда работаешь во дворе, отец истерически заявил:

– Я сам буду себе стирать.

Саша знала, что это фарс, поэтому утром принялась чистить его костюм и гладить свежую рубашку, только делала это без души. Мостики, связывающие ее с отцом, каждый день расшатывались и редели, возвещая о том, как река неприязни совсем разделит их на два берега – крутой левый и равнинный правый.

– Батько жэ?нэтся! – с холерическим выражением лица сообщила Нюся на двадцатый день после похорон Валентины.

– Не рано ли? Не зря мне приснилась крупная сучка в нашем дворе, – не удивилась Саша, так как доверяла своим снам, однако, за уточнением отправилась к отцу. Тот еще лежал под одеялом, но не спал, а как показалось ей, пребывал в мечтательном настроении.

– Ты собираешься жениться?

– Ну да.

– Когда была жива мама, у нас случился доверительный разговор, она, наверное, предчувствовала свою смерть; так вот, – после паузы, Саша продолжила, – я дала ей слово, что в этом дворе не будет жить какая-то там новая жена, а моя мачеха. Обещания свои я привыкла выполнять, – она вдруг почувствовала, как не в силах удерживать гнев, и он дуется и торчит, будто свитер из чемодана, – и потом, еще не было сорока дней. Где же приличия?

– Сорок дней отметим, а после я постараюсь всё устроить так, чтобы вас с Гошей не обидеть.

Анатолий, помимо сжигания старого бурьяна, когда разозлился на дочь за совет переодеваться, еще для дома привез машину чернозема и два мешка капусты. Когда разворачивался грузовик с черноземом, то нечаянно повредил угольный сарай Насти Балаболихи. Хорошо, что хозяйка считала главным предначертанием в своей жизни приятно провести время в компании собутыльников. Анатолий загладил трещины на стенах сарая раствором, а сердце Насти смягчил бутылкой водки, которую они вместе и распили под обширным кустом сирени Балаболихиного палисадника. Капусту Саша с Ольгой порезали на засолку – но, доверяясь подруге-повару, Саша поняла, что они переборщили с солью, и капуста не удалась. Сорок дней Валентине отметили достойно – в кафе, Анатолий принимал большое участие, однако, на этом список его добрых дел для семьи закончился. Теперь он занялся строительством личного счастья.

Даже не глянул Анатолий на двух промежуточных невест, со слов дальних родственников, женщин степенных, со своими домами, с взрослыми, отдельно живущими детьми. Но они выдвинули одно требование: чтобы супруг был непьющий или малопьющий.

– Пил, пью, и пить буду, – просил передать он невестам.

Получается, Нина Михайловна Багряницкая, главный бухгалтер фрунзенского продовольственного магазина приснилась Саше в образе собаки, пришедшей во двор. Познакомила Анатолия с бухгалтершей свояченица Михалыча Галя – продавщица, преследуя две цели: выдобриться перед начальницей, и чтобы хороший мужик не пропадал. Она расхвалила на все лады Анатолия, и бухгалтерша, учитывая, что Михалыч не будет дружить абы с кем, рискнула на знакомство.

Саша изредка видела эту женщину в магазине. С узкой костью и довольно сухая, она всегда держалась так строго, что казалась суровым человеком, а ее лицо с правильными чертами, было ощущение, не знало улыбки.

Учитывая желание отца обязательно жениться, дочь ничего не имела против Нины Михайловны, потому что была уверена – жить к ним она не пойдет, а у отца будет хоть какая-то цель в жизни. Саша не испытывала ревности к подаркам, которыми отец задабривал свою пассию и ее дочь – студентку, тогда как собственную дочь он на протяжении нескольких лет забывал поздравлять с днем рождения. К негодованию Нюси, он отдал ножную швейную машинку родственнику Нины Михайловны.

– Сашок, давай втя?нэм до тэ?бэ ма?тэрину машинку.

– Ба, пусть отдает.

– Ну як жэ пусть?

Переругавшись с Нюсей дома, Анатолий пришел по ее следам к Саше.

– Мать сказала, что тебе нужна машинка.

– Не нужна, – с театральным восторгом ответила дочь.

– Я эту машинку покупал…

– Конечно, ты. Ты и эту покупал, – Саша указала на шкаф, где стояла старенькая подольская машинка, которую Валентина подарила ей еще в пятом классе, – маминого ничего не было, всё только твое. Так что забирай.

Оскорбленный непониманием, он пошел за родственником Нины Михайловны и вместе они увезли машинку.

Саша много потворствовала отношениям отца с бухгалтершей. Не раз уговаривала его не увлекаться выпивкой и следить за своей внешностью. Поначалу у родителя все складывалось неплохо. Он даже ходил кормить кур и работал в саду, пока Нина Михайловна гостила у родни на Украине. Сашу многое удивляло; в первую очередь то, что теперь отец приходил вовремя с работы. «Мама всю жизнь его поджидала да выглядывала, а он не торопился». И поражала нестыковка между тем, как он убивался на похоронах – дети опасались, что он не переживет горя, – и тем, как быстро стал искать замену жене. Но удивляйся – не удивляйся, а куда денешься от отцовских штучек.

– Пода?ркы йэы? но?сэ, а обсти?руешь ёго ты, – ворчала старуха.

– Так не зря она бухгалтер – всё прикидывает, да рассчитывает, – с оптимизмом в голосе поясняла внучка.

Домашние ждали – вот скоро Нина Михайловна заберет Анатолия к себе, и заживут они тихо – мирно. Но это событие отодвигалось и отодвигалось. То кто-то сказал жениху про какие-то давние ее отношения с кем-то, и он устроил разбирательство. Саша увещевала:

– Зачем ты собираешь сплетни? Человек жил без тебя почти шестьдесят лет, и чего ты хочешь от нее? Она не гулящая, это точно. Так что извинись, и больше спрашивай с себя, чем с других. Опять в подпитии?

– Ну, выпил пять капель… Ладно, пойду мириться.

«Молодые» помирились, но Саша продолжала обстирывать отца, а Нину Михайловну продолжал точить червь сомнения. Только ее дочь-студентка свыклась с бой-френдом матери, как зависла новая угроза – старший сын скооперировался с Анатолием, и повадились они «соображать» на бутылку.

В побегушках да в ухаживаниях прожил Анатолий осень, зиму и весну. Летом, Гала продавщица пригласила его с Ниной Михайловной на свадьбу своей дочки. Анатолий не сдержался в рамках приличий – из-за пустяка поссорился с Ниной Михайловной, и даже сделал попытку замахнуться на нее. Вор в законе Стародубец, как почетный гость и кум Гали, дал указание вывести скандалиста из-за стола. Привыкший «держать верх», Анатолий только благодаря водке и тиранству над дряхлой своей матерью вернул душевное равновесие.

Почти всегда под градусом, он вспоминал былые грешки матери: что была деспотична к покойной жене; что вовремя не искала потерянных при раскулачивании троих детей от первого мужа. А она пыталась тщетно их искать сразу, но были трудности того времени, да новая семья, и еще посыпались дети от Тимофея один за другим, так что сын и две дочери выросли без нее. И вообще, в данный момент было жестоко терзать почти столетнюю старуху, которая всегда о себе говорила к любому случаю: «я, грешница, сказала» или «я, грешница, подумала». Ко всем скелетам из шкафа, прибавилась еще одна проблема – Анатолий стал забывать, куда спьяну кладет деньги. Вместо того, чтобы искать свои капиталы, он вначале устраивал скандалы Нюсе.

– Сашок, зно?ва ка?же: «Убью. Дэ мои гро?ши?» «Та нэ знаю, нэ ба?чила. Та и на шо воны? мэни?? Я пенсию Саше виддаю?, а от тэбэ? вона? нэ возьмэ?».

Саша шла и прорабатывала отца, и конечно, в его глазах была дрянь – не человек. Для дочери отец был мрачноватой загадкой очень давно. И если раньше мрачноватое впечатление освещалось матерью, которая будто фонариком подсвечивала его достоинства – а они, конечно, были, – то теперь разница не характера, а интеллекта никак не могла зажечь даже искру. В потемках отцовской души дочь только натыкалась на кучи строительного мусора того, что осталось от его достоинств.