Человек внутри

– Возможно, когда я попаду на другой берег, то не смогу больше услышать тебя. Перед тем, как я сяду в лодку, ты скажешь номер вашего дома и номер улицы. Ты узнаешь меня по сумке и золотистому загару. По тому ещё, как я говорю. Запомни голос.

Глава четвёртая

Над лесистым островом, как назло, не затихал нудный ливень.

Лёша, никуда не сумев уйти, проводил дни с Авророй, которая с мученическим видом лежала на пухлой подушке и тонко и жутко кашляла. Она простудилась, когда играла резво под дождём и ловила лягушек.

– Ну, что же тебе хочется? – спрашивал Лёша. – Может, тёплой воды? Или варёного мяса?

Он чесал тусклую шерсть на большом животе и мягко гладил рукой за повисшим ухом. Аврора неотрывно глядела в его глаза с безграничной любовью, после ластилась и покусывала слегка пальцы с нежностью.

Бывало такое, что бабушка поднималась в комнату за полупрозрачной бумагой, на которой записывала старинные рецепты. Она стучала тихо-тихо в дверь, чтобы напрасно не побеспокоить больную собаку, и переступала неслышно за порог в стоптанных туфлях. Окидывая одобрительным взглядом Лёшу, бабушка переводила глаза на Аврору и плакала.

Неизвестно было Лёше, отчего старые люди льют часто слёзы, и почему незначительное трогает их за живое. Он смущался, когда не понимал некоторых чувств, хотя и сам был переполнен ими.

Тридцатое июля, суббота, 2050

Мне жаль, что я не могу сильно помочь Авроре. Мама почти не говорит со мной о её выздоровлении, возможно, потому что не хочет огорчать. Папа отвозил Аврору в город к врачу, и я разузнал подробности болезни. Простуда не смертельна, и она не умрёт, как я подумал глупо.

Я составил подробный план моего путешествия и приготовился к отплытию во вторник, когда родители будут заняты на работах. Бабушка спит допоздна, её трудно разбудить. Часто она вовсе не завтракает и начинает день с обеда.

Я бегал за старой лодкой в кладовую и уже привязал её в надёжном укрытии. (Если шагать дальше по берегу, можно прийти к скале со сквозной пещерой.) Собрал сумку с дневником и с альбомом на случай, если закончится первый. Алисе же я успел сообщить, что пущусь странствовать. Она злилась, морщила носик, и я прекрасно понимал, почему она считает меня безрассудным.

Мне не страшно уходить. Я не знаю пока тяжести разлуки нежной, как некогда выразилась Алиса. Она нередко говорит умные слова и делает это таким образом, что её все со вниманием слушают. Я не слушаю, но прислушиваюсь, поэтому Алиса звонко смеётся. Помимо письма она умеет вышивать. Я видел, что она приносила вышитую крестом картинку маме, и та ласково хлопала её по плечу. Картинка была прелестная. Я попросил Алису обучить меня шитью, но она сперва отказалась.

– Какое шитьё? Это дело не для мальчика. Из мальчика выйдет отличный писатель, архитектор, врач, да даже танцор, но никак не вышивальщик, – добавила она сухо.

– Всё не так!

– Что, всё?

– Мы можем быть кем угодно! Ты спроси у моего папы, что он делал в детстве. Он был увлечённым мальчиком и учился всему, что любил.

– А что он любил?

– Искусство любит и бисером узоры рисовал. Я как-то спросил его о хобби.

– Как же рыбалка?

– Рыбалка – это труд.

– Но он много сил вкладывает в него, – возразила Алиса.

– Он бы не был моим папой, если бы только трудился. Хобби для сердца. Никакое сердце не выдержит изнурительного труда, если не подпитывать его любовью и творчеством.

На Алису фраза произвела желаемый для меня эффект.

Она пришла к нам в гости, и я показал ей простые воздушные узоры. Все они были красивыми. Она успокоилась, достала из рюкзачка ткань и красноватую нитку с иглой и вышила шляпу мухомора. Я же доделал тонкую ножку и белые пятна, негусто покрывающие шляпку. Я был доволен тем, что сделал и в хорошем настроении поиграл с Авророй. Она впервые поднялась шустро с подушки и схватила резиновый мяч в зубы. Её болезнь прошла совершенно неожиданно.

Алиса пообещала, что не выдаст меня, если её спросят, где я нахожусь, и ответит при крайней необходимости, когда пройдёт время. Мне оставалось дождаться нового дня.

Я не слышал Никиту, но мне и не хотелось. Нам было хорошо, когда мы молчали. Он по одну сторону изрезанного берега, а я по другую. Мы больше раздумывали над тем, что скажем при встрече друг другу, и привыкнем ли общаться вживую.

Лёша осуществил первоначальную задумку. После ухода родителей он поцеловал в лоб спящую бабушку, оделся чуточку теплее, чем одевался ранее, прихватил сумку с запасом бумаги, карандашей, банок с кабачковой икрой и домашних рогаликов на сметане и ушёл к скале. Он отвязал лодку и, забравшись внутрь, услыхал тотчас же оглушительный лай.

– Девочка, остановись! – потребовал Лёша. – Я не возьму тебя. Мы договорились же, пока ты болела.

Стряхнув с морды цветочную пыльцу, Аврора продолжила взбираться по острым камням, не жалея лап. Она не понимала, отчего её друг ввязывается в приключение, но желала пойти с ним, куда бы он ни направился.

– Не могу. Ты же понимаешь, что я не на прогулку иду. Море не для маленьких и хрупких. Прощай, Аврора!

Лёша миновал скалу и, выйдя на свет, с большей силой начал грести вёслами. Он оглянулся в сторону берега, чтобы отыскать глазами собаку. Её нигде не было. Он забеспокоился, что Аврора прыгнула за ним.

«Нет, не утонула. Она умная, так что я не буду бояться. Верно, она убежит сейчас домой. Как хорошо, что она не человек и не умеет говорить», – думал Лёша.

Поднялось розоватое солнце и окрасило воду фиолетовым, жёлтым и пурпурным. Горизонт был сиреневым, как нежный плоский лепесток. Волнистыми невесомыми полосами плыли облака.

Было скучно и одиноко сидеть одному в лодке среди пустого ленивого моря.

Лёша дышал глубоко и тяжело, вёсла в его напряжённых руках стремительно соскальзывали. Сердце с непривычки билось учащённо. Он остановился рядом с маяком, чтобы дать себе передохнуть, хорошенько обтёр влажный лоб и позвал сухим голосом Аврору. Но Авроры больше не было. Она бегала далеко через шуршащие кусты пахучей полыни, подглядывала за куколкой, не появившейся не свет бабочки, и зализывала раны на мягких лапах, а может быть, спала в грубо сколоченной будке.

Лёша нарисовал в дневнике собаку, точь-в-точь такую же, как Аврора. Когда он в который раз окинул взглядом, полным надежды, путь, который прошёл, невдалеке от берега замигала блестящая точка. Лёша развернул неуклюже лодку и направился к ней. Точка оказалась позолоченным ошейником с выгравированным красивым именем.

– Скорее залезай ко мне! Ну же, тихо, тихо, отдышись.

Лёша затащил мокрую собаку в лодку. Аврора развеяла его смертельную тоску и, отряхнувшись несколько сердито, высунула язык.

Лёша пригрелся на солнце. Его клонило в сон.

– Эх, не надо мне спать. Я так всё самое интересное пропущу. Вперёд! Девочка, взбодри меня.

Аврора, точно улыбнувшись, встала на задние лапы, чтобы показать очередной собачий фокус. Она изящно балансировала и виляла липким хвостом в лодке, пока та не качнулась резко набок, и Лёша, решивший устроить перекус, подавился рогаликом и глухо закашлялся. Он остановил танец молниеносным движением ладони и поправил кепку на голове.

– Теперь я точно не усну. Хочешь, я спою песню? – спросил Лёша, убрав выпавшую банку. Аврора чувствовала, что друг обращался совсем не к ней. Она легла расслабленно под ноги.

Лёша потрепал Аврору за шерсть, с которой ещё стекали капли, взмахнул вёслами энергичнее и запел.

Громкий и пронзительный куплет он исполнил вместе с Никитой.

Музыка закончилась, когда завыл недобрый ветер. Чистое ласковое небо мгновенно затянуло тучами, и Лёша снял кепку и закутался в оранжевый дождевик. Он отдал несколько ложек икры голодной и продрогшей Авроре и остановил лодку в нескольких метрах от нового маяка с блёклыми цветами. Подобные маяки он рассматривал в толстых книгах с чёрно-белыми картинками.

– Смотри, мы можем укрыться внутри!

Разбушевалось море. Чёрные волны пенились, раскачивая нещадно лодку.

Лёша отложил вёсла, и на мгновение ему показалось, что весь мир затих в невыносимом ожидании. Он хотел было вытащить лодку на ступени, перепачканные тиной, но до него донёсся дикий рёв. Аврора затрепетала от ужаса. Она смотрела огромными глазами на высокую мутную волну, которая неслась бешено на них, и жалобно плакала.

Лёша оставил лодку, схватил Аврору и прижал её испуганно к груди.