Человек внутри

Когда лодка остановилась, он раскрыл дневник и положил его на колени.

– Он намокнет. Как напишешь на мокрой бумаге?

– Пока мы стоим, я всё сделаю.

– Не укачало? – спросил папа. В его взгляде читалась забота.

– Совсем нет… Ах, бедная Аврора, бедная девочка! Говорил же, проблемы одни от тебя.

Она подняла вопросительно морду.

– Да, я говорю о тебе, – утвердительно кивнул Лёша.

– Что это с ней? Хотя, понимаю. У неё первый выход в море. Ты, наверное, считаешь, будто я запрещал раньше, потому что не хотел и ленился.

– Нет, что ты! Знаю, как в море опасно. Я был маленьким, но я точно помню, что уже был так далеко от берега. Хочешь послушать, что я уже написал за сегодняшний день?

– Я же отвлеку тебя. Лучше напиши, пока не покатили на маяк. Вон он!

…Да как же. Оно молчит. Молчит море, что мы рассекаем на лодке. Как весело, как легко нестись навстречу небу, что обнимает нас! Как бесконечен безбрежный простор!

В глубине моря живут всякие чудовища, но ни одно из них пока не вышло на поверхность.

Я не унываю, что не вижу никого, кроме папы и чаек. Я чувствую – это катание изменит меня.

Я пишу о всём, что меня будоражит, и не могу остановиться. Интересно, есть на свете люди, которых письмо воодушевляет так же сильно, как и меня? Есть писатели, которые пишут о любви, о тайнах, о приключениях, и все они очень похожи друг на друга, ведь они несут свет и помогают людям. Хорошо ещё, наверное, иметь музу! Я не думаю, что писатель без музы не является писателем. Только с музой всё происходит намного увлекательнее. Я нахожу своих муз в природе, потому что с детства близок к ней. Мои музы дремлют под ветвями старого дуба, растущего за домом, нашёптывают мне разные приятности, выходя из пены морской. Я люблю их за то, что они всегда рядом, и готовы помочь, как и родители.

Вот, папа кладёт мне руку на плечо, как мама на кухне. Он также трогателен, как она, и он не знает, насколько сильно мне нравится маяк. Папа говорил, как раньше маяк освещал путь всем великим мореходам, что долго странствовали и открывали новые земли. Давно это было. Сейчас же электронные лампы не горят, и он стоит одиноким столбиком возле скал, и никто не знает, что находится внутри него. Я считаю, что ничего. Но я проверю, если так надо будет, и заберусь наверх с Авророй. Если будет закрыт вход на маяк, то я обязательно спрошу папу, зачем его закрыли и кто. Зачем нам мучиться с дверью? Я ведь так хочу распахнуть её широко-широко, побежать по ступеням к фонарю и посмотреть на море с высоты!

Аврора грустит. Она несчастное создание. Ей только два года, она юная и пугается любого шороха. Я же боюсь, что она убежит от нас навсегда из-за меня, потому что я не забочусь о ней, как нужно. Я смеюсь над ней, и мне бывает стыдно. У неё огромное сердце, оно намного больше, чем у меня, чем у папы и мамы, чем у бабушки. Оно несоизмеримо огромное по сравнению с нашими маленькими человеческими сердцами…

Заработал моторчик. Они подплыли к маяку, и Лёша выбрался из лодки, чтобы размять ноги. Он забрал сумку и поднял на руки тихую Аврору, испытывающую ужас.

– Ну же, побегай здесь, пока стоим.

– Она до сих пор нервничает? Ай, оставь её уже в лодке, пусть лежит там!

– Нет. Она должна быть смелой.

Лёша опустил Аврору, и она остановилась, поджав хвост.

Время от времени вздымались тёмные волны и накрывали ветхий мост, ведущий к полосатому маяку.

– Я хочу наверх.

– Зачем это тебе?

– Уж очень интересно. Пожалуйста, ты можешь идти первым! – протянул Лёша.

Он потянул за ручку двери. Та распахнулась без особого усилия, и наружу потянуло душной сыростью. Лёша зажал нос пальцами, чтобы не чувствовать тошнотворный запах плесени, скрылся позади папы. Он зажёг фонарик, который всегда носил при себе, и ступил в узкое полупустое помещение с круглыми стенами. Лестница шла прямиком к главной части маяка через кладовую и другую запущенную комнату, в которой лежал старый коричневый шкаф и стояла убогая кровать.

Приходилось на носочках ступать предельно осторожно и медленно по неустойчивым ступеням. Лёша оступился на середине пути и, невольно охнув, крепче схватился за папин рукав.

Наверху он высунул голову из расколотого окна, закричал громко-прегромко: «Я здесь!» – и разбудил мирно спящих чаек. Они встрепенулись крыльями, покинули гнездо и улетели за светлеющий горизонт.

Мир был огромным и таинственным. Лёша хотел скорее повзрослеть и полностью изучить его.

– Не порежься.

– Постараюсь.

Он походил по разбитому стеклу и вдруг услышал громкий голос в отдалении.

«Это я здесь! А где ты?» зазвучал он явственно.

– Пап, ты ничего не слышал? – спросил Лёша и затаил дыхание. Он твёрдо верил, что голос ему всего-навсего почудился. Возможно, это были проделки ветра, усиливавшегося снаружи, или беззлобные шутки волн.

– Я слышу только тебя. А что?

– Я принял шум воды за нечто другое.

– За что же?

– Ты не поверишь. Кажется, что под маяком стоял мальчик. Он что-то сказал, а после замолчал. Я не понимаю, кем он может быть.

– Это была вода, – сказал с неловкостью папа. – Больше ничего. Да ты успокойся, подыши глубже воздухом, и всё пройдёт. Представляешь, я бы никогда не поднялся сюда, если бы не ты, – перевёл он тему разговора. – Я вообще бы мало чего сделал без тебя.

– Например?

– Я всю жизнь жил у моря и никогда не любил его. Не знаю, как такое возможно. С твоим появлением я захотел впервые пойти на лодке. А когда тебе исполнилось шесть, и ты торопился к берегу, то впервые очутился на волнах. Твоя любовь была настолько сильной, что передалась мне.

– Так не бывает. Но я верю, что с тобой произошло именно так.

«С кем произошло? Ну же, ответь мне, неизвестный мальчик!» задрожал голос, точно говорящий собирался плакать.

Лёша попробовал прогнать голос и бросился с раздражением вниз по лестнице. «Кому вздумалось подшучивать надо мной? Я разберусь с шутником, чтобы не доставал меня. Сумкой зашибу», – подумал он.

Папа в растерянности побежал за ним, и когда они оба спустились наружу, то никакого другого мальчика не заметили. Аврора гуляла на мосту, весело махая хвостом, когда её окатывали пышные кружева пены. Она тотчас рванула к Лёше и залаяла, когда ощутила его смутное беспокойство.

– Да что с тобой творится?

– Я очень устал, – сказал он. – Домой хочу.

– Ты был так взволнован, когда собирался сюда, – заметил папа. – Как дневник? Хорошо пишется?

– Отлично, – огрызнулся Лёша. – Больше ничего не скажу, извини.

– Я не буду спрашивать. Потом, может быть, как ты успокоишься.