– Принесите еще простыней, быстро! – приказал доктор. – И выйдите: так будет лучше и вам, и миссис Эванс.
С каждой минутой боли тело обессиленной женщины охлаждалось, по лицу побежали прохладные капли пота. Элинор перестала часто дышать, на мгновение замерла и в последний раз напряглась, чтобы помочь ребенку появиться на свет.
Крохотный малыш оказался в руках доктора. Маленький, легкий и розовый младенец закричал и тут же притих, впервые оглядывая мир.
– Это девочка! – с улыбкой произнес доктор Хилтон, укутал малютку в широкие простыни и положил на грудь матери. В голове мужчины пронеслась тревожная мысль, но он решил проверить догадку, прежде чем делать поспешные выводы.
Счастливый отец, узнав о рождении дочери, влетел в комнату и кинулся к жене.
– Какая она крошечная, дорогой! Посмотри на эти маленькие пальчики, —промурлыкала миссис Эванс, целуя ноготки дочери.
– Бетти! Мы назовем ее Элизабет, – решил банкир и погладил жену по волосам.
Спустя несколько минут нежный покой семьи нарушил доктор Хилтон. Он вежливо постучался и попросил малышку, чтобы осмотреть ее после тяжелых родов.
Опасения подтвердились. Хрупкие ножки девочки в утробе Элинор не развились до конца. Врожденная болезненность матери или злой рок – доктор не знал виновника болезни. Рожденная семимесячной, Бетти никогда не сможет догонять сверстников, танцевать на балу и уверенно шагать по жизни. В лучшем случае – хромота, в худшем – полное отсутствие движения.
Доктор Хилтон глубоко вздохнул и вошел в спальню мистера и миссис Эванс.
– Выйдем на минутку, Эванс.
– Спасибо вам, доктор! Кто знал, что девочка родится так скоро… Я обещаю, в больнице вам утроят жалование, – щедро уверил банкир, наливая в бокал вино из толстостенной бутылки.
– Мне нужно кое-что сказать. Только, прошу, сядьте, – вздохнул доктор Хилтон и подошел к окну, повернувшись спиной к Эвансу. За окнами разгорался новый день, голубая акварель неба наполнялась цветом, солнце медленно нагревалось, меняя цвет от рыжего к золотому.
– Ваша дочь родилась недоношенной. Все органы здоровы, но…
– Говорите же!
– Ноги Элизабет плохо развиты. Чувствительность одной стопы почти отсутствует. Мне жаль, никто не мог предугадать этого. Малышка полностью здорова, сердечко бьется очень бойко! Только ноги… Ваша дочь, может, и научится ходить, но каждый шаг будет даваться ей с трудом. Мы будем наблюдать за ее развитием и сделаем все, что в наших силах.
– Как такое могло произойти? Почему это случилось? – завопил отчаявшийся мистер Эванс и выронил бокал с вином. Осколки разлетелись в разные стороны, на пронзительный звук прибежала горничная.
– На определенном этапе развития ребенку не хватило сил и питания для правильного формирования тканей. Возможно, ваша жена в тот момент была слишком слаба и…
– Как мне, Мартину Эвансу, жить с этим?! Вы представьте, только представьте картину: в наш большой дом съезжаются нарядные гости и видят больного ребенка, сидящего в кресле! – от боли и злости Эванс сжал кулаки настолько сильно, что его пальцы побелели.
– Вам придется научиться любить дочь безусловно, мой друг, – доктор положил большую ладонь на плечо несчастного банкира. – В моей практике были случаи, когда конечности вдруг обретали чувствительность. Возможно, и Бетти однажды сможет шустро передвигаться. Лучшее лекарство для ребенка – безусловная любовь и забота родителей. Еще четверть часа назад вы, обезумевший от счастья, были готовы расцеловать малютку просто за сам факт появления ее на свет. Она ведь еще не знает о своем диагнозе. Роды были сложными, вашей дочери повезло выжить, будучи такой крохой. Благодарите Создателя и помните – любовь исцеляет боль.
– Я… Я должен сказать жене, – севшим голосом прошептал Эванс, вытер лицо и исчез за дверью.
Спустя пять лет в особняке Мартина Эванса устраивали бал по случаю дня рождения хозяина. Со всей округи были приглашены самые достойные семьи, влиятельные чиновники и старые друзья банкира. Они вальяжно прогуливались в большой зале, обсуждали свежие светские новости и оживленно любезничали друг с другом, рассказывая о своих приобретениях и удачных вложениях. В тот вечер на пороге вновь показался доктор Хилтон.
Дверь семейному доктору открыла малышка Бетти. Обутая в крошечные туфельки, она уверенно шагнула навстречу Хилтону и подарила ему самую очаровательную улыбку.
Глава 3
Книги рождаются в миг, когда в душе писателя сливаются воспоминания и мечты, страхи и ожидания.
Лоран, прожив на свете двадцать пять лет, испытал столько, что впечатлений хватило бы на целую библиотеку. Рожденный от случайной любви солдата и служанки, он воспитывался в лоне материнской ласки и был для одинокой женщины счастьем и смыслом жизни. Хозяин дома, узнав о новорожденном, с позором выгнал юную Марию на улицу в промозглый ноябрьский вечер. Но по воле Бога милосердная хозяйка помогла служанке пристроиться в дом к одинокой состоятельной старухе.
Долгих двадцать лет Лоран с матерью жили под скромным покровительством миссис Периш. Мальчик рос одиноким и замкнутым, днем лазал по крышам, а ночами взахлеб читал старые, выпрошенные у хозяйки книги. Одну, про талантливого башмачника, Лоран хранил в своем сердце всю жизнь.
Итальянские пуанты
Жаркое сицилийское солнце залило всю мастерскую Маттео, не оставив молодому башмачнику ни капли тени. Шершавыми пальцами юноша прилаживал каблук орехового цвета к кожаному сапогу. Работа спорилась, гвоздики послушно соединяли каблуки с обувью, а мастер, довольный результатом, легко смахивал капельки пота со лба.
Обучаясь башмачному делу, Маттео целых пять лет был подмастерьем у синьора Коррадо. За эти годы он научился шить башмачки и сапожки, растягивать ботинки до подходящего размера, полировать кожаные носы и чинить поломанные каблуки.
Все годы обучения Маттео бережливо копил деньги, чтобы однажды открыть свою мастерскую. С малых лет он мечтал повесить над собственным заведением большую металлическую вывеску-сапог, чтобы издалека прохожий мог увидеть: «Башмачная Маттео Костри». Его мечта исполнилась, и теперь, в этот самый день, наш башмачник трудился над сапогами для одной миловидной сеньориты.
Натирая сапожный нос лаком, Маттео услышал, как зазвенел колокольчик над дверью и в мастерскую вошел Коррадо. В руках он держал утонченные, обтянутые пепельно-розовым атласом танцевальные туфельки.
– Гляди-ка, Маттео, что продает наш французский мсье! Дидье только что приплыл, а вся округа уже собралась возле его лавки. Витрина уставлена этими… А! Пуантами! Туфлями для танцев. Искусная работенка, не находишь?
Маттео отложил молоток, обтер перепачканные руки ветхой тряпицей и принялся разглядывать туфельку. Атлас сказочно переливался на солнце, а крохотная россыпь жемчужинок придавала пуантам очаровательный вид.
– Да, очень достойный экземпляр. И сколько же мсье хочет за эти туфли? – Маттео настороженно взглянул на учителя.
– Триста лир, синьор.
– Триста? Какой чудак! Неужели Дидье думает, что местные работяги могут позволить себе такую роскошь?! Глупец! – рассмеялся молодой башмачник и бросил мимолетный взгляд на улицу.
Прямо перед окнами проходила или, лучше сказать, пролетала сеньорита, крепко сжимая в руках заветные пуанты. Неподалеку от нее почтенный дон вел за руку внучку, которая в свою очередь тоже сияла от счастья, рассматривая розовые туфельки на маленьких ножках. Видно, ей настолько не терпелось примерить дедушкин подарок, что она натянула пуанты прямо на улице! Маттео, с каждой секундой вскипая все сильнее и сильнее, с удивлением смотрел на осчастливленных французской диковинкой людей. Неужели у него, любимого всеми башмачника, появился конкурент?!
Мастер обувных дел решил наведаться в торговую лавку мсье Дидье, чтобы убедиться, что увиденные обладатели пуантов – единственные, и спросом подобная чепуха точно не пользуется. Каково же было удивление Маттео, когда, подойдя к французской лавке, он не смог даже пробиться ко входу. Вся улица близ магазинчика была заполнена желающими приобрести «очаровательные туфельки». Сердце башмачника забилось тревожными ритмами, и он побрёл в мастерскую.
Целую ночь расстроенный Маттео не сомкнул глаз, то и дело вспоминая злосчастные пуанты. Переосмыслив свое ремесло, он решил научиться изготавливать самые красивые танцевальные туфельки и заслужить всеобщую любовь и славу. Задолго до рассвета башмачник нарисовал эскиз будущей туфельки, нашел в шкафу своей жены-портнихи отрез молочного атласа и принялся за работу.
Он кроил и вырезал, шил и стучал, сшивал и красил с невероятным усердием и желанием. К обеду в мастерскую заглянула донья Дебора с просьбой перешить ремешок у сандалии, но Маттео отказал женщине, ссылаясь на занятость. Следом за расстроенной доньей пришел синьор Мартино с прохудившимся сапогом, но и для него башмачник не нашел времени.
Всю неделю Маттео корпел над пуантами. Уставший, измученный сложной работой, он отправился к старому сапожнику – учителю синьору Коррадо. Всецело доверяя ему, мастер надеялся услышать похвалу. Но не тут-то было. Коррадо долго смеялся над попыткой Маттео повторить изделие французских обувщиков. Он искренне хотел направить ученика на истинный путь, поддержать и успокоить, но не смог сдержать смеха.
– Ха, ха-ха-ха! Прости меня, мой дорогой друг, но это не туфелька, а настоящая лодка! И зачем ты приделал ей такой высокий задник? – заливался хохотом седой сапожник.
– Я изготавливал каждую деталь подобно пуантам Дидье, сверял каждый сантиметр! Не понимаю, где же я оплошал, – понуро ответил Маттео.
– Посмотри только, что стало с твоей мастерской! Ты совсем забросил работу, отказываешь людям в ремонте и пошиве. На этой неделе трижды ко мне заглядывала донья Дебора с причитаниями о порванных сандалиях. Чего уж там – я выполнил несколько предназначенных для тебя заказов. Мой мальчик, жизнь устроена так, что стать лучшими во всех областях нам не под силу. Но, отказавшись от попыток превзойти чужой успех и занявшись любимым делом, любой мастер может необычайно вырасти в своем творчестве. Делай то, что приносит тебе удовольствие и радует окружающих, и обязательно добьешься успеха в своем ремесле.
Слова учителя упали в сердце молодого башмачника, словно семечко в плодородную почву. Вдохновленный на новые свершения, Маттео помчался в любимую мастерскую, распахнул окна и впустил ароматный сицилийский воздух в душную каморку. Он аккуратно сложил добротные инструменты, очистил стол от обрезков кожи и деревянных стружек и принялся за дело, ведь всю неделю его заказы пролежали у синьора Коррадо. А темпераментные итальянцы, как известно, не любят ждать.
Глава 4
«Ничто человеческое не чуждо писателям!» – подумал Лоран, прислушиваясь к недовольному бурчанию живота. Он откинул крышку тяжелого деревянного ящика, сгреб в ладонь несколько монет и грустно вздохнул. Книга должна появиться на свет как можно скорее, ведь от нее зависит дальнейшее существование бедного писателя. Хочешь есть – берись за дело.
Набросив на плечи прохудившийся плащ, Лоран побрел к пристани, что находилась в трех верстах от старого домика у моря. К вечеру местные рыбаки раскладывали улов на усыпанных сверкающей чешуей столах и надеялись выручить за свой труд хоть немного денег, чтобы не тащить домой полные мешки рыбы.
Лоран любил гулять в приморской деревушке, разглядывать каменные дома и черепичные крыши, подмечая разницу между постройками. Как настоящий творец, он придумывал истории о жильцах каждого дома, составляя портреты героев по внешнему убранству жилища.