Счастье в мгновении. Часть 2

– Как это ты?

Вне себя от поразившего меня на повал удивления я пробегаю глазами по Джексону, делая остановку на его мускулистой груди, виднеющейся из расстёгнутых верхних пуговиц на его белой рубашке, отмечая пленительный аромат парфюмерии, исходящий при каждом его движении.

– Я принял для себя мысль о помощи своему другу с открытием филиала модельного агентства и решил стать инвестором, – глядя мне в глаза, как он только может, излагает Джексон. В его очах море эмоций, но он их ловко скрывает под видом хладнокровного, ледяного мужчины, которого ничто и никто не может задеть, позволив ему стать уязвимым.

В мозгу вихрем проносится: «Почему Джексон? Куда бы я не пошла, где бы я не была… Как так получается?»

Я допускаю, что Джексон, став вкладчиком, косвенно привносит свои извинения за тот инцидент с прессой, из-за которой меня чуть ли не вышвырнули с модельного агентства.

– Джексон, не стоило из-за меня это… – говорю я все тем же не собственным голосом.

– Милана, это не из-за тебя и это не обсуждается! – грубовато отрезает он.

Лжет! Уверена!

– Можно пройти? – осторожно протягиваю я.

Между нами слепой, но непробиваемый барьер. Он не позволяет себе открыться. Ему что-то мешает.

– Конечно, извини за отсутствие вежливого тона, – проводит он судорожно по лбу, где собрались бисеринки от пота. – Проходи.

Откуда в нем собралась масса этих неискренних слов, которые он гордо произносит? Я подхожу к окну, вид в котором неотразим и всматриваюсь вдаль.

– Красивый у тебя офис. Здесь и жить можно, – вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.

– Да… – Он становится рядом со мной. Трудно совладать с нервами. Он так соблазнительно близко, что мозг перестает посылать импульсы нейронам, отвечающим за дыхание. – Но в Нью-Йорке еще красивее. – Конечно. Ведь архитектором здания являлась Белла и ее папаша.

Нет ничего прекраснее, чем видеть, как солнце, ворвавшись в окно, заполняет все пространство горячими зайчиками, игриво отражающимися на стенах.

– А закаты, наверное, безупречные… – не унимаюсь нести бред я, ощущая, как усиливается дрожь в ногах.

– Да… – эхом раздается от Джексона. Его голос врывается в мои жалкие мысли и переносит в далекое ушедшее прошлое. Понадобится целая вечность, чтобы стереть с памяти обнимающие меня руки Джексона. Но я пришла за делом, которое поручил мне Максимилиан, а, значит, отходить от сценария нельзя.

– Подпишешь документы? – Я взволнованно бормочу и закусываю нижнюю губу.

– Конечно… – Я вижу сбоку, что он изучает меня. Мои легкие судорожно втягивают воздух. – Будешь кофе/чай?..

– Да, мне коф…

– Капучино ванильный у нас тоже делают, – дополняет Джексон мою незаконченную мысль. Я произвольно расплываюсь в улыбке, думая: «Он все еще помнит мой любимый ванильный капучино?»

Джексон в мгновение ока набирает секретарше и заказывает нам капучино, возвращаясь к прежнему положению тела, рядом со мной, но чуть уменьшая дистанцию.

Опасный блеск в его глазах заряжает нашу атмосферу опьяняющим присутствием.

– Как Белла? – устраняя напряженную тишину между нами, мягко спрашиваю я, сама не зная зачем.

– Белла? Ты ей очень понравилась! – По голосу он заметно нервничает. – Она ждёт тебя в гости.

Поставленная тупик таким заявлением я одновременно пытаюсь сглотнуть и втянуть воздух, про себя стоя на одном: «Ни за что! Никаких встреч с этой Беллой!»

– Нет, спасибо, – отрезаю моментально я слегка в презрительном тоне.

– Почему? Обдумываешь о вероятностном неблагополучном исходе вечера, если проведешь время с моей девушкой? – Его завороченные формулировки вводят меня в заблуждение. В его глазах загораются смешинки от того, что я не совсем догоняю смысл фразы. – Я о том, что твой жених смеет обозлиться на тебя затем, что ты ему не выделила время и ушла в гости. – Он намеренно ревностно шутит, дабы задеть меня. Но не дождется. И с чего это он взял, что я буду отчитываться перед Даниэлем, если пойду в гости к кому-либо? Я сама себе командир. И нет того человека, кто посмеет указывать мне.

Я делаю медленный, гордый поворот головой в его сторону, замечая появившийся свет, зажигающий выразительные глаза Джексона, и говорю:

– Что? Нет. У меня всего-навсего отсутствует такое желание.

Джексон одаряет нас минутной тишиной.

– Хороший парень твой жених… – с едким сарказмом выражается Джексон.

Очевидно же, что он притворяется. Следуя теми же сознательными, а может, и бессознательными, мотивами, что и я.

– Милана… – произносит с неосознанной чувственностью он и замолкает. Звуки моего имени на его губах лишают меня равновесия. И я, загипнотизированная его мужским обаянием, выпаливаю:

– Джексон, давай будем честными. Мы не в восторге от них… – Часы на стене тикают в такт моего сердца, но… вот-вот, и они проиграют эту бессмысленную битву.

Джексон резко оборачивается, шагает навстречу, устраняя все границы между нами; наши взгляды устремляются друг на друга с минимальным расстоянием, испепеляя разум. «Нет. Боже. Нет. Нет. Что это?» – приходит в бешенство сознание. Сердце колотится в бешенном темпе. Он невольно тянется к моей руке, но замирает, так и не прикоснувшись. Внутренняя сила останавливает его, не дает сделать то, о чем шепчут его, полные тайн, глаза, точно озеро. Он раскрывает рот, словно хочет произнести что-то, но не решается. Что-то вспыхивает в глубинах наших душ… Волны нарастают, порывы ветра достигают высокой отметки, облака сгущаются, образуя наполненное электричеством грозовое облако, раскаты грома от которого проникают через наши взгляды в область груди. Зажигается звезда морей. Всё покрывается сладострастием, лишая меня разумных чувств. Мое сердце так бьется, что я боюсь не расслышать, что он намеревается мне сказать. Происходит битва. Битва желаний с подчас жестокой реальностью. Властный мужчина, сумев завладеть расположением к себе массой элитных лиц в обществе предпринимателей, не даёт волю исступленным, всепоглощающим чувствам. Истерзанный, с усилием делает повторную попытку, пронзая током обжигающих глаз. Его горячая, большая рука нежно обвивает мое ледяное от внутреннего, поставленного на всю мощность, кондиционера запястье… учащенный пульс из которого заставляет сотрясаться полумертвую руку. Лёд моей души начинает остывать, разбрызгивая тонны жидкости по телу, придавая ему таинственную, могучую силу, покрывая ранки, закостенелые событиями прошлого. Я чувствую, как внутри меня всё оживает… каждая клетка, подобно рождающимся почкам на деревьях весенней порой.

– Давай признаем, что… что мы по-прежнему любим друг друга… – отрывисто шепчет он в полузабытьи прямо в мои приоткрывшиеся помертвелые губы.

Голова предательски кружится. Здравый смысл умолкает. До моего затуманенного мозга через секунду вбивается мысль, что облик из прошлого просит признать, что мы любим друг друга. «Милана, дыши, дыши».

Он же, он же по пульсу может понять, что я чувствую к нему. Но я не должна этого допустить. Мы не должны. Мне дозволенно только одно – хранить молчание.

Я отшатываюсь на шаг назад, с силой подавив все эмоции и чувства, образующие этим человеком во мне и считываю мысль безжалостного разума:

– Джексон, между нами ничего не может быть, – сообщаю ему в глаза, содрогнувшись всем телом. От моего сердца обламывается осколок, падая в поток циркулирующей во мне крови, приливая литр горечи, горечи утраты… И тот самый невообразимый огонек души превращается в горячий уголек.

– Не могло быть между тобой и Питером, но… – с подлинной грубостью подает реплику он, подвергнувшись душевному уничтожению.

– Без «но»! – твердо восклицаю я, отходя еще на один шаг. Но мой тон выдает тайну сердца.

– Мы это проверим.

Я не успеваю обдумать его мысли, как Джексон, усиленно дыша, встаёт позади меня, прикованную к полу, и укладывает слегка дрожащие руки мне на плечи, утыкаясь лицом в мои волосы. Боже. Нет. Утихшая и заснувшая страсть подымается из глубины на поверхность. Я… Я… я в слепом отчаянии не могу сдвинуться с места, словно звезда из мира живых врезается в мою душу. Я закрываю глаза, не проронив ни слова. Во мне взвывает болезненная жажда его тела. Его обжигающие губы спускаются чуть ниже, оставляя ожоги на затылке, обсыпая шею и часть моей обнаженной спины нежными и трепетными, томительными поцелуями, запрещенные нам обоим под железным стальным замком, который каждую секунду делается нежизненным, превращаясь в желе. Сводившие меня с ума неземным наслаждением его опьяняющие прикосновения возвращают ко мне подавленные чувства. Я теряю поражение ещё до начала битвы. Он проводит губами по моей кожи с сокрушительной нежностью, с его нескрываемо-дерзкой чувственностью, отчего я полностью оказываюсь в его власти… Я переношусь туда, где есть только Джексон. Этими таинственными губами я слепо узнаю нечто извечно родное, теплое. Затерянная в пропасти бунтующего желания, я ощущаю, как во мне возникает миллион химических связей. Буря чувств овладевает моим телом, не позволяя сражаться… Он с жадностью, бросая губами следы на моей спине, вспенивает остатки разума, покрывая, вызывающие неистовую дрожь, мурашками, исходящими от измученного ожиданиями этих прикосновений тела.

Мои кожные покровы словно созданы для его губ, как звезды для Вселенной. В симбиозе губ Джексона и моей кожи во мне преобразуется новая температура тела, выходящая за рамки нормы. Становится так жарко, точно наше слияние образовывает облучающий всё напрочь ярчайший свет.

– Джексон, прош-у-у-у, – с насыщенной возбужденностью умоляю его я закончить, но в моем голосе слышатся совершенно противоположные слова. – Не нужно… – Мне хочется большего… Я хочу почувствовать его, соединившись поцелуем. Мое неровное дыхание выходит за пределы.

– Я вижу обратное, – возбуждающим голосом полушепотом говорит Джексон мне в шею. Он мучительно нежен.

– Так нельзя… – Я не могу позволить себе отслониться от него… Это немыслимо сложно и крайне трудно.

Спустя секунду после певуче произнесенных мной слов с мольбой, неожиданно распахивается дверь кабинета. Мы вздрагиваем, резко отскакивая друг от друга прочь, на метр. Джексон случайным образом упирается бедром о кожаное кресло и начинает нервно почесывать себе затылок, пыхтя от недовольства.