«Не замужем»

Утром ее будильник прозвучал, как обычно, в пять тридцать (вечное стремление обмануть дорожные пробки!), но подниматься ужасно не хотелось, и Варвара решила позволить себе встать чуть позже, вместе с Олегом. Ничего страшного не случится, если она раз в жизни застрянет где-нибудь на кольце и приедет на работу позже обычного. Зато у нее будет возможность покормить его завтраком и снова полюбоваться на его милое жующее лицо, и огромные любимые руки, в которых даже самая большая чашка кажется кукольной, и всклокоченные после сна мягкие волосы…

Когда прозвонил уже его будильник, она попыталась его растолкать, но он только буркнул в ответ что-то неразборчивое и даже грубое. Решив дать ему еще немного времени, она занялась собой и завтраком.

– Олежек, тебе ведь нужно в десять быть на совещании, – робко напомнила она, но он только отмахнулся в ответ.

– Не делай из мухи слона! На то мне и дан заместитель, чтобы ходить за меня на скучные совещания, – проворчал он сонным голосом, переворачиваясь с боку на бок. – А женщина дана затем, чтобы обеспечивать покой.

Это прозвучало немного обидно, но Варвара списала его раздраженность на недосып. Она как никто понимала, как это тяжело, когда ты не выспался! В тикающей тишине она сварила себе кофе и влила в себя сразу три чашки, свято веря в бодрящее чудо каждого густого горячего глотка. Чуда, правда, никогда еще не случалось, но вера почему-то жила. Кофеин больно ударил в виски, раскачал громоздкий маятник сердца, и под этот тяжелый ритм она вышла на улицу.

Уже с работы она несколько раз звонила ему по телефону и примерно с третьего раза ей удалось получить от него вразумительное заверение, что он уже собирается. А около четырех от него вдруг пришло совершенно дикое сообщение: «Привези нашатырь. Будешь выводить мужика из запоя».

«Это он шутит», – все еще пульсировало у нее в голове, пока она, спотыкаясь о каждую букву, набирала в поисковике запрос «вывод из запоя нашатырь».

И когда увидела результаты, последние сомнения рассеялись. Он алкоголик. Ну что ж, нашатырь так нашатырь. Изучив в теории, что и как нужно делать, Варвара с тяжелым сердцем зашла в аптеку за этим странным средством для борьбы с запоем и поехала к Олегу домой. Родителям она, конечно, решила пока ничего не говорить.

Что ей предстоит? Поить его раствором нашатырного спирта, а потом держать над унитазом, когда его будет тошнить? Гладить по голове, сочувствуя страданиям? А может быть, подтирать за ним, если он не успеет добежать до туалета? Все это казалось каким-то нереальным. Но мысленно она постаралась подготовиться к любым испытаниям.

Она подошла к подъезду, держа в руке заветную связку ключей, радость обладания которыми была теперь приглушена новыми обстоятельствами. Она решила, что пользоваться ими, когда хозяин квартиры точно дома, будет с ее стороны бестактно, поэтому позвонила в домофон. Олег не открыл. Она вошла в подъезд и уже на его этаже позвонила в общую дверь с соседями. Снова тишина. «Может быть, он вышел в магазин или ту же аптеку», – уговаривала она себя, пытаясь попасть незнакомым ключом в чужой замок трясущимися руками. Наконец обе двери, в том числе и квартирная, были преодолены, и она робко переступила порог уже знакомой квартиры.

Сразу, еще в прихожей, Варвара поняла, что Олег дома: его огромные нелепые башмаки аккуратно стояли на коврике. А сам хозяин лежал на диване, свернувшись калачиком, и мирно посапывал. Лицо у него было такое безмятежное, что в причину этого глухого сна трудно было поверить. Она позвала его по имени, тронула за плечо, но он даже не шелохнулся.

«Ну что ж, быть женой алкоголика, возможно, не так уж плохо, как об этом рассказывают, – предположила Варвара. – Никаких лишних разговоров после работы: приходи и занимайся привычными для себя делами в тишине и спокойствии».

И пошла заниматься делами. Хоть квартира была не ее, но все в ней было как будто знакомо. Варвара каким-то неведомым образом знала, где у него хранятся кастрюли, приборы, соль и даже специи. Все устройство его дома соответствовало ее логике. Решив еще раз воспользоваться ключами, она вышла в магазин, который, к счастью, был тут же, в соседнем подъезде, и купила все для прекрасного наваристого супа (она где-то слышала, что мясные бульоны помогают людям с похмелья). Вернулась домой, заглянула к Олегу в комнату, уже с некоторой досадой убедилась, что нисколько не потревожила его сон, сварила большую кастрюлю супа, не без удовольствия сама навернула пару тарелок, посмотрела телевизор, позвонила родителям (якобы у нее все в порядке, и они с Олегом собираются ужинать), выбросила какие-то гнилушки из холодильника, помыла за собой посуду. Больше ей делать было нечего.

На часах было около десяти, и Варвара не понимала, как себя вести дальше. Было грустно и обидно: она так к нему спешила, так готовилась к решительным действиям, а он даже не знает, что она уже несколько часов ждет его пробуждения.

Она села рядом с ним на край дивана и тихонько потрепала его за щеку.

– Олег, может быть, мне уйти?

– Куда намылилась?! – захрипел он таким страшным голосом, что на фоне мерного тиканья часов и ее нежного шепота он прозвучал, как мощный взрыв. – Раз пришла, жрать давай мужику!

Он вскочил на ноги. По полу, в панике сшибая друг друга, покатились пустые пивные бутылки (наверно, вчерашние?), и среди них Варвара успела зацепить взглядом еще две новые – водочные.

И без того вытянутые, а теперь еще и мятые джинсы, в которых он завалился спать прямо с улицы, голый торс, который на фоне побагровевшего лица показался совершенно белым, как будто подставленным от другого человека, и это его лицо – вдруг изменившееся до неузнаваемости… Мутные, как заспиртованные, глаза в прямом смысле налились кровью, покрывшись мелкой сеткой прожилок, почти полностью заместивших белки, на висках вздулись вены, всклокоченные волосы от лежания на подушке поднялись вверх рогами. Это был не Олег! На нее наступал страшный человекоподобный оборотень, который казался выше и крупнее Олега, и, приближаясь с каждым шагом, орал все громче:

– Жрать давай! Мужик выпил и жрать хочет!!!

Варвара бросилась в прихожую. Обуваясь и путаясь прыгающими пальцами в длинных шнурках, она лепетала какие-то человеческие слова о том, что она не может общаться в таком тоне, но он уже не понимал по-человечески.

– Я тебя не отпускал! – проревела прямо над ней гигантская багровая голова, а могучая рука схватила ее за ворот рубашки и рванула вверх.

На пол сухим горохом посыпались пуговицы.

– Что ты делаешь?! – попыталась она принять хоть какое-то участие в происходящем, но ее голос потонул в оглушительном ударе, с которым она обрушилась всем телом на комод, а потом и на пол.

Грузовой состав судьбы, громыхая всеми вагонами, летел в пропасть.

В голове на волнах гула, смешанного со звоном – то ли полетевших вместе с ней на пол ключей и мелочи, аккуратно собранной на симпатичном розовом блюдечке, то ли сотрясающегося внутри черепной коробки мозга, – покачивалась мысль: «Не может быть!»

Сама удивляясь собственной резвости, она вскочила на ноги и, так и не завязав один ботинок, схватила с вешалки куртку и сумку. Дверь в общую прихожую благодаря ее собственной забывчивости оказалась не заперта. Едва шагнув за порог, она почувствовала, как тяжелая пятерня снова вцепилась – теперь в ее шею, до отказа впиваясь в мягкую плоть каменными пальцами.

Она рванулась – и освободилась, оставив в его руке что-то осязаемое и значимое.

В панике ринулась дальше. Он грузно наступал сзади. Провозилась со вторым замком, наконец, открыла дверь, несколько раз нажала на кнопку лифта. За спиной слышалось приближение огромного зверя, шатающегося от стены к стене на непослушных босых ногах, которые с отвратительным мокрым звуком шлепали по кафельной плитке. Отчаявшись увидеть перед собой спасительную кабину лифта, она стала искать лестницу. Подъезд был не такой, как у нее дома, и лестница оказалась за отдельной дверью. Толкнула – не поддается. Дернула на себя. К счастью, открыто. Побежала вниз. Через несколько ступенек услышала долетевший уже издалека нечленораздельный звериный рык и оглушительный хлопок двери, от которого, казалось, пошатнулось все мироздание.

Пропуская ступеньки, она сбежала с 13-го (какое жуткое предзнаменование!) этажа и… вылетела на волю.

Свежий чуть морозный воздух развеял наваждение. Стало отчетливо ясно: когда он ночью вставал у нее на даче и допивал что-то со стола – это было не от жажды; когда нагрубил ей с утра – это было не от неловкости первого совместного утра; когда пренебрежительно объяснил ей, зачем «дана женщина», – это было не от бессонной ночи. Просто уже тогда он постепенно начинал обрастать шерстью.

Ей вдруг стало свободно и спокойно. Муки бессонницы, мечты о замужестве, лишний вес, филологический снобизм, чувство вины перед родителями – все это Варвара оставила там, в его сжатом кулаке, вывернув наизнанку эту толстую шкуру и выскользнув из ее душного плена без боли и сожалений. Осталась только любовь – тоже очищенная от шелухи раздражения, страха и тяжелой зависимости – легкая и воздушная.

Лететь было приятно, только немного мерзли нежные, ничем не прикрытые новорожденные крылья.