Нам здесь не место

Я сидела на земле, в бессилии опустив руки, и, застыв как статуя, смотрела на него. Он вытирал моё лицо, словно заведённый. Мне показалось, что Дилан чувствует боль куда больше чем я, просто не показывает этого. Но эта боль неотвратимо просачивалась через его действия, через его глаза, через его дыхание. Он задыхался от боли и злости. Он старался, старался, как мог скрыть это от меня, он пытался выглядеть спокойным, хотел меня утешить, приободрить. Но вместо этого я видела его боль во всей её мрачной красе. Дилан готов был разорваться на части, как брошенная граната. Я тихо, будто в замедленной съёмке наблюдала за ним, за его движениями, за кровью, постепенно застывающей на его левой брови, за словами, что срывались с его губ… И будто бы впала в транс.

Мы сидели одни на дороге, посреди поля, пытаясь переварить последние прошедшие полчаса времени. Страдала я, и страдал он. Но мне хотелось удавиться от его боли. Я знала, что это из-за меня. За последние несколько дней я начала превозносить его выше всех людей, как своего постоянного и неизменного спасителя. Я благодарила его за всё; за то, что он всегда рядом тогда, когда это нужно. Даже за то, что он чувствует прямо сейчас, как он погружается в меня, в мою душу и во всё, что со мной происходит. Но я не могла смотреть, как он страдает. Я хотела, чтобы он забыл об этом. И я хотела, чтобы он помнил это всегда.

Ни о чём не думая в тот момент, я наклонилась к Дилану, нежно обняла его, положив подбородок ему на плечо, и коснулась холодными пальцами его шеи и волос. Знакомый приятный аромат его тела и беспокойный пульс пробудили меня, и я тихо вкрадчиво сказала:

– Спасибо. Спасибо тебе.

– Если хочешь, мы можем вернуться?

– Нет! Нет… – резко, подскочив на месте, ответила я на предложение Дилана.

Я знаю, почему он задал такой вопрос. Он боялся, что поступает неправильно. Снова. У него всё ещё не выходил из головы тот случай с автомобилем. И теперь ему нужно было знать наверняка, готова ли я решительно шагнуть в неизвестность вместе с ним или нет.

А я тяжело вздохнула и оглянулась назад, туда, где блестели оранжевые огоньки от костров. Накатила вязкая тоска и подавленность.

– Там уже нечего делать. Там ничего нет. Машины угнали, военных нет, еды нет. Люди начинают делиться на какие-то жуткие шайки. Остаётся только глотки друг другу перегрызть… Там уже всем на всех плевать. Это место обречено.

Дилан, переступив с ноги на ногу, потрепал волосы на затылке и кивнул:

– Согласен.

– Рано или поздно, нам всё равно пришлось бы уйти. Так лучше это сделать, пока мы ещё целы.

Мы оба тяжело вздохнули. Просто ведь никто из нас не ожидал, что человеческая сущность проявится именно в таком свете, стоит только обстоятельствам выбить людей из колеи, из их зоны комфорта. В экстремальной ситуации каждый отдельно взятый человек становится гиеной, монстром, если в душе нет ни добра, ни морали. Как это прискорбно…

Дилан выжидающе взглянул на меня. А я стояла и смотрела на зернохранилище. Правда, в темноте его почти не было видно. Но видны были огни. Я смотрела на них. Не потому что мне было жаль покидать это место. А потому, что теперь я ненавидела его. Но это негодование мне хотелось оставить там, не брать его с собой. Я ждала, когда оно выйдет из меня окончательно, чтобы мы смогли развернуться и уйти отсюда навсегда.

Конечно, мне было страшно. Уходить одним, ночью в бескрайнее поле… Но было гораздо страшнее возвращаться назад. К тому же, там действительно ничего не осталось и ничто нас не держало там. Теперь даже больше – мы словно стали изгоями. Но не так это и тревожило, на самом деле. Быть своим в стае диких бездомных собак не казалось мне привилегией. Куда лучше быть изгоем. И бежать оттуда, да как можно скорее.

Ненавижу…

Я наконец ответила Дилану взглядом. Он кивнул мне, как бы спрашивая: «ну что, идём?». И недолго думая, я отвернулась от оранжевых огоньков и мы с Диланом пошли по тропе в сторону города.

Какое-то время мы шли словно в забытье. Мы просто шагали, не останавливаясь, всё дальше и дальше удаляясь от бункера. Яркая белая луна освещала нам дорогу, и оттого ночь не казалась мне столь пугающей, как могла бы. Тихо шелестел травой тёплый ветерок, перебирая мои волосы и щекоча ресницы. Теперь, в темноте, города на горизонте было почти не разглядеть. Но тропа в любом случае была одна, не разветвлялась и никуда не сворачивала. У нас был лишь один путь.

Дилан шёл рядом со мной, понурив голову. Ясно было, что тяжёлые мысли не дают ему покоя. Хотя он их не озвучивал, мне казалось, я знаю примерное их содержание. Чтобы развеять обстановку, мне хотелось начать какой-то разговор, но слова, как всегда, не находились, и я молча брела возле парня, порой мельком поглядывая на его мрачное лицо. Иногда, в обычной жизни, я могла хорошо приободрить и поддержать человека. А иногда не знала, что сказать. Сейчас вот, почему-то, случился именно второй вариант.

Не знаю, сколько времени мы так плелись. Долго. Час или два. После той стычки в нас кипело ещё много силы и мы, не имея особого выбора, с умом использовали их на дорогу. Но когда горячая кровь стала постепенно остывать в жилах, я поняла, что устала идти.

Мне было как-то неловко останавливать Дилана и показывать ему свою усталость. Я не хотела, чтобы он счёл меня слабачкой. Но чем больше я старалась притворяться полной сил, тем сильнее у меня подкашивались ноги. Я стала чаще спотыкаться, и, в конце концов, чуть не упала. Благо Дилан меня вовремя подхватил.

– Остановимся? – придерживая за локоть и заглядывая мне в лицо, спросил он.

Тут уж я не стала врать, что всё в порядке, и я готова идти дальше, а молча кивнула.

– Может, перекусим? – несмело предложила я. – У меня живот свело.

– Да, конечно.

Дилан уверенно сошёл с тропинки, шагнув в невысокую траву. Действительно, глупо было бы оставаться ночью посреди дороги. Мало ли, вдруг машины поедут. Хотя, вряд ли. Мне уже кажется, что все о нас совершенно позабыли. Но, не забивая голову этими домыслами, я потёрла заплывающие сонные глаза, чтобы лучше видеть парня, и последовала за ним в поле.

Отошли мы примерно шагов на десять. Дальше было бы идти неразумно. Что если мы не найдём потом тропу? Да, днём город, конечно, виден, но идти по бугристой земле совсем не так просто, как по выезженной дороге. А таким темпом, мы не доберёмся до него и за неделю. К тому же, вдруг утром будет туман. Тогда мы вообще заблудимся. В общем, тропу мы не выпускали из поля зрения.

Он ногами слегка утоптал траву и сел, приглашающе посмотрев на меня. Я сразу же подошла, и опустилась напротив него. В темноте и полусонном состоянии я уже плохо его видела, но всё равно, прищурившись, старалась рассмотреть лицо парня. Нет, не удавалось. И я оставила попытки, вперив взгляд в землю.

А земля была тёплая. На ней было приятно сидеть. Гораздо приятнее, чем на холодном бетоне старого убежища. И окружение намного спокойнее, не нагнетает и не напрягает, стены не давят. Дилан достал из кармана пакет с орехами. Хлеб мы уже давно съели. А другой еды у нас не было. Что ж, и орехи сойдут. Всё лучше, чем засыпать с пустым желудком.

Когда он открыл пачку и протянул её мне, его пальцы случайно коснулись моей руки. Я слегка вздрогнула – не знаю почему – и по коже прокатился приятный зуд. И потупив глаза от смущения, я взяла орехи и суетливо начала закидывать их себе в рот, хрустя ими, как белка. А что, Дилан был прав, орехи действительно оказались питательными и быстро утолили голод. Он такой находчивый парень. Хотя, я надеялась, что когда мы доберёмся до города, я всё-таки поем нормальной еды. А пока… Пока я не привередничаю.

– Как думаешь, нам ещё далеко? – прерывая тишину, спросила я.

– Нет, скорее всего. Полдня пути может. Завтра к вечеру уже точно будем там. – И Дилан повернул голову в ту сторону, где у горизонта проглядывались чёрные очертания города.

Я взглянула туда же, и невольно задалась вопросом, который раньше меня не посещал – а почему же там совсем не горит свет? Ни в одном здании, и ни одного фонаря. Всё черно, как смоль. Странно всё это…

Но решив, что сейчас нагружать и без того не уравновесившиеся мысли не стоит, я отвернулась и снова посмотрела на Дилана. Свет от луны теперь мягко лёг на его лицо, и блёкло, но заметно осветил его. И тут я обратила внимание, на кровь, застывшую на его брови.

– Боже, Дилан! Ты же ранен! – вспомнила я и сразу же подалась к нему.

– Да ну что ты. Просто царапина…

Парень мгновенно поднёс ладонь к виску и, неосторожно задев пальцем застывшую корку, содрал её. Кровь, не заставляя себя ждать, бодро потекла вновь. Он, видимо, почувствовал тёплый влажный поток и быстро попытался стереть его, но вместо этого только размазал кровь по щеке. Это выглядело и забавно и пугающе одновременно. Я не знала, мне засмеяться или сделать серьёзное лицо. Но понимая, что своими неловкими телодвижениями он сделает себе только хуже, подавляя улыбку, я придвинулась к нему.

– Надо остановить кровь, иначе ты всё лицо запачкаешь, – сказала я, и заметила, как его карие глаза метнулись на меня.

Мне стало неловко – я ведь села так близко к нему, я фактически ощущала его дыхание на своей шее. Но мне нужно было что-то сделать с его раной, не сидеть же, наблюдая, в сторонке. И, стараясь не акцентировать внимание на блестящих глазах парня, я, не без усилий, оторвала кусок подкладки от своей куртки и потянулась к нему.

– Да зачем, Ниа? – удивился он. – Это просто царапина, говорю же. Не портить же из-за этого куртку.

– Если я не попорчу куртку, то ты будешь как потерпевший ходить, вымазанный в крови, – улыбнулась я. – Мне не жалко, поверь.

Дилан тихо засмеялся и будто маленький напакостивший мальчик опустил глаза. И дался в мои руки, когда ощутил, где я касаюсь кусочком оторванной ткани. Он понял, что действительно перепачкал пол лица. Так что теперь он не возникал, а сидел молча, снова подняв на меня взгляд и улыбаясь.

Он смотрел не отрываясь. Я в этот момент была сосредоточена на его треснувшей брови и пятнах крови. Но он смотрел, и смотрел… и смотрел.

– Что? – не выдержав спросила я, продолжая улыбаться так же, как и он.

– Заботишься обо мне.

– Конечно, а как иначе? У нас ведь никого кроме друг друга здесь нет, – многозначительно повторила я те же слова, что он сам недавно мне сказал.

Мои глаза встретились с его глазами, и сердце внезапно ёкнуло в груди. Сейчас, на долю секунды, я осознала, что происходит. Его уставший вид, кровь, рана, которую он получил защищая меня… Тёмные волосы, брови и ресницы, его острые скулы, впадинки на щеках… Я с неоспоримой ясностью понимала, что лицо этого парня в самом деле красиво. Почему же я так усиленно не хотела задерживаться на этом опьяняющем понимании?

Он был так близко, что мне становилось трудно дышать. Но я всё равно чувствовала его приятный запах. Его внимательные, честные и слегка прищуренные глаза продолжали неустанно изучать моё лицо, так же как и мои – его. Голова пошла кругом.

В этот момент Дилан прервал странное напряжение между нами, за что я была ему очень благодарна. Его голос остановил неудержимый поток моих мыслей:

– Спасибо, – сказал он, положив свою тёплую ладонь поверх моей, застывшей на его щеке.