Глава 2
В родном Чиртинсе я очутилась невероятно поздно, в три часа ночи. До дома добралась в половине четвёртого, а там… Во-первых, полицейская машина – Кара и Темор успели заявить о пропаже; во?вторых, сами приёмные родители…
Избежать встречи, как-то пробраться в свою спальню и подождать до утра было невозможно. Пришлось показаться инспекторам и опекунам.
Меня встретили с облегчением, которое продлилось не дольше секунды. Затем была стремительная и неодобрительная оценка внешнего вида и неприязненное от Темора:
– Так я и знал.
Вопроса «что именно знал?» не возникло, зато появилось ощущение некой странности происходящего.
– То есть ты всё-таки решила вернуться? – насмешливо вопросила Кара.
Я не поняла, а Темор…
– Перед родителями Вилинии будешь извиняться сама. Лично!
– За что извиняться? – вновь не поняла я.
– За то, что подбила Вилли поехать в Сити, – ответила уже Кара. – И за то, что бросила её одну. И за то, что заставила пить алкоголь!
Не скажу, что Кара и Темор относились ко мне или к кому-то из приёмных детей плохо, но клянусь – окажись на моём месте кто-то из родных, разговор был бы иным. А так… единственным, кто поинтересовался моей версией событий, стал инспектор. Он же объяснил, что Вилли вернулась на полтора часа раньше и «всё» рассказала.
Мне оставалось два варианта: вспомнить, что Вилиния – лучшая подруга и проявить порядочность или…
Я выбрала второе. Про нападение не упомянула – это грозило нескончаемыми нотациями, да и мало ли как опекуны среагируют? Зато в остальном говорила чистую правду: чья идея, как ехали, куда ходили и почему вернулись так поздно.
Впрочем, была ещё одна маленькая ложь – ответ на вопрос, почему приехали в Чиртинс не вместе…
– Мы поссорились, – сказала я.
– Из-за чего? – уточнил полисмен.
Желания множить ложь не было, и я пожала плечами. А утром…
Мне пришлось пойти в дом к Вилли, чтобы отнести позаимствованную одежду и произнести слова извинения. Последнее далось очень нелегко, а причиной, по которой я их всё-таки сказала, стали Кара и Темор.
Да, опекуны в мою версию не поверили и портить отношения с родителями Вилинии, которые были не последними людьми в городе, не пожелали. А ещё они сразу догадались, что я сама ни за что не извинюсь, и взялись сопроводить.
При этом Кара пригрозила поркой, а Темор смотрел так, что было ясно: не подчинюсь – будет хуже. После происшествия у клуба и предательства Вилли моральных сил почти не осталось, я сдалась.
Низко опустив голову, я бормотала слова сожаления, а родители Вилли стояли и смотрели с презрением. Я чувствовала себя униженной, однако этого оказалось мало – в финале моих извинений к входной двери, у которой нас держали, ещё и Вилиния подошла.
Быстрый взгляд на подругу, и… До этого момента я всё-таки надеялась на её раскаяние, вернее, только раскаяния от Вилли и ожидала. Но девушка, которую знала большую часть жизни, повела себя совершенно иначе – брезгливо наморщила нос и сделала высокомерное лицо.
Я вспыхнула, одновременно ощущая, как к глазам подступают слёзы. Потребовались все силы, вся выдержка, чтобы не заплакать прямо сейчас.
– Лирайн, – сказал отец Вилли ледяным тоном, – я рад, что ты осознала свои ошибки, но к моей дочери больше не приближайся.
Я вспыхнула сильнее прежнего, развернулась и, игнорируя недовольство опекунов – чета Паривэлл явно решила, что высказанных извинений недостаточно, что мне следует продолжить каяться, – направилась прочь. Ну а оказавшись дома…
Рыдала я долго и так, что всё лицо опухло. Сёстры, с которыми делила комнату, пытались успокаивать, но это не помогало, истерика шла виток за витком. Легче стало только к вечеру, мне даже удалось уснуть, а утром в памяти всплыл образ того байкера, который первым пришел на помощь, и что-то изменилось. У меня появилась… нет, не надежда. Мечта!
Мечты – это нереальное. У надежды есть хотя бы крошечный шанс, а мечте не суждено сбыться. Я отлично понимала: мы никогда больше не встретимся, и он помог бы любой девчонке, но не мечтать не могла…
Я воображала, что тот парень примчался специально за мной, почуяв опасность. Представляла, что, увидев там, в тёмном дворе, испытал нечто важное и теперь думает обо мне, хочет отыскать.
Воображала, как хмурится, расспрашивает сотрудников клуба, а потом… въезжает на своём странном, но дико крутом мотоцикле в наш убогий Чиртинс, подкатывает к школе, а я выхожу, даже не подозревая… А он там, во дворе. Стоит в своей чёрной кожаной куртке, сложив руки на груди, и ждёт.
Я вижу его, застываю на месте, и тогда…
Дальше вариантов было несколько, и все ужасно смущали. И это было важнее, чем возражения здравого смысла, который шептал, что спаситель вряд ли разглядел моё лицо, а запоминать меня вообще ни к чему.
Зато я его разглядела и забывать не собиралась: правильные черты, вычерченные скулы, упрямый подбородок, самые обыкновенные губы, прямые, давно не стриженные волосы рубинового цвета. Только цвет глаз не увидела, для этого было слишком темно.
Следующие три года я фактически бредила – я засыпала с его образом, просыпалась и вообще жила. Он стал даже не наваждением, а настоящим наркотиком. Я не могла без него. Никак.
Когда было грустно, я представляла, что он рядом. Рассказывала о своих проблемах, делилась переживаниями. Ответа не ждала. Мне было достаточно того, что он «слушает» и, в отличие от опекунов, всегда поддерживает именно меня, а не кого-то другого. Что он-то точно на моей стороне. И что он не предаст.
Каждый день я мечтала: вот сегодня, сейчас он появится. На парковке возле мини-маркета, на подъездной дорожке к нашему дому, на детской площадке, куда, по велению приёмной матери, веду малышню…
И я совершенно не расстраивалась, когда ничего не происходило: просто, невзирая на всю одержимость, помнила – это лишь фантазии. Тому байкеру нечего делать в нашем городке, и единственное место, где есть хоть какие-то шансы на встречу, – это Сити.
Только в Сити я больше ни ногой. Никогда.
Да, мужчины, очень похожие на демонов, тоже не забылись, хотя о них я не вспоминала. Даже не пыталась искать информацию или что-то разнюхивать, утратила к серокожим любой интерес.
Почему? Просто в сердце жила твёрдая убеждённость – тут, в Чиртинсе, нападений не будет, они ни за что не сунутся в наше захолустье. Поэтому оставался только он, а ещё… вздохи и разрисованные сердечками тетради.
От воспоминаний отвлёк едва не пролитый кофе, и, отставив кружку прямо на пол, я встала, чтобы сходить к своему рюкзаку. Запустила руку, вытащила с самого дна пухлую потрёпанную тетрадь и опять вернулась в облюбованный угол.
Привычка рисовать сердечки ушла, но последнюю из «испорченных» тетрадей я носила с собой постоянно – на случай, если всё вернётся. Этот вариант был возможен. Ведь вредным привычкам свойственно возвращаться.
Моя одержимость красноволосым парнем прошла не сама собой, и избавиться от неё оказалось непросто. Однажды я решила, что с любовью пора заканчивать, и запретила себе мечтать.
Было трудно, но всё получилось, и переезд в Кросторн оказал в этом исцелении большую помощь. Ведь в родном городе всё буквально дышало фантазиями, а тут…
Во второй раз из воспоминаний выдернул не кофе, а оклик потерявшей меня напарницы. Пришлось очнуться и ответить, а потом залпом выпить уже остывший напиток и вернуться к стеллажам.
Только теперь работа шла не в пример хуже, я постоянно отвлекалась на мысль, которая посетила в миг, когда, быстро пролистав тетрадь, я убирала её на место. Мысль была не нова, но раньше от неё удавалось отмахиваться, а тут я по-настоящему застряла.
Ведь страх перед посещением Сити – это из старой жизни, и, если хочу двигаться дальше, нужно что-то менять.
Я поступила в колледж, отпустила детскую любовь, но уверена ли я, что этого достаточно? Что моё намерение избегать мегаполиса – на благо?
Нравится мне или нет, но в мегаполисе самые большие возможности, а даже если всё то, что случилось три года назад, не галлюцинация, то люди из Сити не убегают, а совсем наоборот – все мечтают жить в центре мегаполиса.
Это значит, что никаких массовых убийств или исчезновений там нет, что город безопасен и посещение Сити не равносильно смерти. Вот и мои одногруппники и сокурсники едва ли не каждые выходные мотаются, и никто за это время не пострадал.