Сказки Черного рынка. Мясной отдел

История эта простая. Далекое село, далекое кладбище. Пять девиц собрались однажды на погосте, принеся с собой по зажженной свече. И каждая принялась рассказывать страшную байку. Начинает говорить одна и гасит свою свечу. Затем следующая приступает и тоже гасит свечу. И вот осталась пятая, нерешительно держа в руках свою свечу. Дыхание девицы тревожило огонек. Девушка медлила, не решаясь потушить, хоть подружки подзуживали ее поскорее приступить к рассказу.

То была их давняя традиция. Еще с малых лет пять подружек брали из дому по свечке, а после бежали на кладбище, когда стемнеет. Там они испытывали свою силу духа, рассказывая страшные байки и постепенно погружаясь во тьму. Страшнее всего становилось, когда гасла последняя свеча.

Набравшись смелости, девушка, а звали ее Анка, наконец заговорила. Она потушила свечу, послушно начала историю, что услышала некогда от своей бабки, и история эта была о том месте, где они впятером и сидели.

Кладбище-то было на все село одно и, можно сказать без преуменьшения, живое. Оно росло ежедневно, заселяя в свои владения одного, а то и двух жильцов зараз. Многими легендами овеян был погост, говорили и о блуждающих мертвецах, и о безумных черных колдунах, что ночевали в чужих гробах, да о призраках, конечно же. Но не это всех пугало, ведь что мертвецы да неупокоенные духи? Все сказки это, так считали. Кто уж действительно страху наводил, так местный смотритель кладбища. Точнее, смотрительница. Старая карга, что пережила абсолютно всех в селе.

– Не помру, вечно здесь буду, – нарочито скрипящим голосом проговорила Анка, лишь смутно угадывая застывшие лица своих подружек в непроглядной темноте. – Не быть мне похороненной на этом кладбище, потому что я и так на нем живу.

Девушки прыснули над удавшейся пародией. Воодушевленная, Анка продолжала:

– Помогают старухе гробовщики-могильщики – шестеро мужичков, что, как говорят, сыновья ее.

– От кого уж она их родила? – прервала одна из слушательниц и тут же хихикнула: – От покойника?

– Да нет, от вороньего вожака, чья стая тут кружит постоянно! – насмешливо ответила другая.

– Да от статуи, что воздвигли почившему градоначальнику! Я видела, те гробовщики все равно что уродливые камни – здоровые, неповоротливые.

– А может, от лярв, что мертвой энергией питаются?

– Да не неси чепухи! Нет никаких лярв!

– А все остальное, стало быть, по вашему мнению, есть!?

– Да помолчите! – огрызнулась Анка, поежившись от странного ветерка, забравшегося за воротник. – Сейчас все расскажу, только слушайте.

Загалдели вдали потревоженные грачи, вторили лаем бездомные собаки, что армией слонялись по поселку и держали в страхе местный люд своим оборванистым видом. Тишина воцарилась, но Анка не спешила продолжать. Вслушивалась все, вглядывалась в темноту.

Белыми призраками высились над землей статуи – ангелы для усопших, оберегающие последнее пристанище. Между ними темнели кресты, а где не было крестов, там качались острые ветви облепихи. Анке казалось, что за ней наблюдают. Кто-то из-за креста, из-за крыла каменного ангела, средь облепиховых ветвей.

Подруги выразили нетерпение. Затянувшееся молчание пугало больше, чем самые жуткие слова.

– Старуха та некогда молодухой была. Красивой, завидной. И звали ее иначе – госпожа Альдона. Встретила она прекрасного юношу, да вступила с ним в союз. Но горе случилось, погиб ее муж, да детей оставить ей не успел. На этом-то кладбище его и похоронили. Не смогла она с горем справиться, не смогла отпустить его в последний путь, потому и стала дни и ночи напролет рядом с его могилой проводить. Так и вышло, что сначала стала она смотрительницей одной могилы, потом еще одной соседней, а затем и вовсе стала она смотрительницей всего кладбища. Была сначала молодухой, а после и старухой стала.

– Ну и что такого? – фыркнула одна из подружек. – Что тут жуткого? Все мы однажды старухами станем.

– А вот что, – пылко прошептала Анка. – Не просто так Альдона денно и нощно высиживала, словно ждала чего-то. Горе велико было, но да любое со временем забывается. Да и красивой она была, уж пристроилась бы в жизни. Держало ее кое-что, и не горе. Минуло как сорок дней, а стал вставать из могилы покойник, тот самый муж ее. Потому и не уходила она, потому как не отпускал он ее. Но и не совсем он это был, а некто другой, бледный, грубый, злой. Восстал он, прильнул к своей супружнице, да сквозь комья земли, забившие горло, пожаловался ей, что нет ему покоя, потому что не выполнил он свой мужнин зарок. Не оставил детей, а значит, не видать ему покоя.

Подружки с вытянутыми лицами глядели на Анку, а та воодушевленно продолжала:

– Уродилось пятеро мальчишек у Альдоны и ее мертвого супруга. Здоровые, грубые, молчаливые, как их отец – ведь тому вовек было не отплеваться от земли, забившей горло. Выполнив зарок, упокоился муж. Альдона не стала уходить, потому как сочла, что где ее муж, там и дом ее. Где родились дети, там и дом ее. Так и стала она до седых волос жить здесь. Но и это не самое главное в моей истории. Моя бабушка, а уж она знавала Альдону лично, говорила, что могильщики эти не только сыновья смотрительнице, но и самые настоящие нетопыри. Не зря они и в землю зарывают, и гробы колотят. Приносят им покойника, а они сначала с него всю кровь сцеживают. Колотят гробы, устают, крови попьют и с новой силой продолжают. А потом без затруднений облегченное тело в гроб укладывают и несут на плечах до могилки. Не берут они к себе никого чужого, чтобы тайну свою не раскрывать.

Подружки заохали, прикрыли рты, испуганно переглянувшись друг с другом. Вскочила с ветки птица, взвизгнула вдали бродячая собака. Анка снова почувствовала, что кто-то за ней пристально смотрит. Уж не сотни погребенных душ? Уж не каменные ли ангелы? Или мыши, любопытно снующие из норы в нору?

Закончив рассказ, девушка встала. Подруги возмутились, но лишь для того, чтобы не показать своей радости оттого, что могут сейчас же уйти с мрачного кладбища.

– Идемте-ка другой дорогой, – проговорила Анка, зябко ежась от странного ощущения. – Не как пришли. Пройдем вдоль облепиховой аллеи, а там выйдем к боковому выходу.

Подруги закивали. Они глядели в ту сторону, из которой пришли, как сгущалась там клубами ночь, и совершенно не хотели в эти клубы нырять. Девушки всегда собирались в разных местах кладбища, забираясь с каждым разом все дальше и дальше, чтобы подстегнуть острые ощущения. И в эту ночь они забрались небывало далеко, минуя оградки, как лабиринт. От главного входа они удалились прилично, затерявшись среди покойников, а тот выход, который предлагала Анка, был даже ближе, пусть бы и надо пройти через аллею, на которой незваные гости могут оказаться на виду – дорожка там широкая, все пятеро легко пройдут плечом к плечу, да и ягоды облепихи горят яркими оранжевыми огнями даже ночью. Еще ни разу им не доводилось попасться на глаза старухе-смотрительнице и уж тем более ее сыновьям-могильщикам. Какой дурак ночью не спит, а стережет и без того безлюдное кладбище? Но раньше они и не выходили к широким проходам, предпочитая ускользать с запретной территории меж оградок. Все же, девушки решили рискнуть. Слишком уж давящая атмосфера, слишком ярок образ могильщиков-нетопырей перед глазами. Да еще эти бездомные собаки, что то и дело воем заходятся где-то вдали.

Анка пошла вперед, прижимая к шее сползающий с головы платок. Она все убыстряла шаг, попутно оглядываясь. Ей казалось, что она на верном пути.

– Мы уже должны были выйти к аллее! – пискнула одна из подруг, самая юная и самая пугливая.

– Сейчас выйдем, – строго осадила ее Анка.

Она и сама понимала, что идут они слишком долго.

– Ты уверена, что правильно идешь? – зашептала другая девушка.

– Уверена.

Главный ориентир – облепиховые кусты, попадались на глаза то с одной стороны, то с другой. Но росли эти кусты обособленно, никак не рядком, как должно на аллее. Анка начала беспокоиться.

Стылый ночной мороз пробирался по спине, иссушал горло, заставлял слезиться глаза. Анка не сбавляла ходу, неслась вперед едва ли не бегом. Ее подружки молча поспевали за ней, старательно контролируя дыхание.

На миг показалась луна из-за туч, осветив посмертные жилища. Анка огляделась. Она совсем не узнавала этих мест.

– Туда! – махнула рукой и прибавила шага.

В затылок кто-то смотрел. За плечом кто-то дышал. Подружки, что бегут следом? Отчего тогда взгляд так тяжел? Может, злятся, что заплутала?

Тупик. Кончилось кладбище – впереди вьется бурелом. Собака выскочила из ниоткуда и понеслась в никуда. От испуга Анка вскрикнула, оступилась, да повалилась на землю. Земля оказалась очень низко. Следом на нее повалилась одна подружка, затем вторая, а остальным удалось вовремя остановиться. Они сели на коленки, протянули руки. Девушки упали в вырытую могилу.

– Как ты могла не заметить!? – запричитали подружки наперебой.

И правда, как? Пусть темно, но яму ведь можно заметить. Но откуда ей здесь оказаться? Разве они в новой полосе, где хоронят новоприбывших? А может, это для кого-то заранее уготованное место? Кого-то решили поселить рядом с ушедшим уже давно?

Путаясь в юбках, цепляя пальцами неровные осыпающиеся стены, Анка поднялась, расталкивая перепуганных подруг.

– Марта? Дина? – окликнула Анка подружек, которым повезло не свалиться в столь непривлекательное место.

Вот же они сидели на краю, протягивая руки. Куда они делись?

Шесть мужичков сидели вокруг стола. Один тщательно натирал стеклянные бутылки, второй ножи, третий чинил деревянный ящик, остальные сидели, окончив свои дела, да отдыхали. От одного к другому ходила старухе, некогда совершенно точно обладавшая завидной красотой.

– Ну, сколько в этот раз вышло? – скрипела старуха.

– Двадцать литров, – ответил один из шести, тот, что сидел не у дел.

– Чего так мало? – удивилась старуха.

– Худосочные, – пробасил тот, что натирал бутылки.

– Опять пролили мимо? – накинулась на него старуха.

– По пути расплескали.