– Может не быть выигравших, – вырвалось у Олега. – А проигравшие есть всегда.
Девушка пристально посмотрела ему в лицо, забыв о неловкости – словно тут же поняла, что эта фраза предназначалась только ей.
Нет. Я не сумасшедший.
Её глаза действительно играли бирюзовыми переливами.
Особенно на таком – свежем и холодном – солнце.
– Проиграть не могут как минимум те, кто не стремился выиграть, – негромко сказала Вера, вздёрнув красноватый нос.
– Проиграть могут даже те, кто не играл, – в тон ей отозвался Петренко.
Отпихнув Олега, между ними втиснулся Свят.
На его лице было написано «заткнись, Леопольдище».
Мимика Свята и так никогда не отличалась таинственностью – а это сейчас бежало по его лицу и вовсе невыносимо ярко.
Но если она что-то и заметила, то виду не подала.
Взбегая по лестнице, Уланова и Елисеенко негромко переговаривались, переплетя пальцы в плотный замок. Задержавшись на площадке, Свят нежно понюхал её волосы, повесил ей на плечо бирюзовый рюкзак и подтолкнул ко входу на второй этаж.
– В столовой, так? – уточнил он, прищурившись. – После этой пары.
Вера кивнула и встала на цыпочки для прощального поцелуя. Пальцы пианистки обхватили черноволосый затылок и запутались во влажных от снега прядях.
Может, он уже пришьёт тебя к себе обмёточным швом?
Под кадыком заплескалась тухлая досада.
Уланова наконец исчезла в дверном проёме, и дальше по лестнице они пошли вдвоём.
– Тебе к Еремееву надо, – монотонно сообщил Олег. – Не принял он твой перевод.
То адское напряжение, что они теперь подавляли в присутствии Веры, осязаемо висело между ними грязным пятном, стоило ей уйти.
Елисеенко беспечно обернулся, усиленно не замечая этого смрадного пятна.
– Античный олень, – припечатал он, перемахнув через несколько ступенек. – Давно искал, до чего доколупаться. Я всегда у нас в группе был самым английским.
– Всё, теперь не ты самый английский «у нас в группе», – съязвил Олег, зафиксировав на лице небрежную улыбку. – Сам переводи, серьёзно. Очень заметно.
– У меня появилась соперница не только по снежкам, – заявил Свят, воздев ладонь.
– Я твоей сопернице по снежкам залепил бы тоже в ухо.
Чтобы подбежать, сотню раз извиниться и начать счищать снег с её щёк и шеи.
– Полегче, – буркнул Святослав, глядя в сторону. – Она случайно.
Третий этаж живописно сиял холодным солнцем, что лилось из высоких окон.
Прошагав половину коридора, Свят распахнул перед другом дверь в аудиторию и пропустил его вперёд. Место преподавателя ещё пустовало.
Протянув руку Артуру, Елисеенко снова беззаботно плюхнулся на стул рядом с ним.
Хмуро отлавировав между партами, Олег швырнул рюкзак на последнюю, за которой никто не сидел. Шея всё ещё была ледяной.
– Да, – завороженно протянул Агрессор, игнорируя недовольное шипение Спасателя. – Сбрасывать снег с её волос и висков… Приподнимать подбородок… Заглядывать в увитые прохладным солнцем бирюзовые глаза…
И не сочувствие. Видеть в них не сочувствие.
* * *
Толкнув тяжёлую дверь, Марина ввалилась в главный корпус, потёрла окоченевшие руки и устремилась к дверям в коридор, в конце которого источала соблазнительные ароматы большая столовая. В кармане пальто завибрировал телефон. Нащупав Моторолу, девушка пробежала пальцами по клавишам, и небрежное «максим потом я занята» улетело прочь. «Мариша, позвони, бусь», – немедленно сообщил телефон.
Ровно десять секунд спустя. Ну какой же надоедливый!
Сжав зубы, «Мариша» прикрыла глаза; правый висок с утра болел так, словно в ухе развивался отит. Именно этим ухом она слушала его голос в трубке.
Притворяться заинтересованной было всё тяжелее.
Если начистоту, для «максима» она всегда была «занята».
А может, стоило бы состричь с этой овцы хоть клок – в виде такси в мороз?
Неловко подвернув ногу на скользкой плитке, Марина раздражённо охнула и ускорила шаг. Каждый обычный день теперь отнимал слишком много сил.
А приходить им было неоткуда.
Пока рядом был Свят, энергии было в разы больше. Пусть он порой был рядом чисто символически… пусть только показательно… пусть совсем не по-настоящему.
Но пока он был рядом, у её жизни была цель – и это наполняло силами.
Чем не цель? Круглосуточно стараться быть лучше любой, кто на него глядит, и маниакально планировать их нужное только ей сказочное будущее.
Казалось, он и был тем стержнем, на котором держались её ценности и смыслы.
Но разве это неправильно, если ты кого-то безумно любишь?
Он оставил на своём символическом месте безупречную пустоту. Такую же пустоту в нём она годами пыталась заполнить, отдавая всю себя. Но ничего не вышло. Ничего.
Она слила все силы в этот колодец – а он не наполнился ею ни на грамм.
Впорхнув в помещение, наполненное звоном приборов, Марина отыскала глазами столик, за которым сидели Настя и Лина. Всё в этом паршивом общепите напоминало о позорном круглом столе, когда её проницательность будто атрофировалась.
Почему она не заметила, как её парень пожирает глазами девицу Гатауллина?!