Fide Sanctus 1

В середине октября?..

Будто десять лет назад.

– Дыши, – еле слышно просит Интуиция, нежно поглаживая её плечо. – Ты и есть эта песня. Ты и есть весь воздух в твоих лёгких. Ты и есть это мгновение.

– ПЯТЬ!

* * *

Алый свет софитов плавно поднимался по чёрному атласу.

Блестящий подол. Шнуровка корсета. Гибкая талия.

Бледные плечи. Острые ключицы. Лицо в кружевной маске.

Это ты.

– Кто же ещё мог открывать вечер, – прошептал Адвокат, завороженно глядя на сцену.

Теперь я узнал бы тебя, будь на тебе хоть пять масок.

Марина положила голову ему на плечо и попыталась дотянуться носом до небритой щеки.

Тебя надо обнять?

– Она ждёт объятия, – грубо толкнул Хозяина в спину Прокурор.

– Он сейчас не может её обнять, – прошипел Адвокат, отмахиваясь от оппонента.

Тщетно прождав около минуты, Марина наконец отодвинулась и села удобнее. Её волосы по традиции искрили уязвлённой обидой, но быть виноватым слишком наскучило.

Пошло всё к чёрту. Я не могу отвести от тебя глаз.

По залу поплыли аккорды нежного варианта «Numb»[20 - Композиция Linkin Park], и уже через миг её глубокий голос распутал напряжение в груди. Мысли улетучились, растаяли; вытеснились сплошным чувствованием.

– Tired of being what you want me to be… Feeling so faithless, lost under the surface[21 - Я так устал быть тем, кем ты хочешь меня видеть; ощущая себя утратившим всю веру и потерянным где-то под поверхностью (англ.)]…

Под потолком закружился дискобол, и на зал брызнули медленные алые пятна.

Переливы скрипки были похожи на ласки кого-то родного, но забытого.

Я кошмарно хочу повторить эту мелодию на струнах Ортеги.

– Put under the pressure… of walking in your shoes[22 - Заточенный твоим давлением, вынужденный насильно ставить себя на твоё место (англ.)]…

К ней был прикован каждый грёбаный мужской глаз.

– I've… become so numb I can't feel you there… become so tired, so much more aware[23 - Я так оцепенел, что больше не чувствую ничего; я так устал; насколько же больше я теперь понимаю (англ.)]…

В конце припева Вера стянула маску и отбросила её. Медленно повернув лицо, она полоснула по его глазам серо-голубым лезвием.

Сердце пропустило удар и заныло где-то в коленях.

Она искала тебя в зале. Она нашла тебя, пока была в маске.

Зал сузился до размеров её зрачков, и Свят задержал дыхание.

Какой же голос. Какой у тебя голос.

– I’m becoming this – all I want to do… Is be more like me and be less like you[24 - Я прихожу к тому, что моё желание быть собой всё же сильнее, чем быть тобой (англ.)]…

Все же всё заметят. Не смотри на меня. Отведи глаза, потому что я не могу.

Чёрный атлас переливался алыми огнями, и светлая кожа её плеч походила на фарфор.

– Can't you see that you're smothering me… Holding too tightly afraid to lose control[25 - Неужели ты не видишь, что душишь меня, удерживая слишком сильно в попытке сохранить контроль (англ.)]…

Нет, не отводи глаз. Я никогда не видел ничего красивее.

…Смычок вознёс к потолку последний аккорд, и его ноты тихо угасли. Свят вздрогнул и выдохнул, будто очнувшись. Ладони холодели колючим потом.

Уже?..

Зал взорвался аплодисментами. Похоже, здесь собралось немало поклонников ног и плеч Улановой творчества Честера Беннингтона.

– Это же ваша переводчица? – донёсся слева свистящий шёпот Измайлович; обернувшись, она обращалась к выкрашенной как клоун рыжей девице. – Её вообще не узнать.

– Даже не знала, что она будет петь, – свирепо отозвалась рыжая. – Думала, только спектакль свой репетировать ходила. Платье сидит как вторая кожа, надо признать.

В её голосе сквозила откровенная зависть.

Варламов громко хлопал, подняв руки над головой; его губы были сложены в ухмылке, а глаза пристально изучали певицу. Не замечая съехавших рогов, Петренко разглядывал Веру широко распахнутым взглядом; его губы медленно шевелились.

Словно он проговаривал то, что позже запишет.

При виде их лиц кадык обняла острая злость.

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Раскинув руки, Вера поймала пальцы аккомпаниаторов и присела в книксене.

Рукоплескания стали громче; на противоположной стороне зала кто-то свистел.

К сцене протиснулся поганый Гатауллин со своей тухлой розовой охапкой.

Ах да. Я и думать забыл, что видел в холле.

Улыбнувшись, Вера присела за букетом, но тяжёлый подол платья, центральный Джек О’Лантерн и высота каблука мешали ей забрать цветы. Не придумав ничего лучше, Уланова села на край сцены и лениво протянула руки к поклоннику. Сраный Гатауллин поспешно взял букет в зубы, обхватил мерзкими ладонями её талию и снял её вниз. Рассмеявшись, Вера достала из его рта цветы и по-светски изящно обняла за смуглую просящую тычка шею.