– Милиция в доме весь день… Я вчера ночью приехала, муж в больнице с почками. Задушили!
Последнее слово она почти выкрикнула, и Катя закрыла рот руками, боясь крикнуть тоже. Ей было дурно.
С такой смертью ей еще не приходилось сталкиваться. Умер отец, но он умер в больнице, после второго инфаркта, и она при нем в тот миг не была – сдавала государственный экзамен в МГУ. Все узнала, только когда приехала домой. Это была другая смерть, совсем не похожая на ту, которая постигла Иру, – в темном подъезде, ночью, без свидетелей.
– Задушили, – повторяла женщина. – Платком или шарфом. Что мне теперь с парнем делать?! Три года всего! Мне его надо к себе забрать, а куда я Иру привезу?! Сюда?! Не разорвусь же я… Вся родня в Воронеже, обещали приехать…
– Я помогу… – Катя вспомнила про деньги, но постеснялась пока их доставать. – Я помогу вам. Но скажите – почему?!
– А никто не знает… – Женщина отчаянно махнула рукой. – Сказали, не изнасилование. Не кража – все деньги в квартире лежали… А ключи у нее были в плаще, их не взяли, сюда не поднялись! А могли бы, и что тогда бы с Мишкой было?!
– Да… – прошептала Катя. – Он спит?
– Что ему… Спит. Не знает.
– Как же?!
– Так он в садике был днем, пришлось вот забрать, ночной группы там нет. Я бы пока его в ночную группу отдала, да никак. Убили ни за что!
– И ничего не взяли? – Катя мучительно пыталась представить себе это убийство. Кому, кому понадобилось убивать Ирину, если ее не собирались грабить? Она носила золото, хорошо одевалась, деньги у нее всегда водились, но раз ничего не взяли… – А кольца?
– Тут, все тут! Ну зачем, зачем?!
– Непонятно.
– Какой-то маньяк, просто взял и задушил! – Женщина заговорила потише. – Но ведь не изнасиловал! И ничего не взял…
– С ума сойти… – пробормотала Катя. – Но такое тоже бывает. Бывает, что и просто так убивают, ничего не берут.
Женщина вдруг вытерла слезы и поманила Катю, чтобы та пригнулась.
– Если я скажу, что он взял, вообще с ума можно сойти! Он взял ее трусы!
– Что?!
– Трусы! – отчеканила женщина. – Снял с нее трусы и больше ничего! А на шее у нее была золотая цепочка, такая тонкая… Она вся отпечаталась… Когда он ее душил. И разорвана. Ну, мог не заметить, но это все равно чепуха. Зачем нападал-то?! Из-за трусов?! Да ведь колготки ей спустил, не поленился, до колен спустил! И взял трусы! Я ее как увидела там – сразу подумала: все, изнасиловали мою Ирочку… – Она тяжело задышала. – Но говорят, что нет.
– Маньяк, – твердо сказала Катя. – Это точно. Сколько таких случаев! Им иногда и не надо насиловать, они просто так убивают. И что-нибудь на память берут, это тоже известно.
Женщина закурила и предложила сигарету Кате. Та отказалась и продолжала раздумывать. Сказывалась журналистская привычка – сопоставлять факты, обращать внимание на мельчайшие детали. «Детали, – говаривал ей отец, – детали, вот что бывает самым интересным. Происшествия всегда одни и те же, а вот детали всегда иные. И читатель ищет именно их. Он хочет знать, во что был одет человек, какой пуговицы у него не хватало, чем болела его бабушка и сколько раз он ездил на курорт. Важно все». «Важно все, – повторила про себя Катя и подумала, что же показалось ей невероятным в словах женщины. А что-то показалось, тут у нее память была цепкая. – Это очень странно… – повторяла она про себя. – Это очень странно…» И вдруг она поняла.
– Да как же он снял трусы, если не снял колготки?! – воскликнула она, уже немного позабыв, что перед ней находится мать убитой и выражаться следует осторожнее. – Ведь никак не получится!
– Что? – переспросила женщина. – Почему? Колготки он снял!
– Вы сказали – спустил, – поправила ее Катя. – Я вас верно поняла? Колготки были сняты не полностью, вы говорили – до колен? Но пока колготки оставались хоть на какой-то части ее ноги, трусики он снять не мог! Никоим образом!
Женщина призадумалась и в конце концов растерянно кивнула:
– Ну, верно. Только их нет.
– Не надела? – предположила Катя. – Такое возможно?
– Ирка-то? Да нет, она всегда за собой следила. Белья этого у нее было… – Женщина покачала головой. – Нет, этого не было. Была в трусиках, а осталась без. Точно могу сказать, в каких она была, я так и следователю сказала.
– Да как вы можете это знать? – удивилась Катя. – Ведь не угадаешь.
– С ней – угадаешь! – заверила ее женщина. – Трусики были белые, кружевные, с красным бантиком спереди.
– Откуда вы знаете? – недоумевала Катя. – Да еще так точно?
– Да она всегда носила гарнитуры, – пояснила та. – Так и покупала – в одной упаковке лифчик и трусы. Лифчик был белый, кружевной, с красным бантиком спереди, и трусики – такие же. По-другому у нас не бывает. Я следователю сразу сказала – раз так, ищите белые, кружевные, с бантиком.
– Ну да, единственная улика, – вздохнула Катя. – Значит, он их срезал, а не снял. Ножницами или ножом… Специально охотился. Да уж, убили ни за что, за тряпку! Мальчику-то скажете?
– Да вот не знаю, пока помолчу, а потом, конечно, скажу. Боюсь я. Парень ее любил как не знаю кого. Меня вот нет. – Женщина вздохнула. – Ну, ясно почему, меня и сама она не слишком-то обожала. Поссорились мы еще тогда, когда она залетела непонятно от кого. Я ее спрашивала: «Ну хоть знаешь, кто отец? Ты от кого рожать собралась?! Какие твои годы?! Тебе не тридцать пять, когда уже все равно, девка молодая… Охота обузу брать!» Она: «Нет, буду рожать, не твое дело, сама воспитаю». – Она поспешно закурила и продолжала: – Я больше не вмешивалась. К ней с добром, а она с дерьмом.
«Ай да мамаша! – подумала Катя. – Так ли ей нужна моя помощь? Может, дать деньги и пойти пока? На похороны приду… Нет, сейчас уходить неловко. Парня жалко. С такой бабушкой ему придется невесело». А бабушка рассказывала, энергично помахивая сигаретой:
– Не нашлось на нее нормального мужика, вот досталась маньяку! Все, как я и говорила: не гуляй с кем попало! Теперь будут искать среди ее знакомых. Записную книжку забрали с телефонами. Твой на обоях был записан. Над телефоном, карандашом. Только твой и был. Меня спрашивали, кто ты, я рассказала, что школьная подруга. Тебя тоже допрашивать будут.
– Да уж, конечно. Только я про ее знакомых ничего не знаю. Особенно про мужчин. Она не откровенничала на эти темы.
«Да уж, это не Лика, – подумала она. – Лика бы все сразу выложила. Ира была скрытная, замкнутая. О пустяках поболтать – пожалуйста, о Марлен Дитрих там или о косметике, о парфюме… О шмотках тоже и о белье, точно, теперь вспомнила, она обожала рассказывать, какое белье купила, за сколько и где. Это было ее хобби в каком-то смысле. И вот как оно закончилось. Нарочно не придумаешь! Кто-то тоже, оказывается, любил женское нижнее белье настолько, что убил из-за трусиков Иру».
– Мама! – раздался вдруг из комнаты испуганный детский голос. – Ма-ам!
Катя вздрогнула и посмотрела на женщину. Та торопливо вышла из кухни, и спустя мгновение в комнате послышались увещевания:
– Ты что не спишь? Куда вылез? Давай я тебя уложу. Ну, давай…
– Где мама? – захныкал сонный ребенок. – Там?
Катя задержала дыхание. «Он принял мой голос за голос матери, – поняла она. – Я сойду с ума. Вот так все кончается. Тот, кто ее убил, не подумал об этом вот голосе. Да наплевать было на ребенка тому, кто это сделал! Нет, это не скотина! Это хуже! Это нелюдь!»
– Мама в Воронеж поехала, к Наде, – сухо отвечала женщина. – А тебе велела вести себя хорошо. А ты капризничаешь, не слушаешься бабушку.
Ребенок замолчал, видимо, поверил. Еще что-то тихо спросил, а потом замолк окончательно, – наверное, уснул. Женщина вернулась в кухню.
– Спит, сирота. – Она снова вытирала слезы. – Привалило мне счастье на старости лет. Вместо внука сын оказался, теперь все будет на мне.
– Если бы удалось отца найти, он мог бы помогать, – неуверенно предположила Катя.
– Если бы удалось его найти, я бы ему, скотине! – в сердцах сказала та. – Не знаю, что это за птица такая, но перья ей я повыдергала бы! Сдается мне, он даже не интересовался, есть у него сын или нет.
– Тогда труднее… – кивнула Катя. – Сейчас мужики не особенно щедры на алименты. Поди добейся!
– Вот-вот… – вздохнула женщина. – Ну что ж, спасибо, что пришла. Есть, значит, у Иры друзья. На похороны я тебя позову, ты уж мне помоги! Руки отвалятся, да еще это следствие…