Отравленная жизнь

Ей было уже все равно – возьмет муж эти деньги или бросит ей в лицо. Уплатит он алименты или ее родители останутся без телевизора и холодильника. Восстановит она картину или нет… И все, что будет потом, ее тоже не волновало, или по крайней мере Саша так думала сейчас. «Жизнь отравлена! – Она всхлипывала, пыталась остановиться, но у нее ничего не получалось. Саша умылась ледяной водой, на миг умолкла, но тут же зарыдала с новой силой. – Все отравлено, и так быстро! И так ужасно! Значит, я урод, я не могу приспособиться к семейной жизни, мне всегда это говорила мама… Я думала, это неправда, я думала, что стоит встретить человека, которого я полюблю… И я все выдержу, у нас все будет хорошо, долгие годы, а не пару месяцев, всегда! И ничего, ничего не получилось! Я его… Ненавижу! Не надо было жениться, это не для таких уродов, как я и он…»

Федор уже несколько минут стучал в дверь ванной, но Саша ему не открывала. Она уже не плакала. Сидела на холодном бортике ванной, пустив в раковину сильную струю воды, и рассматривала свои потрепанные, испачканные краской тапочки. Она решила сидеть так, пока муж не уйдет. Но Федор стучал все сильнее:

– Пусти! Открой, что ты там делаешь?

– Ничего! – мрачно ответила Саша.

– Ну, так пусти меня! – Муж опять заколотил в дверь. – Я еще не побрился!

– Подумаешь, – бросила девушка. – Сторожу бриться не обязательно.

Федор стукнул в дверь еще раз, выругался, и минут через десять Саша услышала, как за ним захлопнулась входная дверь. Она посидела в ванной еще немного, опасаясь, что это только уловка, и муж может вернуться. Ей вспомнились его рассказы о том, как отец ревновал мать, и в такие минуты избивал ее всем, что под руку попадет – от сапога до сковородки с жареной картошкой. Мать Федора, однако, спуску мужу не давала, так что затяжные драки были обычным явлением в этой семье. «Так Федор и меня может избить, – подумала Саша, прислушиваясь к наступившей тишине. – А если еще и напьется… Нет, как это ни глупо звучит, а надо было слушать маму. Неужели она что-то в нем разглядела? Правду говорят, любовь слепа. Он только сейчас мне опротивел. Приревновал к пустому месту, дурак! А я-то, идиотка, думала, что он мне „спасибо“ скажет за эти деньги!»

Однако, выйдя из ванной, Саша обнаружила, что деньги муж унес. Это разозлило ее еще больше: «Значит, покричал он для проформы, чтобы не благодарить! Конечно, у него бы язык отсох сказать мне „спасибо“! Он не альфонс, извольте видеть! Если бы он еще алименты из этих денег заплатил, а то возьмет и пропьет!»

Она взглянула на часы. Ей давно уже не приходилось вставать в такую рань. Глаза резало – не то с недосыпа, не то от слез. Девушка прямо в халате улеглась на постель, укрылась до подбородка и закрыла глаза. Она уснула незаметно для себя и очнулась, когда в комнате было совсем светло.

Саша встала, выпила чаю, постояла немного перед проклятой картиной и еще раз убедилась, что она уничтожена бесповоротно… Непосвященный человек и впрямь мог принять этот холст за простую грязную тряпку. Девушка рассмотрела сделанные с картины снимки и положила их в сумку. Подумав немного, положила туда же оставшиеся от аванса триста долларов. У нее оставлось всего шесть дней до визита заказчицы. Конечно, можно было плакать, убиваться, можно было на все наплевать и ждать приговора… Но Саше было легче чем-то заниматься. Особенно сейчас. Девушке невыносимо было оставаться в этой квартире. Они с Федором никогда не были здесь счастливы. Даже в то время, когда денег еще хватало, родители примирились с зятем, а Саша надеялась, что сумеет зарабатывать на жизнь своим искусством. «А где мы были счастливы? – спросила себя девушка, взглянув на уличный градусник и одеваясь потеплее. – У моих родителей? Ну, уж только не там. В Питере, на Фонтанке?» Да, те времена вспоминались ей как что-то светлое, милое, беззаботное. Но девушка сама себе признавалась, что та жизнь была в чем-то игрушечной. Они играли в мужа и жену, играли в то, что ведут хозяйство, играли, что собираются пожениться… «Пока не доигрались!» – Саша почувствовала, что на глаза опять наворачиваются слезы, и запретила себе даже вспоминать о прошлом.

Она достала записную книжку и открыла ее на странице, куда записала телефон магазина Альбины. Она помнила, что на двери магазинчика было обозначено, что он открывается в десять утра. Судя по всему, хозяйка уже должна быть там. И Саша не ошиблась в своих рассчетах. Альбина не только оказалась на месте – она сразу вспомнила вчерашнюю посетительницу и с живым интересом воскликнула:

– Ну как, встречались с Катериной? Как она там, еще не совсем с ума сошла?

Саша предвидела эти расспросы. Она честно передала содержание своего вчерашнего телефонного разговора. Альбина выслушала ее, ни разу не прервав. Даже когда Саша замолчала, хозяйка магазина не издала ни звука. Наконец она медленно произнесла:

– Ну, насчет того, что их отравили, я сомневаюсь. Кому они нужны? А вот оставить свечку и угореть от дыма они вполне могли… Катя сама могла бросить на пол сигарету, а там уж… Свечка или окурок, какая разница! Бедный мальчик! А я ничего и не знала…

Она помолчала еще с полминуты, обдумывая услышанное. И затем неожиданно предложила:

– А знаете что? Я бы не прочь туда наведаться. Вы же интересовались Корзухиным, так, может, составите компанию?

– Зачем? – удивилась Саша. – Там все сгорело, и нас туда вообще вряд ли пустят.

– А, вы сумасшедшей тетки испугались? Да это чепуха! У них вся семейка по женской линии была с придурью! – подбодрила ее Альбина. – Это Катина тетка, да и то, кажется, не родная. Жила в том же квартале и отравляла бедной женщине жизнь, ходила в гости, советы давала. Черт, неужели она теперь стала наследницей?

Последняя догадка, неизвестно почему, окончательно завела Альбину. Она сказала, что выезжает максимум через час, и если Саша хочет взглянуть, как жил ее любимый Корзухин, – это последняя возможность. И девушка скрепя сердце согласилась подъехать к магазинчику Альбины к назначенному часу, чтобы оттуда отправиться уже месте с хозяйкой на место происшествия.

Она открыла дверь магазинчика без пяти минут одиннадцать. Хозяйка была готова к выходу. Сегодня на ней был тяжелый синий балахон, плечи украшала пестрая вязаная шаль, а голову – все тот же уродливый пегий пучок. Увидев Сашу, женщина взмахнула огромной лакированной сумкой:

– Не проходите, ждите на улице, я сейчас запру!

Альбина вышла на улицу без пальто, что очень удивило Сашу – мороз стоял крепкий. Но оказалось, что хозяйка совсем неподалеку припарковала свою машину. Это был иссиня-черный «Крайслер», новенький, но очень грязный. Альбина уселась за руль, пригласила Сашу сесть рядом и занялась прогреванием мотора. Все это время она молчала, поджав губы и явно о чем-то задумавшись. Саше тоже не хотелось вступать в разговор. Она чувствовала себя очень неуютно. С одной стороны, девушка знала – сейчас ей предоставится возможность узнать еще что-то о Корзухине и его картинах. И эта возможность может оказаться последней. С другой стороны – ей вовсе не хотелось ехать туда, где совсем недавно случилась трагедия. «Я буду вынюхивать, высматривать, расспрашивать ту полоумную тетку… – подумала Саша. – А зачем? Картины, как та сказала, уничтожены. А тетка, чего доброго, узнает мой голос и опять примется меня проклинать. Интересно, за кого она меня приняла вчера?»

Машина тронулась с места, и Альбина тут же заговорила:

– А скажите, Саша, почему вы так интересуетесь этим художником? Вы, между прочим, первая из его поклонниц, с которой я встретилась.

– Неужели он так плох? – уклонилась от прямого ответа Саша.

– Да вовсе не плох, – согласилась Альбина. – Но я бы сказала, что и не хорош. Лет через сто он будет представлять какой-то исторический интерес. Старые картины все равно покупают, даже если они паршивые, вы это должны знать. Но сейчас… Все его забыли, он жил бог знает на какие средства, потихоньку спивался, конечно… Измучил жену, довел до болезни сына. Они были счастливы, когда он от них сбежал. Где вы раньше были, поклонница?

И она рассмеялась своим отрывистым, резким хохотком. Успокоившись, Альбина добавила:

– А в общем, он был неплохим художником. Только каким-то надломленным. Работал через пень-колоду, особо себя не утруждал. Когда-то подавал большие надежды… Но нет хуже несостоявшихся гениев! Все они, как правило, спиваются или еще хуже.

– А как он пропал? – Саша жадно ловила каждое ее слово. – Почему ушел из дома?

– Ну, это было уже не в первый раз, – пояснила Альбина. – С ним такое и раньше случалось. Исчезнет на месяц, на два. Потом является без гроша, ободранный, говорит, что ездил в Крым или в Среднюю Азию. Никаких картин не привезет, а говорит, что работал. Подработает на какой-нибудь халтуре и запьет. Проспится – и опять нормальный человек. Катя, несчастная женщина, его любила.

Эти слова Альбина произнесла серьезно, без своей обычной насмешливой интонации.

– Она только и мечтала, чтобы он бросил живопись, нашел нормальную работу. Она даже была согласна, чтобы он при этом пил, представляете?!

– А он? – спросила Саша.

– А он был не согласен, – кратко ответила Альбина и снова надолго замолчала.

Дорога не заняла много времени. Они проехали по Садовому кольцу, свернули на длинную улицу, застроенную серыми сталинскими домами, и Альбина припарковалась у какого-то супермаркета.

– Вылезайте, нам сюда, – она кивнула на дом, где располагался магазин. – И гляньте-ка на шестой этаж – там нигде окна не обгорели?

Саша вылезла на тротуар и задрала голову, обозревая верхние этажи дома. На стенах не было заметно следов копоти. Но три окна на углу были приоткрыты, и это в такой-то мороз!

– Вон та квартира? – указала она Альбине, которая как раз заперла машину.

– Да. – Та тоже подняла голову и взглянула на окна. – Что эта старая дура наврала, сильного огня не было!

Они вошли во двор, и старый, затхло пахнущий лифт поднял их на шестой этаж. Здесь Саша тоже легко определила, где именно жил художник. На площадке было три двери. Две – железные, аккуратно обитые дерматином, чистенькие. И третья – деревянная, выкрашенная малиновой краской, с выщербленным косяком.

– Значит, им дверь ломали, – Альбина провела пальцем по косяку, из которого торчали свежие щепки. – Что же она, старая, так и живет с открытой дверью? Значит, воровать нечего?

Альбина нажала кнопку звонка, но звука не последовало. Тогда женщина начала стучать. В конце концов из-за двери им ответил встревоженный женский голос. Саша узнала его – он принадлежал той самой женщине, с которой она говорила накануне вечером.

– Кто это? – тревожно спрашивала женщина. – Я никого не вызывала!

– Я Катина подруга, – громко крикнула Альбина. – Откройте, я все объясню.

– Не знаю никакой подруги, – испуганно отозвался голос.

– Она мне в магазин отнесла картины мужа! Деньги хотите получить?

При слове «деньги» в замке повернулся ключ. И через минуту Альбина и Саша уже стояли посреди разоренной комнаты и оглядывались по сторонам. Катина тетка прежде всего узнала их имена, а потом представилась сама:

– Нина, а если хотите по отчеству – то Нина Дмитриевна. Катя мне что-то говорила про картины, но я уж не помню. Так вы их продали?

– Да, – ответила Альбина, и Саша удивленно на нее посмотрела. Она очень сомневалась, что за один вечер хозяйке магазина удалось сбыть с рук залежалый товар. Почему же она так ответила? Ведь ей придется отдать деньги!

– Продала и принесла деньги, – солидно пояснила Альбина. – Кому их теперь отдать? Вам?