Её глаза засияли, она молитвенно сложила ладошки у груди. Я ничего не ответила. Придумала себе объяснение, называется.
Да он уже это сделал. Вернее, не попросил, а потребовал моей руки – отец не в том положении, чтобы ему отказать. И в этом нет ни толики романтических чувств, тополиным пухом забивших головку моей дурочки-сестры. Один голый расчёт и политика.
– Пожалуйста, госпожа, – одна из женщин подавала мне огромное пушистое полотенце.
Я нехотя встала, вышла из бадьи и позволила закутать себя. Сзади раздавался плеск воды и шорохи – другие две служанки занимались Реей.
Сняв с меня сорочку, женщины насухо вытерли тело и поднесли сухую одежду. Я напряглась: не хотелось надевать неизвестно чьё платье и бельё. Заметив мой взгляд, одна из женщин успокаивающе сообщила:
– Лорд покупал это у купцов, в подарок домашним. Всё чистое, свежее, никто не носил это до вас.
Домашним? Скорее, своей любовнице, разве нет? Сестёр у Эйлера не было, насколько мне помнилось.
Впрочем, в моём положении выбирать не приходится. Не идти же на встречу к Эйлеру голой.
Я кивнула, сделав вид, будто вовсе не интересовалась ни одеждой, ни тем, кому она предназначалась. Позволила одеть себя, послушно просовывая руки в рукава.
Платье оказалось тоже исфийское – пояс затягивался под самой грудью, по бокам были разрезы, а вниз надевались лёгкие шёлковые штаны. Красивое, богатое, серебряная вышивка по тёмно-алой ткани. Цвета не совсем мои, но сочные и яркие, этого не отнять.
Рею одели в похожем стиле, разве что ей всё было велико. Тёмно-синее платье с золотой отделкой явно провисало в груди, да и по плечам не подходило. Не обращая на это внимания, Рея крутилась перед маленьким круглым зеркалом на серебряной подставке – небось, Эйлер использовал его для бритья, – пытаясь разглядеть себя всю.
– Так необычно, смотри, Риса! – она высовывала из разрезов платья то одну, то другую ногу.
Я бездумно кивнула. Красивые платья – это, конечно, хорошо, но намерения Эйлера меня волновали куда сильнее.
Служанка повесила мне на плечи полотенце и аккуратными нежными движениями стала высушивать пряди. На половине дела вход в палатку снова раскрылся, и на пороге показался Эйлер. Окинул меня напряжённым взглядом. Внутри у меня всё невольно похолодело.
– Спасибо, пока хватит, – сказала я служанке, не отводя глаз от Эйлера.
Почему-то мне казалось, что стоит отвернуться или потупиться, как это станет началом заведомо проигрышной схватки.
Служанка вместо полотенца накрыла мне плечи шалью, чтобы не до конца просохшие волосы не намочили одежду. Я подошла к Эйлеру и остановилась в нескольких шагах.
– Идём, – он повернулся, придерживая для меня полог палатки, и я, стараясь не коснуться Эйлера ни кончиком рукава, проскользнула мимо.
Недалеко: он почти сразу перехватил меня за руку.
– Сюда.
Я вздрогнула от неожиданного прикосновения. Мгновенно взбурлили эмоции: да как он смеет? Уже считает себя моим женихом?
Кроме возмущения была и злость на себя. На то, что это возмутительное прикосновение прогнало горячую волну по телу, за то, что там, где он коснулся, жгло как огнём. На эту хозяйскую хватку, эту шершавость мужской ладони, привыкшей управляться и с женщинами, и с оружием. На понимание, что он может обхватить пальцами моё предплечье, сломать его, как соломинку. Понимание, что я в его власти – как враг, как пленница, как беззащитная перед мужчиной женщина.
Слава Матери, наваждение быстро прошло. Эйлер втолкнул меня в соседнюю палатку – куда меньше размером и беднее убранную. Вернее, тут вообще не было особого убранства: крепкий высокий стол с бумагами, два комода, несколько стульев. Кажется, здесь Эйлер устроил свой кабинет.
– Садись.
Он отпустил меня, и я последовала приказу. Демонстративно потёрла то место, которого он касался. Хотела, чтобы он знал, что мне неприятно.
– Что вы делали там, на болоте Мёртвых?
– Хотели с утра прогуляться. Лошадь сестры понесла, я погналась за ней. Так и очутились.
– Далековато для прогулки, нет?
Я дёрнула плечом. Он остановился сзади. Спинка стула скрипнула, когда на неё легли тяжёлые ладони. От тепла мощного тела сзади мне захотелось отстраниться.
– Ты хотела сбежать от меня? Как по-идиотски – вдвоём, две девицы. Ты хотя бы подумала головой, что было бы, не услышь наш объезд вопли эмергов? Ты вообще понимаешь, что мы успели только чудом?
Я вскочила, развернулась, меряя Эйлера гневным взглядом. Я даже не знала, что злит меня сильнее: то, что он, не разбираясь, обвинил во всём меня, или то, что вообще посмел упрекать в чём-то.
– Не твоё дело!
Он некоторое время смотрел на меня, сузив глаза, но, слава Великой Матери, продолжать с обвинениями не стал. Вместо этого сказал тоном спокойнее:
– Я так и предполагал, что ты захочешь сбежать. Надеюсь, это твоё единоличное решение, или старый Сенмайер поддержал?
Я промолчала. Наверное, стоило защитить отца, вдруг Эйлер теперь захочет предъявить ему претензии, но ничего говорить не хотелось. К тому же, Эйлер всё равно предъявит претензии, стоит ему только пожелать. Он хозяин положения.
– Возможно, тебя утешит, что до Ланвейсов ты всё равно бы не добралась. И до Форкардов тоже. И там, и там ждут мои люди.
Я задохнулась от злости и бессилия. Предугадал… насквозь увидел мои намерения. Хотя выбор был небольшой. Может, блефует? Нельзя ведь перекрыть все дороги. Но одного того, что он угадал, куда я хотела направиться, хватило, чтобы я почувствовала себя словно вывернутой наизнанку.
Откуда он вообще знает про Ланвейсов? С Мейтином я познакомилась два года назад, с Эйлером мы уже давно не общались.
– Садись, – он кивнул на стул. Обошёл стол и сел с другой стороны. – Поговорим спокойно.
Я осталась стоять, сжимая кулаки. Кровь бурлила, хотелось жалить его словами, припомнить все его прегрешения. Спросить, не являются ли ему по ночам призраки бывших друзей, которых он убил – жестоко и безжалостно. Или его самообладания и красноречия хватает только на меня, а Ральда он боялся? Боялся так, что решил не только убить, но и осквернить его тело, обречь душу на вечные скитания?
– Что ты сделал с сердцем Ральда? – выпалила я. – Почему ты поступил с ним так жестоко?!
Великая Мать, я вовсе не хотела задавать этот вопрос. Он выскочил сам, на волне яростного негодования.
– На это были причины.
Эйлер сказал это внешне спокойно, но я видела, как шевельнулись желваки на лице, а в глазах вспыхнул огонь.
– Отдай мне его!
Он покачал головой:
– Оно сожжено.
Я пошатнулась. Такого я не ожидала. Почему-то была уверена, что хоть Эйлер и вырезал у Ральда сердце, но всё равно сохранил его. Ведь пока сердце существует, можно провести нужные обряды – и душа найдёт покой. А так мы не сможем даже воздать Ральду посмертные почести. Он никогда не присоединится к душам наших предков. Эйлер не просто убил его – он сделал так, будто Ральд никогда не существовал на свете.
Мне захотелось заплакать. Накатила слабость. Мой бедный брат, разве он заслужил это? Как же сильно нужно ненавидеть человека, чтобы не только убить его беззащитным, но и обратиться так с его душой.
Я пересилила себя, вздёрнула голову и с прямым взглядом сказала: