Четверо за спиной

– Не ведаем. Она с Добрыней, сыном Данилы-кхмета ушла, – испугано тараща глаза, выпалил один из воинов.

– Молча ушла?

– Они что-то про кузню говорили, про Рубана, кажись, – выдавил из себя второй.

– Коня мне! – рявкнул князь и обернулся к нахмурившемуся другу, – со мной поедешь. Чую, что вляпается моя гостья в беду.

– Она и есть главный бедоносец, – пробурчал Беригор, взлетая в седло.

Глава 7.

Добрыня вел меня узкими улочками города, ведя себя как заправский экскурсовод. Не хватало только высокого флажка и знаменитого «посмотрите направо-посмотрите налево». Парня распирало от собственной важности, от осознания того, что и он может удивить гостью самого князя Миргородского. Которая ему казалось каким-то клубком чудес: то, как она одевалась, говорила, как держала себя. Чуял он, что гостья наверняка из знатных, но при этом вела себя с парнями просто, а обучала и умела так, что вообще глаза к затылку лезли! Страсть как хотелось узнать, что за страна такая, где бабы так лихо умеют мужиков оземь бросать. С одной стороны она знала так много, а с другой – дивилась глупостям всяким: нарядам горожан, лавкам, домам деревянным. Приходя в неописуемый восторг, становилась похожа на простую девчонку, ошалевшую от содержимого лотка коробейника. Нешто у них в городе такого нет? Прохожие ей отвечали изумленными рожами, бабы останавливались и начинали тыкать пальцами, хватаясь за толстые потные щеки. Где ж это видано: баба простоволосая, да в портках мужских! Но стоило только княжьей гостье бросить на них пронизывающий взгляд и приподнять одну бровь, как любопытных сдувало напрочь. Силой от нее веяло.

Звон наковальни мы услышали задолго, несмотря на городской гвалт и крики торговцев. Рубан был известным на весь город кузнецом, хотя его и не любили за высокомерный и склочный характер. Знал он себе цену и весьма кичился умением своим.

Добрыню я оставила снаружи, чтоб не мешал беседе. У парня повышенное чувство справедливости, а мне что-то внутри подсказывало, что разговор с самолюбивым кузнецом будет не из простых.

Я вошла в достаточно просторную избу. У одной из стен сложена кирпичная печь, в ней жарко полыхал огонь, у другой – стол с инструментами. Посредине – наковальня, у которой стоял крепкий плечистый мужик в видавшем виды кожаном фартуке. Седые волосы остались только на затылке, открывая блестящую от пота лысину. Тисками он держал раскаленную заготовку, которую умело охаживал молотком, периодически переворачивая. Рядом с ним наготове стоял еще более крепкий плечистый парень, судя по схожести лиц – сын. Подле них крутился мальчишка на побегушках, лет девяти.

Старый кузнец окинул меня недобрым взглядом:

– Чего надо?

– И тебе доброго дня, знаменитый мастер Рубан.

– Я-то – Рубан, – кузнец закинул зашипевшую заготовку в жбан с водой и угрожающе пошел на меня, – а ты-то кто?

– Ярослава, гостья князя Миргородского. Приехала военному делу обучать.

– Мы еще из ума не выжили, чтобы у бабы военному делу учиться!

– А ты этот вопрос князю задай, – ухмыляюсь я. Кузнец резко меняется в лице. Не знает, вру я или нет, но замахиваться так высоко даже его хамство себе не позволяет.

– Надо чего? – насупился он, отходя на пару шагов.

– Про мечи пришла поговорить. У нас их по-другому делают. Иначе. Хочу попробовать здесь повторить.

– Это кто сказал, что мои мечи плохие? – взвился самолюбивый старик. Но я смотрю не на него, а на сына. У того от предвкушения загораются глаза. Видимо папаша не подпускает его к основной работе, никак не хочет отпускать бразды правления. Что ж на этом и сыграю.

– Я сказала «по-другому». А ты попробуй – такое повтори, – достаю из-под штанины свой любимый засапожный кинжал и бросаю ровнехонько в столб, у которого стоит младший кузнец. Да, это 25-сантиметровый новодел, пусть и с максимальным сохранением аутентичности. Во всем, кроме сплава. Тут легированная сталь и идеальная заточка. Я в свое время заплатила за него столько, что маман не дрогнувшей рукой прирезала, если б узнала.

Молодой кузнец вытаскивает кинжал из дерева и с возрастающим изумлением изучает предмет. Пока отец пыхтит, разрываемый одновременно любопытством и снобизмом. Но когда парень поднимает на меня восхищенные глаза, я понимаю, что он мой с потрохами. Видимо это понимает и отец, потому что гневно фыркает. Задетое самолюбие берет верх, потому что я слышу:

– А иди-ка ты отседова подобру-поздорову! Князь мою работу доброй считает, а ты…

– Уверен, кузнец? – иронично улыбаюсь уголком губ, – я же могу и обидеться.

– Да я тебя сам сейчас обижу! – взвивается старик, – вот это видела? – к моему носу подносят покрытый копотью здоровый кулачище. Не знаю, что его бесит больше, мое спокойствие или то, что он на голову ниже и вынужден угрожать снизу вверх. Открываю рот, чтобы осадить озверевшего ремесленника, как за моей спиной раздается властное:

– По здорову ли?

Оборачиваюсь, за моей спиной стоит нахмуренный князь, который явно слышал нашу перебранку. Он коротко мазнул по мне взглядом, словно спрашивая: «все ли хорошо?». Получив улыбку, едва заметно кивает и переводит зеленовато-синий взгляд на кузнеца. За мгновение его глаза из теплых становятся люто-ледяными.

– И пошто ты, коваль, гостью мою облаиваешь? – медленно, словно с ленцой спрашивает Велеслав. Он проходит вперед и загораживает меня собой, демонстрируя что я под его защитой. Приятно тешит мое женское самолюбие, которое довольной зверюгой упало на спину и чешет себе пузо. Но потом замечаю угрюмую физиономию воеводы и самолюбие недовольно фыркает. И чего он, спрашивается, за князем увязался?

– Доброго здоровьица, Велеслав Годинович, – начинает заискивающе кланяться кузнец. И куда только весь гонор подевался?

– Высокая гостья к тебе с миром и уважением пришла. А ты?

– Да я ж…. Да я откуда… По ней не видно. Мало ли кто…

– Ежели к тебе от меня люди приходят, я что, должен самочинно их представлять, чтоб ты сомнениями не маялся? Не много ли чести? – начинает яриться князь.

Кузнец, почуяв надвигающуюся бурю, бухается на колени и начинает причитать как завзятая плакальщица, поминая сразу всех богов, своих детей-внуков и собственное подорванное здоровье. Унизительное зрелище совершенно не доставляет удовольствия, потому решаю это прекратить. Успокаивающим жестом кладу ладонь на плечо князя и выхожу из-за крепкой спины. Тот с легким удивлением косится на мою ладонь на своем плече, но не скидывает. Принимает дружеский жест.

– Ты, – обращаюсь я к молодому кузнецу, – как звать?

– Ждан, – выдыхает ошарашенный происходящим парень. Папаша снижает громкость своих воплей и замирает.

– Завтра к обеду подходи на княжий двор. Спросишь Ярославу, это я. Там и поговорим. Про твои умения и мой заказ.

– Приду, госпожа Ярослава, – согласно кивает молодой кузнец и косясь на князя, с поклоном возвращает мне кинжал.

– Откуда это? – переводит взгляд с кинжала на меня Велеслав.

– Мое. Из дома захватила вместо платьев и бус, – привычно помещаю кинжал в носок и закрываю штаниной. За сапогом оно, конечно, удобнее будет, да я сегодня в кроссовках.

– Ох, и языкастая ты, гостьюшка моя, – пытается удержать улыбку князь, – поехали. Отобедать с тобой хотел, а вместо этого бегаю-ищу тебя, как юнец желторотый.

– А чего сам поехал? Отправил бы своего волкодава патлатого. Ой, я это вслух сказала? – притворно пугаюсь я, закрывая рот ладошкой.

Позади нас раздается гневное сопение, пока смеющийся князь выводит меня из кузни. Добрыня нетерпеливо мнется снаружи, удерживая за узду коней. Радостно выдыхает и широко улыбается, когда видит меня. Улыбка у парня и правда чудесная, вкупе с золотыми кудрями и ясными глазами так вообще сногсшибательно. Хочется улыбаться в ответ, но я сдерживаюсь, говорю с ним строго, чтоб не расслаблялся. А то так и до панибратства недалеко.

– Добрыня, пока свободен. Перекусишь – и после обеда на вторую тренировку. Увидимся там же, на площадке.

Мальчишка тушуется перед высоким начальством, поэтому кивнув, быстро исчезает в толпе. А толпа и правда собралась. Любопытствующие зеваки топчутся, жадно высматривая подробности, которые можно со смаком разнести по соседям и сродственникам. Какое происшествие – сам князь миргородский заставил кузнеца в ногах валяться. Эх, вызнать бы еще за что!

Князь подсаживает меня в седло, сам ловко запрыгивает позади.

– Гор, ты со мной? – поворачивается к другу.

– Нет. Дела у меня. Поеду.

– Тогда будь вечером. На пиру, – добродушно улыбается насупленному другу князь.

Воевода кивает и трогается с места. Мы отъезжаем в противоположную сторону. Некоторое время едем молча. Я стараюсь держать спину, чтобы не навалиться на князя. Это тяжело, нестерпимо хочется откинуться назад, но так некстати всплывшая мысль о манерах заставляет держать спину ровно.

– У тебя пир намечается, князь? – решаюсь я прервать молчание.