Мой ледяной принц

– Теперь я понимаю, что с вами, Миша, – спокойно сказала миссис Макартур.

Я подняла на нее равнодушный взгляд.

– У вас психологическая травма из-за смерти Мэри.

– Нет, – твердо бросила я. Нет, конечно, нет!

– Вы постоянно говорите о том, что она бросила вас, и не можете простить ей это. Но вам необходимо смириться: смерть естественна для человека.

– Нет, я не хочу, чтобы она уходила, – тихо сказала я.

– Вы корите ее, но, на самом деле, это вы не можете ее отпустить. Она ушла навсегда, а вы не можете принять этого и цепляетесь за воспоминания и былые чувства.

– Я не могу отпустить ее! Она слишком дорога мне! Мэри всегда должна быть рядом со мной. Даже после смерти!

– Но этого не будет. Ее больше нет. И вы держите ее, не даете ей покоя. Вы должны отпустить ее, Миша.

– Я не могу. – Я покачала головой: нет, никогда!

– Вы можете, но не хотите этого. Но нельзя жить прошлым.

– Я не могу ее отпустить! – закричала я. – Я хочу, чтобы она была со мной! И мне все равно, что она умерла! Она обязана быть рядом со мной! – Схватив сумку, я выбежала из кабинета и торопливо зашагала к выходу из колледжа.

Приехав домой, я закрылась в своей комнате.

«Отпустить Мэри! Никогда! Как я отпущу ее, если она – часть меня? Лучшая часть! Если я отпущу ее, от меня останется только я! Монстр! Она была человеком во мне. И пока она со мной, я не стану монстром… Нет, я никогда не отпущу ее! Но мой Фредрик… Мэри так хотела, чтобы мы были вместе. Но ведь я с ним! Нет… Сейчас я не с ним, а с Мэри. Что же это?» – Моя голова разрывалась от этих противоречивых мыслей.

– Миша, пожалуйста, открой. Я не могу так больше. Нам нужно поговорить, – вдруг раздался голос Фредрика за моей дверью. Он был полон горечи.

«Господи, ведь я совсем забыла о нем, забыла, что он любит меня! Фредрик страдает! Он ревнует меня к Мэри, а я отталкиваю его от себя. Я не могу отпустить ее, и этим разбиваю Фредрика. Она должна понять… Нет, это я должна понять! Я цепляюсь за Мэри, цепляюсь за прошлое и разрушаю свое настоящее и будущее. Я должна отпустить Мэри. Ради Фредрика. Ради нее самой» – твердо решила я, подошла к двери, открыла ее и увидела измученное усталое лицо моего любимого.

– Миша… – Он улыбнулся, но такой вымученной улыбкой!

– Я должна отпустить ее, – глядя в его глаза, тихо сказала я. – Должна отпустить Мэри.

Я робко обняла Фредрика, и он обнял меня.

– Ты поедешь со мной? К ней? Прямо сейчас? – прошептала я.

– Конечно, поедем.

Мы молча собрались, сели в машину и поехали в Лондон, на кладбище, где спала Мэри.

***

Эти три недели были самым ужасным, самым кошмарным периодом в моей жизни: Миша не разговаривала со мной, избегала меня, ходила хмурая и угрюмая, и нарочно громко хлопала дверьми. Я не раз проклял себя за то, что тогда не сдержался и резко отозвался о Мэри. После того дня я нарочно не трогал Мишу, понимая, что ею завладела мания любви к Мэри, но сегодняшний утренний разговор поставил точку: я больше не мог терпеть этого. Миша была со мной и одновременно без меня, очень далеко. Она думала только о Мэри. Она жила со мной, а ее мысли находились на Коули-роуд.

Но сейчас, когда мы молча ехали на кладбище, я видел, насколько измученной была моя Миша: она смотрела в одну точку, и ее лицо не выражало никаких эмоций. Мы приехали на кладбище, вышли из машины, Миша взяла меня за руку, и мы медленно направились к могиле Мэри.

Был замечательный апрельский день: все вокруг зеленело, пели птицы, и не было солнца.

Могила Мэри уже стала покрываться молодой травой.

Миша не плакала, а только пристально смотрела на надгробный камень, на котором было написано: «Мэри-Луиза Смит. Дорогая и любимая дочь и сестра. Ты всегда в наших сердцах».

Я понимал, как тяжело и плохо было сейчас моей эмоциональной возлюбленной, какой разбитой она себя чувствовала. Но она доверяла мне и разделяла со мной свое горе. Я был готов ко всему и должен всегда быть сильнее ее.

Миша подошла к надгробию, опустилась рядом с ним на колени и прикоснулась к нему пальцами.

– Привет, Мэри, прости за то, что я не приезжала к тебе так долго. Я хочу рассказать тебе о том, что со мной, ведь ты одна понимаешь меня. В моей жизни, менее чем за год, произошло много событий: я поступила в Оксфорд, нашла лучшую подругу и обрела любовь. Моего Фредрика. Знаешь, иногда он такой холодный, но я люблю его. И ты одна знала это. Но ты ушла, и теперь я с Фредриком. Но мне так не хватает тебя, Мэри! Я не могла простить тебя за то, что ты оставила меня. Но сейчас я понимаю, что только мучаю нас троих: тебя, Фредрика и себя… Но я должна отпустить тебя. Уходи с миром! – Миша всхлипнула, сняла с шеи цепочку с кольцом Мэри и положила его на надгробие. – Это твое… Мне необязательно иметь что-то, чтобы помнить о тебе: ты всегда, всю вечность будешь в моем сердце. На всю мою жизнь… Ты ничего обо мне не знала, ты не знала о том, что я – монстр, но все равно любила меня. И я люблю тебя. Но я отпускаю тебя! Отпускаю. Прощай, Мэри! Прощай навсегда!

Она поднялась с колен, подбежала ко мне и спрятала лицо на моей груди. Ее тело сотрясалось мелкой дрожью, и я почувствовал, как повлажнела моя футболка: Миша молчаливо плакала, и я тоже молчал, понимая, что тишина была лучшим, что могло успокоить ее в данный момент.

Мы простояли у могилы Мэри еще около часа. Не знаю зачем. Миша уже не плакала, но и не смотрела на надгробие.

– Поедем? – тихо спросил ее я, начиная волноваться за нее.

– Как ты думаешь, ей хорошо там? На небе? – спросила меня Миша. – Ведь она попала в Рай, я знаю это.

– Думаю, Мэри наслаждается своим покоем. Но тебе тоже нужен покой. Поедем, – настойчиво сказал я.

Миша молча кивнула, и мы, взявшись за руки, медленно направились к «Мустангу».

Глава 33

На следующий день Миша попросила меня сходить с ней в парк. Мы расстелили на все еще редкой, но зеленой траве одеяло, легли на него и молча смотрели на мрачное, покрытое серыми облаками небо, но спустя час ветер разогнал облака, и нам пришлось спрятаться под одеяло. Так мы и лежали, на молодой траве, под своим бежевым одеялом.

Взглянув на свои руки, я увидел, что тусклые лучи солнца, пробивающиеся сквозь светлое тонкое одеяло, сделали их наполовину такими, какими они были на самом деле: дряхлыми. И не только руки, но и мое лицо, потому что, взглянув на меня, Миша вдруг нахмурилась.

– Тебе неприятно видеть меня таким? – спросил я ее.

– Да, потому что я думаю о том, что стану такой же. И это пугает меня. Я не хочу быть уродливой и дряхлой старухой! – прошептала она, но прикоснулась к моей щеке и погладила ее.

– Но станешь, и этого нельзя изменить, – тихо сказал я, сжав ее ладонь в своей.

– К сожалению. – Миша вздохнула и подняла на меня пристальный взгляд. – Скажи, а тебе нравится быть вампиром?

Я был удивлен ее вопросом и не мог понять, откуда в ее голове взялись такие мысли.

– Никогда не задумывался об этом, – честно ответил я. – Но откуда этот неестественный вопрос?

– А будь у тебя выбор, кем родиться: вампиром или человеком, что бы ты выбрал?

– Остался бы вампиром. А ты?

***

– И я, – солгала я.