Мой ледяной принц

– Прости меня! Я не хотела! Я не виновна! – кричала она трупу. – Ты не должен был умирать! Прости меня! – Она зарыдала и прижалась головой к груди мертвеца.

Это совершенно выбило меня из колеи.

– Миша! – Я положил ладони на ее плечи. – Что с тобой?

– Оставь меня! Ненавижу тебя! Ненавижу себя! – крикнула она мне.

– Нам нужно сжечь труп, – сказал я, пытаясь оттащить ее от мертвого парня.

– Не буду! Я хочу домой! – кричала Миша, отчаянно сопротивляясь мне. Узел на ее затылке распался, и ее чудесные волосы рассыпались по плечам, пропитываясь кровью.

– Хорошо, посиди здесь. Сам все сделаю. Будь здесь! И постарайся успокоиться! – Я поднял труп себе на плечи, нашел неподалеку от поляны каменную нишу, бросил туда сухие ветки, на них положил труп, поджег все это, и, когда ветки затрещали, и языки яркого пламени стали лизать мертвое тело, я накрыл эту импровизированную печь большой каменной глыбой.

Я надеялся, что за это время Миша придет в себя, но, когда вернулся к ней, понял, что мои надежды были напрасны: она сидела на земле, прижавшись спиной к одному из деревьев, и плакала. Осторожно подняв ее на руки, я побежал домой. Дома Миша вырвалась из моих рук, закрылась в своей ванной комнате и не выходила из нее до самого утра. Ее поведение напугало меня: оно было странным и чересчур истеричным, но я не мог найти причины ее истерики.

Конечно, я помнил, какой шок испытал и я, убив свою первую жертву и выпив ее кровь, но ведь Миша даже не убивала этого парня – его убил я, а она только выпила его кровь. И это повергло ее в шок? Она даже просила прощения у трупа! Да что с ней произошло?!

Сидя под дверью ванной, я терпеливо ждал, когда Миша, наконец, покинет ее. Эти часы казались мне вечностью.

Моя вампирша вышла в девять двадцать девять утра. С каменным лицом и мокрыми волосами, завернутая в полотенце. Ее неприступный холодный вид встревожил меня еще больше.

Я осторожно обнял ее, но она не обняла меня в ответ, а только прижалась лбом к моему плечу. Затем Миша посмотрела на меня безразличным взглядом и закрылась в своей комнате. И в этот момент я проклял тот день, когда все-таки установил в ней звукоизоляцию. Я сидел под дверью комнаты Миши и думал о том, где допустил ошибку: Миша страшно испугалась, когда я сказал ей убить ту рыжеволосую смертную, и категорически отказалась убить ее. Но она отказалась убить и того парня. Я помнил: в тот момент ее лицо исказилось от страха. Но потом, когда Миша стала пить кровь, я был уверен, что теперь все было в порядке, и с удовольствием наблюдал за тем, как жадно она пила кровь. Она словно опьянела, и я помнил выражение блаженства на ее лице, но затем Миша лишилась разума и сейчас не позволяла мне быть рядом с ней и помочь ей пережить этот срыв.

«Первая охота Миши оказалась весьма неудачной. Я сильно поспешил, все торопил ее, настаивал на охоте. Жаль, что именно ее она будет помнить всю жизнь!» – с отчаянием подумал я.

Вдруг дверь комнаты открылась, и ко мне вышла Миша, переодетая в форму колледжа.

– Я в колледж, – мрачно сказала она мне и хотела, было, обойти меня, но я положил ладони на ее плечи и развернул ее лицом к себе.

– Тебе не стоит идти в таком состоянии, – мягко сказал я. – Как ты? Ты сама не своя после вчерашнего.

– Я не буду охотиться, – тихо сказала она. Ее глаза были полны решимости и холода.

– В смысле, пока не будешь? – переспросил я, не поняв, что она имела в виду.

– Не буду, – твердо повторила она. – И я иду в колледж.

– Мы должны поговорить о том, что произошло вчера ночью, – настаивал я. – Я же вижу, что охота потрясла тебя.

– Зачем ты убил его? – вдруг нервно спросила Миша.

– Что? – Я усмехнулся: таким неуместным был ее вопрос!

– Я же сказала, что не буду убивать! Я была не готова!

– Но ты сказала, что готова! Я раз пять спросил тебя об этом!

– Я солгала! Хотела сделать тебе приятно! Но убивать не хотела! Я чувствую себя отвратительно, как будто я… Зачем ты убил его? – Миша отшвырнула мои ладони от своих плеч. – Не знаю, что со мной! Я противна самой себе!

– Я понимаю, ты поражена, но почему? Ведь ты так и не убила ни ее, ни его!

– Зато ты убил! – Эту фразу она сказала с таким отчаянием, словно не понимала естественности того убийства. Словно она была человеком, влюбленным в смертного-маньяка. – Все, Фредрик… Пожалуйста, отпусти меня! Мне нужно отвлечься от этих мыслей! – Миша обошла меня и стала спускаться по лестнице.

Тяжело вздохнув, я вошел в ванную комнату моей возлюбленной: испачканная кровью одежда Миши лежала на полу. Я собрал ее и сжег в железном мусорном баке, за нашим домом, кинув в огонь и перчатки, которые мы вчера использовали.

Затем мне позвонила миссис Нейтман: она узнала о том, что я собрался закрыть свой офис в Лондоне, но я успокоил ее, сказав, что буду оплачивать ей всю сумму, которую она зарабатывала, работая у меня, до тех пор, пока не устроится на такую же достойную работу.

В полдень я позвонил Мише, чтобы узнать, чувствовала ли она себя лучше, но она сбросила мой звонок.

***

Дорога в колледж была словно в густом тумане: я ехала на своем синем велосипеде, не видя перед собой ни дороги, ни машин, ни людей. Меня едва не сбила машина, но мне было все равно: я даже ничего не сказала водителю. Все эмоции покинули меня. Даже странно: у меня не было эмоций.

Прошедшая ночь была сплошным кошмаром: я испытала блаженство, когда пила кровь невинно убитого Фредриком человека, но отвращение к себе и своей сущности пересиливало все яркие воспоминания. Я ненавидела себя. За слабость. За то, что принимала участие в этом проклятом убийстве: ведь тот парень просто хотел помочь той девушке, наверно, своей сестре, а Фредрик убил его. Фредрик убил, а я выпила его кровь. Я была соучастницей. Мое сознание наполнила жгучая мерзость к самой себе. К Фредрику. Ко всем моим сородичам.

Я не хотела быть вампиром. Не хотела убивать. Не могла принять себя и то, что с самого рождения носила клеймо убийцы. У меня осталось лишь одно желание, увы, совершенно недоступное мне, – стать человеком.

Сидя на паре и слушая лектора, который рассказывал о смысле жизни и естественности смерти, я ощущала себя отвратительным гадким чудовищем, приносящим эту самую смерть. Идеальное орудие для убийства… Нет, я им не буду!

– …и важнее всего в этой жизни, мои дорогие слушатели, – принимать себя, принимать то, кем вы являетесь, потому что это – высшая ценность… – говорил лектор, энергично размахивая руками в такт своему длинному монологу.

– Вы абсолютно правы, профессор! – вдруг громко и неожиданно для самой себя сказала я. – Вот только вы не объяснили, что делать тем, кто не принимает себя!

– Очень актуальный вопрос! – отозвался лектор.

– Это не вопрос, потому что ответ я уже знаю.

– Поделитесь с нами?

– Конечно. Есть две формы земного времяпровождения: одна из них – это жизнь. Жить и принимать то, кто ты есть, принимать свою сущность и положение. Жить и продолжать род, иметь любимые занятия, работу, быть довольным и не иметь желания что-то изменить. Такое времяпровождение устраивает многих, и они поддерживают в своем теле эту жизнь, драгоценную для них, потому что боятся смерти. Им нравится процесс самой жизни.

– Отлично, продолжайте!

– Но есть вторая форма – существование, когда ты не принимаешь и ненавидишь то, кем родился и кем являешься, но, машинально, против своей воли, поддерживаешь в себе жизненные функции и терпишь свое бытие. Живешь без смысла, без цели, думая только о том, как бы смерть скорее забрала тебя, потому что хочешь умереть, но боишься доставить смерть самому себе, но мечтаешь, что смерть прекратит твое бессмысленное существование и даст покой. А некоторые вообще не могут умереть, и даже не имеют возможности покончить с собой, вот что несправедливо. И эта мука будет продолжаться всю вечность. И это – невыносимая форма бытия, приводящая к пропасти и сумасшествию.

Студенты молчали, а преподаватель кашлянул.

– Мисс, мне кажется, у вас есть некоторые проблемы? Ваши размышления наводят меня на мысль, что… – робко начал он.

– Вы ошибаетесь, – мрачно перебила его я. Солгала.

– Позвольте узнать, к какой форме бытия относите себя вы?

– Я ненавижу себя! – тихо, но с чувством, сказала я, а затем схватила сумку и вышла из аудитории.

Я поняла, что зря приехала в колледж: здесь на меня напали философские размышления, которые привели меня к окончательному выводу о том, что я олицетворяла собой чистое Зло.

Выйдя из колледжа, я быстро направилась на велосипедную стоянку. Мне было так мерзко осознавать, что я была одна из главных злых героинь сказок и страшных историй, убийца, кровосос, что это было почти физическое чувство. Я чувствовала, будто моя кожа стала липкой, противной, уродливой. Я не сомневалась в том, что должна была бороться со своей сущностью. Любым способом.