Перекати-поле

– Ты чего сбрендила, старая?

– Я не старая, я еще молодая, – вытерла фартуком выступившие слезы мать. – Ты посчитай, сколько мне лет, в моем возрасте еще детей водят.

– Дитя можешь привести, а чужое не тронь, – ответил Вася.

Опираясь на костыль, Вася медленно шел по своей широкой длинной улице. Через дом на деревьях висели черные ленты, оповещая, что в доме траур. Дойдя до двора, где жил друг Мишка, поколебавшись, вошел в калитку. Мария, жена его, поженились перед самой войной, в корыте мыла малыша. Обернувшись, увидела Васю:

– Живой, а от моего ни весточки.

Завела в избу, поставила картошку, отрезала маленький ломтик хлеба:

– Чем богаты, зима лютая была. Денег не видим, пай урезали, все на войну идет. А ты не видел моего, может где встречались?

Вася ответил:

– Нет, не видел, да и сам думал, что в сырую землю уйду. А здесь что, немцы не квартировали в поселке?

– Квартировали, всю живность, у кого какая была, пожрали. А у матери квартировал кто-нибудь? – Мария закрыла рот ладонью.

– Ясно, да я не спрашивал у нее были здесь немцы или нет, я по хате понял. Ты меня картошкой угощаешь, а она меня мясом с банки кормила, да в болезни не понял откуда.

Мария тронула его за рукав:

– Вася, ты не сердись на нее. Это война, выживал каждый как мог. Анфиса – баба видная, да еще молодая, вдовой рано осталась

Василий хмурился:

– Так вышла б замуж, я что против? Зачем же к себе немчуру приглашать?

– А никто не приглашал, они сами выбирали хату какую хотели. Ничего, Вася, выкарабкаемся, были б живы.

Он устал, бок еще сильно болел, силы возвращались медленно. Сел на поваленное бревно около бабки Фроси. Небо голубело, листва шелестела. Сухонькая, в беленьком платочке, она грелась на солнышке. В траве копошились куры с цыплятами. Вася спросил про жизнь, про здоровье, рассказал о себе и тут жиличка Розка прошла мимо с тремя ребятишками, в руках лоскутное одеяло.

– У цаца какая, гордая, нелюдимая, – фыркнула бабка Фрося. – Ни с кем не здоровается, но добрая – пошла детишек буквицам учить, а они ее Розой Леонидовной называют. Сама пигалица, а поглянь цену себе какую имеет. Пришла тут ко мне на днях и говорит, мол, Ефросинья Матвеевна, не дадите вы мне меду и свежих яиц?. Я – Ефросинья, да еще и по отчеству, да меня в жизни никто так не называл! А я ей, дескать, что, яишенки захотелось да чайку с медом? А она говорит, нет, яйца в волосы втираю, чтобы после болезни росли, а мед на лицо, чтобы кожа не сохла.

Бабка Фрося захихикала.

– Невидаль какая – мед на морду класть, а взамен, – бабка Фрося повела плечами, – шальку придарила.

Василий попрощался, встал и пошел по дороге, куда удалилась жиличка. На полянке под деревьями на расстеленном одеяле сидели дети, а девушки с ними не было.

– А где ваша училка? – спросил Вася, подойдя.

Он увидел, что дети рисуют мелком на дощечках. Самый меньший указал в сторону:

– Травки собирает.

Вдалеке, даже не разглядеть, виднелся силуэт.

– Ну и как, строгая училка? – спросил Вася.

– Да, – хором ответили дети.

– И чему она вас учит?

– Буквам, цифрам, где какие звери живут и сказала, что найдет какой-то глобас и покажет место, где люди живут цветом, как ночь.

Вася пошел домой. Мать готовила в летнике обед. Стояла открытая банка с мясом. Вася сказал:

– Я есть не буду.

– Чего так?

– Сказал не буду и все.

– А… донесли добрые люди, – прищурилась она. – Ну жил со мной, и что дальше?

– С тобой, не у тебя?

– Ты там воевал – плохо тебе, а я здесь шиковала, да горя не знала – ты так думаешь? Если бы не Фридрих, с голоду и холоду подохла. Все колхозу, все на войну, а Фридрих тушенку оставил, сгущенку, дров, перину принес.

Вася махнул рукой, клокотало все внутри. Он спустился к речушке, оперся о перила и смотрел на воду:

– Эх, еще не дойти туда, где можно поплавать, понырять. Была бы Белявка – сел и она б довезла. Мы бы с ней поплавали.

Так мечталось дойти, уткнутся в гриву и поплакать, рассказать свой страх, свою ненависть выплеснуть. Василий окинул взглядом бережки. Невдалеке росла ива, у которой стояла Розка и резала ветки. Он поднапрягшись, крикнул:

– Розка!

Она обернулась и увидела Васю.

– Кого стегать собралась? – спросил он.

С пучком она быстро добралась до мостка.

– Прокипячу, волосы полоскать буду.

– А что яиц мало?

Со времени первой встречи Васе показалось, волосы стали длиннее и кудрявее.

– Мало.

– А зачем ты детишек учишь? Они еще маленькие.

– Если в голове есть мозг, учеба ни в каком возрасте в тягость не будет. Вот у этих троих ребят есть способности к учебе.

– А как же мозг разглядеть, если он скрыт от людского глаза?