Деяние Луны

– Не могли. Здесь наш дом.

– Разве можно назвать место, где вас гнобят, домом? – искренне возмутилась я.

Перед моими глазами всё ещё стояла Натали, которая напоминала собой фарфоровую куклу, такую же прекрасную и холодную. Только вот эта внутренняя отстранённость была ей самой противна, но что делать с ней, как жить иначе, девушка не знала. – Любое было бы лучше, чем это.

– Не знаю, – призрак улыбки отразился на устах, напомнив о странной особенности парня демонстрировать напускное радушие, при этом оставаясь застывшим айсбергом.

Его всегда выдавали глаза. Они были детектором лжи или пятой Ахиллеса. Потому что достаточно было одного взгляда, чтобы увидеть очередную маску, которую тот одел на себя, спрятав настоящие чувства глубоко внутри. И хотя голубизна была прекрасна, часто в ней не было жизни. Она лишь морозила холодом, оставаясь безразличной даже тогда, когда его уста сыпали шутками или весело смеялись.

Меня почему-то это раздражало, хотя не моё это дело копаться внутри чужого человека. Но холодность Данилы, его презрение, всегда цепляло. И язык сам бросал колкости только для того, чтобы пробудить в нём другие эмоции, ставя ставку на гнев, который жарким солнцем вспыхивал в очах, пронзая свирепым взглядом.

– Я никогда не думал уйти отсюда.

– А зря. Возможно, многое бы поменялось.

– Например, что? – яростно выпалил парень, резко опустив топор на полено. Раздался удар, и половинки полетели в разные стороны, вонзившись в сугробы острыми стрелами. – Внешность?

– Да что ты к ней так прицепился? – порядок в сарае был почти наведён, оставалось лишь несколько брусочков. – Нормальная внешность. Это неплохо – быть непохожим на других, я про другое.

– Про что?

– О вашей сволочной натуре, сэр – пояснила я, – может, хватит брызгать ядом и бросаться на каждого встречного?

– Тебя это, каким боком касается?

– Самым что ни на есть. Я, между прочим, тоже отношусь к этим встречным, так что жажду справедливости.

– А больше ты ничего не хочешь?

– Хочу, конечно, – сказала я, вспоминая свои многочисленные желания, – машину, только побольше, чем эта, – палец указал в сторону чёрного пикапа, – и дом…

– Но тоже побольше? – съехидничал парень.

– Да, и не здесь.

Мы оба замолчали, понимая, что игривость ушла, и фантазия больше не возымеет успех. Если продолжу, то она превратиться лишь в глупое притворство, разрушив ту тонкую нить, что появилась во время краткого разговора.

«И кто меня дёрнул говорить об этом? – сетовала я, злясь на длинный язык, на мысли, которые влезали в чужую жизнь, строя нелепые догадки. – Какое мне дело до него? До его семьи? Встретились и разбежались, разве так не лучше? Всё равно через пару дней, когда циклон уляжется, я исчезну из их жизни навсегда».

Сложив дрова, я присела возле сарая, и, подперев щёку ладонью, стала наблюдать за Данилой, прикидывая его возраст. Смущало детское лицо, чуть наивное, даже где-то капризное. Ему бы расцветать эмоциями каждый раз, а оно морозило холодом, избегая любых их проявлений. Только присутствие Кости дарило ему живость, заставляя копировать чужие чувства.

Загоняло в тупик и не по годам развитое тело, вынуждая теряться в догадках: пятнадцать, двадцать, двадцать два? Как определить возраст, если перед тобой человек, который своей внешностью никуда не вписывается?

«Убрать тело и можно дать лет десять, а если отрезать голову… – при этой мысли я смущённо хихикнула, – то двадцать или …» – взгляд придирчиво прошёлся по поджарому мускулистому телу. Подобное бывает у бегунов или тех, кто долго занимался боевыми искусствами. Кажется внешне хлюпик-хлюпиком, а надумаешь поизмываться, сломаешь руку о прочную сталь, что вплелась в нежную кожу, заменив собой хрупкие вены и превратив мышцы в крепкие канаты.

– О чём так сосредоточенно думаешь? – однообразные движения парня напоминали звук метронома, не обязательно было поворачиваться, чтобы знать, что тот делает в каждый момент. Достаточно лишь считать, время от времени проверяя свою догадку взглядом.

Раз – и широко расставив ноги, Данила поднимает над головой острое лезвие, крепко сжимая обеими руками ручку. Два – топор быстро опускается вниз, а правая кисть скользит по древку вверх, к острию. Три – раздаётся удар, и запах свежей древесины устремляется в стороны, а короткие чурки летят в сугробы. Четыре – ладонь обхватывает новую жертву, с силой вжимаясь в древесину, будто ощупывая насколько она годна для камина. Пять – брусок возносится на эшафот, где суровый палач произведёт казнь, располовинив его на две части.

И снова раз, едва меняя положение, чтобы дотянуться до очередного полена.

– Видимо и архитектор из тебя тоже никудышный, – произнёс Данила, разглядывая пирамиду, которую я пыталась собрать из разбросанных брусочков.

– Сколько тебе лет? – внезапно вырвалось у меня, увидев, как тут же пальцы застыли над вершиной, а на бледной коже выступил нежный румянец.

– Семнадцать, – немного подумав, произнёс парень. – А тебе?

«Что? – мысли от шока затрепетали в голове,– он младше меня? Да быть того не может! Нет, конечно, я раздумывала над этим вариантом, но всё же… Сколько тогда Косте, если Данила самый младший? Какая между ними разница?»

«Будет весело, если на год больше, – пошутил разум, – и где тогда будут твои утверждения? Сама же говорила, что быть старше парня нонсенс. Что даже год – слишком большая разница в возрасте, и превращает любого ухажёра в младшего брата».

«Ага, хороши братья. Оба такие амбалы, что взрослые позавидуют. Да и ведут себя, как отпетые мафиози».

– Боишься признаться? – развеял мою задумчивость Данила.

– Нет, просто у девушек неприлично такое спрашивать, – начала было я, пытаясь придумать подходящую причину, чтобы съехать с щекотливой темы.

– Покажи, в каком месте ты девушка? – перебил он меня, обернувшись. – Пока я вижу только капризного ребёнка, не более. При том ещё и злюку.

«Чья бы корова мычала», – обиженно надулась я, не зная, что ему ответить.

Можно было бы возмутиться, яростно закричать, гневно топая ногами, мол, кто из нас ещё дитя, но, в конце концов, парень был отчасти прав, что и злило. Не знаю, правда, откуда это в нём. Возможно, жизнь в этой деревне сделала его таким проницательным, а может это всего лишь хорошая наблюдательность.

Не нужно быть профессиональным психологом, чтобы научиться читать людей, особенно таких, как я, у которых, как говорит моя бабушка, все мысли и чувства отображаются на лице.

Вместе с прямолинейностью, которая часто сочилась из Данилы опасным ядом, его наблюдательность превращалась в мощную гранату, которыми тот раскидывался, совсем не заботясь о последствиях.

Не знаю, на кого ему плевать было больше, на себя или окружающих, но мнение тушки, которую он собирался разделывать, никогда не учитывалось. К моей же Данила явно подходил с педантичностью мясника, стараясь отделить всё то, что ему не нравилось. Так что пока ни одна часть меня не избежала участи быть публично осмеянной.

Единственный, кто хоть как-то мог повлиять на его отношение – был Костя, с ним-то он никогда не вступал в ярое противостояние, предпочитая перебрасываться безобидными подколами.

– Двадцать один, – неохотно ответила я.

Да, совсем скоро меня ожидает радостное событие, и к этой цифре добавится ещё один год, но счастье это не приносило. День рождение не тот праздник, который хочется отмечать. Мне до сих пор кажется, что всё ещё стою у стартовой черты, пока друзья бегут к финишу. А я… я просто не знаю, с чего начать. Нужна ли мне эта дорога, по которой все так спешно несутся вперёд?

– Так ты у нас старушка?! – расхохотался парень, – И как ощущаешь себя на третьем десятке?

– Замечательно, – фыркнув, я стала ковырять носком снег, смешивая его с опилками.

Настроение, при общении с Данилой, имело тенденцию только падать, и мои усилия поднять его пока не увенчались успехом. Я нахмурилась, пытаясь придумать, что сказать в ответ.

– Не переживай, для своих лет ты неплохо сохранилась! – улыбнулся он.

– Что это? – удивилась я. – Неужели ты пытаешься меня утешить?

– Скажем так, я отношусь с уважением к женщинам в возрасте, – юноша спокойно смотрел, как хлопья грязного снега летят в его сторону, временами цепляясь за джинсы, как тают снежинки, впитываясь в плотную ткань, оставляя на поверхности мелкие опилки. Моя выходка его скорее смешила, чем раздражала.

– Ну, хоть женщину ты во мне признал, – усмехнулась я, понимая, что ему нечем парировать.