Деяние Луны

– Так устала, – веки потянуло вниз и вой ветра, который ещё недавно напоминал стенания чудовища, вдруг превратился в нежную колыбельную, которая тихо убаюкивала разум, принося покой.

Константин Ясенский

Встреча для тех, кто участвовал в обряде, была назначена возле «Дома собраний» в полночь. Эта была единственная ночь в году, когда на бескрайнем чёрном небе исчезали звёзды и единственным источником света становилась луна. Бледная, почти прозрачная, словно призрак себя, она плыла над долиной, окутывая всё мёртвым светом. Только он спасал поселение от полного погружения во тьму.

Костя стоял на крыльце дома и смотрел, как сгущается окружающий мрак. Сегодня солнцу нет места и потому всё, что когда-то дарило яркий свет, украшая поселение весёлой гирляндой огоньков, было выключено. Дома мёртвым взором смотрели в лес, и не чувствовалось больше жизни там, за стеклом, казалось, все умерли и только он один остался в деревне.

Юноша знал про запрет, про то, что непосвящённым нельзя было появляться на улице после заката, но всё равно ощущал льдистое прикосновение мрака. Ему чудилось, что чёрный туман заполняет пространство, клубясь дымкой, шевелясь в корнях деревьев. Словно огромное существо он царапал границу, пытаясь прорваться, желая поглотить всех. Ведь именно сегодня она истончалась, и то, что удерживали наложенные заклятья, могло вернуться домой.

Костя нахмурился – мысль о границе не давала ему покоя.

Много веков назад её создали старейшины, вплетая охранные заклинания вязью рун, дабы скрыть поселение от глаз тех, кто мог причинить ему вред. Она выглядела, как призрачный купол, который прятал внутри целый мир, не давая ни людям, ни другим существам пробраться туда.

Духи-охранники, вскормленные кровью первой жрицы, днём и ночью поддерживали её, отводя глаза заблудшим и безжалостно казня непокорных. Но со временем их сила ослабла, и последние пять лет граница с трудом выполняла возложенное на неё предназначение. Именно тогда, после первого нападения древних, после гибели пятнадцати полукровок, в ней появилась первая трещина.

С той кошмарной ночи, когда десятки голосов молили о пощаде, когда паника заставляла жителей бросать умирать слабых и раненых, Костя и Данила взяли патрулирование на себя, маскируя новые трещины, которые появлялись с пугающей быстротой.

Их цель была предотвратить непоправимое – полное разрушение границы. Только ради этого они каждую ночь, вместо того, чтобы нежиться в мягких кроватях, проводили в лесу, отбивая атаки зверей и кровью первородного подпитывая рунескрипты. Малейшая оплошность могла стоить поселению жизни. И вот теперь обряд мог стать такой ошибкой.

«Как я раньше об этом не подумал… – вмиг стало всё ясно. – Чёрт!»

Исходящая от обряда опасность, которую он ощущал почти на физическом уровне, все те сомнения и тревоги, которые не отпускали всё это время… Причина была в нём, ритуал мог стать последним испытанием для границы. Ведь сила ведьмы разрывает пространство, чтобы призвать истинную пару, а духи слишком слабы, чтобы сдержать Алефтину.

«Если бы я только мог высказать своё предположение на собрании, старейшины согласились бы со мной? Не пошли бы на поводу Елисея? – предавался раздумьям Костя, пробираясь по улицам – Быть может, тогда было б всё по-другому? И я не тащился б неизвестно куда».

Руководил ли им страх? Юноша не знал. Просто все чувства вопили об опасности, и кровь билась в висках. Он вёл беседу с собой, не замечая, как закончились дома и над тропой нависли могучие деревья, как несколько теней обогнали его, стремясь поскорей достичь вершины. Казалось, Константин не видел никого вокруг, полностью погрузившись в свои мысли и пытаясь почерпнуть в них уверенность.

И лишь, когда яркая вспышка осветила его напряжённое лицо, юноша, прищурившись, бросил удивлённый взгляд на холм.

Она стояла наверху, будто объятая пламенем – маленькая, сгорбленная старушка, воплощающая умирающую часть поселения. Ту, что наполнена верой, традициями и магией.

«Алефтина», – уголки губ слегка приподнялись, приветствуя полуулыбкой пожилую женщину. Несмотря на их краткие встречи, старушка была единственной, кто вызывал у него симпатию

Возможно, это было потому, что их обоих боялись и почитали, а может из-за того, что когда-то давно ведьма спасла маленького мальчика от толпы, разогнав сплетников палкой. И вот сейчас, в кафтане из красного сукна, с изящно расшитым подолом, перед ним стояла не просто женщина, а жрица Тёмной богини.

Её наряд был очень старым, не одно поколение ведьм воспевало в нём луну. Мех на рукавах сильно обтрепался, кое-где даже недоставало кусков, а символы, расшитые когда-то золотыми нитями, уже не сияли так, как раньше. Чернота, словно тьма ночи, поглотила их.

«Рано или поздно всё стареет и умирает», – подумал юноша, решительно направляясь к старушке, которая с интересом разглядывала его бесстрастное лицо. Все чувства, что принц испытывал сейчас, отражались лишь в серых глазах. Они то загорались от внутреннего света, и серебро сливалось с желтизной, то погружались в вязкую тьму, затягивающую на глубину любого, кто в них посмотрит. Эти очи порабощали своей красотой, эмоциональностью и бескрайней пустотой.

Возле жрицы мрак сплёл несколько фигур, играясь с языками пламени, которые то поднимались, освещая лишь Алефтину и не давая видеть других участников, то с почтением кланялись, приветствуя воссоединение наследника крови и хранительницы рода.

Впервые за шестьсот лет они встретились на священном ритуале, где будут вместе воспевать Луну.

– Я не могу участвовать в обряде, – принц не оставлял попыток разрушить магию. При взгляде на неподвижные силуэты он думал лишь о том, что один из них принадлежит Лидии. И сердце тогда клокотало от собственного бессилия, противясь чужой воли, боясь, что заговор сможет превратить его в безвольную марионетку.

– Ты уже участвуешь! – острый взор пронзил насквозь,

– Но все могут быть в опасности, потому что…

– Эта цена. И мы её заплатим, если придётся, – продолжила спокойно старушка, не обращая внимания на протестующий жест юноши.

– Неужели вы не понимаете?! – яростное рычание вырвалось из груди. – Мы все здесь умрём!

– Смерть – малая цена за жизнь рода.

– Не будет никакого рода! – эмоции бурлили внутри, желая прорваться, вихрем сметая все доводы одной лишь фразой «Я не хочу!».

До принца донёсся взволнованный шёпот, зародившийся в тенях при слове «смерть». Он расходился в стороны, подобно кругам на воде, заставляя трепетать линию людей.

– Лично я не собираюсь сгнить в яме из-за того, что какой-то старикашка вздумал женить меня на своей правнучке.

– Ты не умрёшь, – глаза Алефтины смотрели пристально, и в них, кроме красного пламени, ничего не отражалось.

– Откуда вам знать? – неистовое желание вцепиться в неё зубами и разорвать росло с каждой секундой. Зверь видел в ней угрозу и хотел уничтожить.

– Хватит! – не выдержала она и стукнула посохом о землю, дабы прекратить спор. – Хочешь того или нет, но ты уже участвуешь. Так суждено. Настало время для новой крови. Для той, что вознесёт наше племя. Даже если все мы сгинем во мраке мира, это небольшая плата за твоё возрождение, потому что ты, – Алефтина указала изогнутой палкой на него. – Мёртв.

Косте показалось, что его ноги приросли к земле, когда она произнесла эти слова. Мёртв? Он? Как такое может быть? Ум отрицал сказанное, не желая верить, но там, в глубине сердце что-то шевельнулось и прошептало: «Всё верно».

– Юный Котик… надежда и сила рода, – продлевала его агонию жрица, и складка на лице, которая лет двести назад была полными губами, дрогнула в еле заметной усмешке, – ты так и не смог покинуть свой отчий дом. А тот, кому милее смрад и трупы, не может быть живым.

У принца перехватило дыхание от боли и слёзы навернулись на глаза. Тяжело вспоминать то, что хочешь забыть, что давно похоронено в глубине сердца.

«Не надо…» – Костя стиснул зубы, чтобы не закричать. Каждое её слово взывало к памяти, воскрешая тот страшный день, наполняя его красками, эмоциями и запахами.

Он снова почувствовал себя маленьким мальчиком, что стоит на разрушенной площади и не может отвести глаз от двух силуэтов, мирно покачивающихся на ветру. Влево-вправо, влево-вправо. Ветер баюкал мёртвые тела, отдавая последнюю честь королю, своим мощным дуновением отгоняя стаю ворон, которая пировала рядом. И хоть глазницы были уже разорваны, а запёкшаяся кровь застыла по краям, в них ещё можно было узнать родителей.

Константину хотелось кричать от отчаянья, от кошмара, в реальность которого до сих пор не верилось. Казалось, закричи он и всё закончится, проснётся в своей кровати, и не будет развалин дома, да запаха горящей плоти, что стелился по земле.

Он боялся дышать, зажимая ладонями рот, страшась почувствовать внутри себя частички любимых людей.

«Почему?»

Взгляд никак не хотел уходить, прилипнув к родителям, впитывая каждую мелочь и рисуя жуткие картины пыток и смерти. Они не сдались – он знал это точно, потому что иначе б не жил, но сердце… сердце обвиняло их в этом.

Он пытался вспомнить их лица, но почему-то не получалось: «Что они делали вчера? Кажется, шли на рыбалку. Папа пел или нет? Или это было в другой день? А может, этого вообще не было? Разве он любил рыбалку? А мама?»

«Я не помню», – Костю трясло от ужаса, кто-то чудовищной рукой стёр его воспоминания, оставив лишь неясные обрывки. Боль, словно дикий зверь, разрывала на части, и спасения от неё не было.

«Все мертвы, – прозвучал в голове насмешливый голос, – ты тоже мёртв».

Да, больше всего на свете ему хотелось разделить участь родителей, и наряду с этим мечтал отомстить. Бросить убийц на потеху зверям и птицам, и пусть те рвут, клюют, мучают ещё живые тела, дабы страдания их длились вечно.

Костя вздрогнул, налетевший ветер прогнал иллюзию, и он обнаружил себя на коленях возле Алефтины.

«Это конец, – пронеслось в голове. Все, кто был здесь, видели его беспомощным, его слёзы. – Я опозорен».

Принц тяжело выдохнул и поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с теми, кто стали невольными свидетелями его слабости. Что будет в них? Разочарование? Радость? Злорадство?