Вера: не Вера

«Четвертная дуэль возобновилась уже через год, когда Грибоедов прибыл в Тифлис по службе. Там он и повстречал своего давнего врага Якубовича».

– Сектор-приз на барабане, – прокомментировал папа.

«Начало этого противостояния было положено на Волковом поле двадцать четвертого ноября тысяча восемьсот семнадцатого года, где им так и не удалось свести счеты друг с другом. Все из-за смертельного ранения кавалергардского штаб-ротмистра Василия Шереметева, чьим секундантом и был Якубович.

Однако четвертная дуэль подразумевает еще одно столкновение.

Двадцать третьего октября тысяча восемьсот восемнадцатого года в Тифлисе – Грибоедов промахнулся и упустил шанс поставить точку. Правда, существует мнение, что сделал он это намеренно. А вот его соперник попал Грибоедову в мизинец левой руки. Несмотря на то, что ранение казалось легким, оно давало о себе знать до конца его жизни».

Раздался мамин голос:

– Доча, кажется, у тебя аллергия на тушь. У тебя глаз покраснел!

Сперва Вера от неожиданности растерялась. Затем сообразила, что маме не стоило беспокоиться, потому что она давно тайком пользовалась ее дорогущей тушью. Но вслух сказала, что глаз чесался с самого утра, и, возможно, она была неосторожна и натерла его.

– Тогда надо сходить к врачу. А тушью лучше не пользуйся какое-то время, – ответила мама и продолжила есть ужин, поглядывая в телевизор.

– Что? – возмутилась Вера, стараясь как можно скорее отделаться от слишком серьезного маминого настроя. – Ну дай какие-нибудь капли. Я не могу не…

– Здоровье важнее, – нравоучительно перебила мама. – Я все понимаю, но представь, что с глазом что-нибудь серьезное случится. Будешь в повязке ходить, как пират?

– Лучше, как пират, – выдохнула Вера. – чем представить, что приду в школу не накрашенная.

– Милая, – влез в разговор папа. Он не смотрел ни на кого конкретно и говорил с очень серьезным видом: – В следующий раз, когда наша дочь будет спрашивать, как избавиться от второго подбородка, посоветуй ей надеть искусственную бороду.

Когда папа начал говорить, Вера замерла, но как только поняла, что его ремарка не относилась к двойке, покраснела и насупилась.

– Витя, – мама одарила его строгим взглядом.

– Извините, – хихикнул папа, более не скрывая улыбки. – Наверное, я никогда не пойму природу женских проблем. Ну откуда у нее второй подбородок? Но она же его видит! И вечно изводит себя диетами. А так, классный пират получится: с повязкой, скрывающей красный глаз и бородой, маскирующей подбородок. Она же не съела ничего кроме листа салата и…

Он беспомощно тряс вилкой над общей тарелкой, пытаясь вспомнить название овоща, нарезанного тонкими кружками.

– Кольраби, – помогла мама.

Папа отмахнулся, даже не пытаясь запомнить:

– Вот, вот.

– Кстати, – вдруг вспомнила мама. – А что там с двойкой? Прикол очередной, или как вы это называете? Я ничего не нашла в дневнике.

– «Панк», кажется, – с умным видом ответил папа.

На кухне повисла театральная пауза. Мужчина из телевизора продолжал напоминать про Грибоедова.

«Пранк, папа, пранк, а не «панк»! – мысленно злилась Вера. – Вот всегда так: делает вид, что ничего не видит и не слышит, а сам… Даже сколько я съела от него не ускользнуло. Про двойку хотя бы ничего не сказал».

Вера решила не исправлять папу вслух – такое наказание она отвела ему за его неуместные шуточки. Пусть кто-нибудь другой сделает это вместо нее, когда он с таким же умным видом будет выделываться, типа не отстает от молодежи.

«Вечно со своими тупыми шуточками. Я еще за прошлый раз тебя не простила, – закипала Вера. – Ты тогда с таким же хитрым лицом спрашивал: «Доченька, сколько стоит нарастить брови?» Да, может, я немного переборщила с краской, и черный цвет оказался слишком темным для моего лица, но можно же было промолчать!»

Голос из телевизора привлек внимание:

«И тем удивительнее то, что произошло позже».

Папа взял пульт и прибавил громкость.

«Тридцатого января тысяча восемьсот двадцать девятого года в российское посольство в Тегеране ворвалась толпа религиозных фанатиков. В тот день погибли десятки дипломатов. Среди них был и Александр Сергеевич Грибоедов. Представьте себе, если бы не простреленный на дуэли мизинец, его обезображенное тело вряд ли удалось бы опознать, – ведущий посмотрел прямо в камеру и задумчиво на выдохе произнес, – как не поверить в провидение судьбы?»

Вера взглянула на пустой стул старшего брата. Хотелось бы ей сейчас быть на его месте. Он мог не присоединяться к семейному ужину и сидеть в комнате.

А если бы ей по провидению судьбы выпало стать старшим ребенком в семье? Что тогда? Могла бы она влиять на взросление младшего брата? Дали бы ей такое право?

Вера гадала, чтобы сейчас сказал Кирилл. А если бы по провидению судьбы у нее была старшая сестра? Она бы заступилась или поддержала папу? Выросла бы Вера другим человеком, изменись в ее жизни заводские установки?

Мысленно Вера улетела в прошлое. В маленькие приключения, которые они всей семьей совершали раз в неделю: то в парк, то в кино, то по магазинам. Все для того, чтобы в конце дня поесть мороженое – можно сказать, этот ритуал был маленькой семейной традицией.

И вот мама спрашивала: «Какое ты хочешь, Верочка?»

Глаза пускались в пляс, потому что, естественно, хотелось все и сразу. Она мечтала об этом целую неделю.

«Слишком большое – заболеешь; слишком синее – много химии; невкусное», – слышала она от мамы.

Отбиваясь от всех возражений, Вера выбирала, к примеру – маленькое зеленое.

Но мама говорила: «Нет, оно тебе не понравится. Это же зеленый чай. Выбери другое».

Вера не спорила и искала другое.

А если бы Вера была старшей сестрой? Смогла бы она заступиться за Кирилла? Захотела бы?

Или мама говорила: «Выбирай книгу». А потом: «Нет, ну это какая-то глупая бессмысленная книга, лучше что-то другое».

«Выбирай футболку; ой, эта никуда не годится. Красно-белая ткань ужасно непрактичная. Красное после стирки обязательно перекрасит белое. Мы не богачи, чтобы покупать вещи на один раз».

Можно ли было остановить эту дурацкую игру? Пытался ли ее брат? Или Вера должна смиренно принять, что смысл провидения судьбы, откроется только после ее смерти, как у Грибоедова?

Вера почувствовала, как внутри вспыхнула ярость.

«Я ведь почти ничего не помню до четырех лет. А вдруг они обижали меня, не любили, хихикали, потому что знали, что ребенок не запомнит…» – Вера вдруг очнулась и испугалась собственных мыслей.

Прошло не больше полминуты, а она успела прокатиться на американских горках собственных воспоминаний. И куда ее уносило это паршивое настроение, она не имела представления.

– После ужина позвоню тете Наташе, – сказала мама, – может, запишет тебя на завтра.

Родная мамина сестра владела частной клиникой. Именно ее праздник Вера обожала больше собственного дня рождения: та собирала семью, а главное, всех друзей, которые, как боги, спускались с небес в своих дорогих автомобилях и красивых одеждах. Обычно тетя Наташа приглашала всех в ресторан или в огромный загородный дом, напоминающий сказочный замок. В этом году она будет праздновать юбилей, который по ожиданиям Веры, должен будет переплюнуть все, что она видела до этого.

Единственное, что могло омрачить праздник – заносчивые Лена и Леня – дети тетиного мужа. И, кстати, даже они впервые поставили лайк под ее фотографией с пауком. Она не добавляла их в запретный список, все равно они были в плохих отношениях с самой тетей и вряд ли обсуждали с ней хоть что-то.