– Ты его не найдёшь. Из города убежать невозможно. А будешь пытаться – тебя наш дом ночевать не пустит.
– Да больно нужно!
– Какой же ты глупый, Юм, – Шал схватил его за руку. – Остаться ночью на улице – самое страшное наказание. После заката солнца на улицы выходят ночные. Никто не знает, откуда они появляются и куда исчезают. Никто из живых их не видел. От них не уйти. Они задушат тебя. Растерзают.
– Ой, как страшно! А ты не думал, что дома вам просто сказку рассказывают, чтобы вы, овцы, боялись?
– Ты вчера ночью крик слышал?
– Да мало ли что я слышал.
– А знаешь, что ранним утром падальщики всегда подбирают трупы?
– Трупы?
– А из чего ты котлету ел? – Шал осёкся.
В желудке что-то толкнулось, прыгнуло. Юма вырвало прямо на куст ямбура. После он долго молчал, растирая виски ладонями. Наконец спросил, глядя куда-то в сторону.
– Неужели никто не смог пережить ночь?
– Бывает, что иногда трупы наказанных не находят, – ответил Шал. – Но им тем более не позавидуешь. Говорят, их забирает Кривой Дом. А попасть в него – хуже, чем к ночным угодить. Тихо!
Справа мелькнула тень.
– Огородник! – закричал Шал. – Подслушивал!
Юм бросился за тающей в тумане фигурой. Настигнув, сбил с ног, повалил на землю, ломая кусты ямбура. Оседлал. Занёс кулак для удара.
– Не бей! – раздался позади голос Шала. – Ещё сильнее накажут.
Под Юмом лежал и сучил ногами конопатый мальчишка.
– Пацаны, не бейте, – испуганно залопотал пойманный. – Я ничего не слышал. Я ничего не скажу. Клянусь.
– Отпусти его, – сказал Шал, – хуже будет.
Юм нехотя поднялся. Конопатый выскользнул у него из-под ног и дал стрекача.
Шал дрожащей рукой вытащил из кармана фуфайки блестящий кругляш. Поцеловал. Прижал к груди.
– Что это? – спросил Юм.
– Талисман. Пока он со мной, ничего плохого не может случиться.
* * *
Ночью Юму долго не удавалось заснуть. Скрипя пружинами, на нижней койке ворочался Шал.
– Тоже не спится? – спросил Юм.
– Хочешь, расскажу, как можно покинуть город? – послышалось снизу.
– С ума сошёл? – Юм обомлел. – Дом же всё слышит.
– Об этом говорить можно, – ответил Шал. – Мы ждём поезда, который увезёт нас отсюда. Не всех, конечно. Только самых лучших. Тех, кто всегда слушал дома. Кто всегда соблюдал порядок.
– И куда же он вас увезёт? – спросил Юм с иронией в голосе.
– Туда, где лучшая жизнь.
Юм не ответил. Шал тоже долго молчал. А потом вдруг спросил:
– Друг, расскажи мне ещё о девчонках. Ты сказал, что у них тело другое. Какое оно?
– Ну… – задумался Юм, – у них грудь большая… и круглая. А ещё у них между ног нет того, что есть у нас. Но, когда о них думаешь, тому месту, что у нас между ног, становится очень приятно.
– Я знаю, – сказал Шал, – сам часто там себя трогаю.
«А ну заткнитесь, негодники! – зашипел дом. – Не сметь говорить об этом! Ещё раз услышу – накажу страшно».
* * *
Сон, приснившийся этой ночью Юму, был ещё более туманен, чем предыдущий. Его мревшие сумрачной кисеёй неопределимые образы проходили как вода сквозь пальцы сознания, уплывая в таинственное никуда. Но Юм откуда-то совершенно отчётливо знал, что это сон о той самой девушке, и чувствовал, что любит её всем своим сердцем.
* * *
По брусчатке, никогда не знавшей автомобильных колёс, топали тысячи мальчишеских ног. Жители города спешили по мастерским и цехам, фабрикам и артелям. Нынешним утром хмарь снова взяла кварталы в тугую осаду. Юм с Шалом шли вместе с толпой по самому центру улицы. Туман был настолько густым, что скрыл дома по обочинам.
– Не видят они нас из-за тумана, сволочи, – сказал Юм, имея в виду дома.
Шал кивнул.
– Слушай, а если прыгнуть в тоннель, откуда приходят поезда? Прыгнуть и дать дёру по шпалам!
– Пытались, – ответил Шал с грустной улыбкой, – да на котлеты пошли. В том тоннеле полно ночных. Даже днём.
Тут кто-то неслышно подобравшийся сзади схватил Юма за шиворот.
– О побеге разговор вести вздумали? – угрожающе произнёс чей-то знакомый голос.
Хорошенько встряхнув, вожак городовых развернул подростков к себе лицом.
– Приблудный! Я так и думал. А ты-то, Безропотный, – он укоризненно поглядел на Шала, – тоже туда же? В Умный Дом шагом марш! Оба.
Шал зажал в руке талисман.
– Стой, начальник, – на плечо вожака легла пухлая мозолистая рука. – Не они это говорили. Я рядом шёл. Видел.