Шеф!
– А не врёшь, толстяк? – городовой прищурил мелкие глазки.
– Клянусь.
– Ну смотри у меня, – он с неохотой отпустил воротники. – Если соврал – не попасть тебе в поезд.
* * *
Радость по поводу счастливого избавления длилась недолго. Ещё до обеда с вожаком пришлось свидеться снова, когда он в сопровождении трёх полицаев явился в мастерскую жестянщиков. Из-за его спины вынырнул конопатый огородник и ткнул чумазый палец в сторону Юма и Шала.
– Вот эти двое.
– Сколько верёвочке ни виться… – вожак потирал руки. – В Умный Дом их! Быстро! И толстяка прихватите.
– Сука! Ты же поклялся! – Юм бросился на огородника.
Не дотянулся. Двое полицаев схватили его и умело заломили за спину руки.
– Люди – дерьмо! – Юм брызгал слюной. – Никому нельзя верить.
– А за ругань отдельно получишь, – ухмыльнулся вожак.
* * *
Умный Дом назначил нарушителям наказание. Шефа перевели в разнорабочие. Юма и Шала определили в падальщики – одну из самых презираемых каст Чистого города, на чьих плечах лежала жуткая работёнка – собирать трупы тех, кого растерзали ночные.
* * *
Падальщики вставали первыми. В мозглых утренних сумерках по пустым ещё улицам громыхала, поскрипывая ободьями, скособоченная телега. Телегу, схватившись за оглобли, тащил Юм. Пристроившийся позади Шал подталкивал её на подъёмах.
– А может случиться так, что мы никого не найдём? – спросил Юм.
– Не знаю. Я падальщиком не работал. Первый раз по твоей милости горбачусь, – буркнул Шал.
– Не хнычь. Может быть, обойдётся.
Не обошлось. Уже за следующим поворотом их ждал первый покойник. Парнишка, раскинув руки, лежал прямо посереди мостовой. Ни увечий, ни крови. Если бы не синюшная борозда на шее да стеклянные пустые глаза, можно было подумать, что просто чудит пацан – развалился по центру улицы, словно на пляже.
Юм побледнел.
– Удушили беднягу, – констатировал Шал, движеньем ладони закрыв убитому веки.
Погрузив тело и укрыв его мешковиной, они покатили повозку дальше.
– Неправильно нас падальщиками называть, – вдруг сказал мрачный как туча Юм.
– А как правильно? – удивился Шал.
– Чистильщиками.
– Почему?
– Я фильм видел, «Чистильщик» называется. Про мужика, который похожей работкой занимался.
– А что такое фильм? – не понял Шал.
– Узнаешь, после того как на поезде своём отсюда уедешь, – огрызнулся Юм.
Следующей жертве повезло меньше. Парня насадили на обломанный сук дерева, как кусок мяса на шампур. Борясь с подступающей тошнотой, пачкая кровью робы, они сняли несчастного с ветви.
– Пилу надо было взять, – пробормотал Шал.
– И башку тебе отпилить, – прошипел Юм.
– Я-то здесь при чём?! – вознегодовал Безропотный.
– Всё готовы стерпеть, овцы.
– Тихо! – Шал взглядом показал на ближайший дом.
Апофеозом рабочей смены явился третий убитый. По нему будто бы прошёлся каток. В луже чернеющей крови лежал набитый костями мешок. Из пролома в раздавленном черепе пучилась ало-серая мозговая ткань. Юма вытошнило. Шал закусил до крови губу.
Жуткий груз надлежало доставить на вокзальную кухню.
– Хороший улов! – парень в белом поварском колпаке откинул мешковину. – Эй! – крикнул он подручным. – Забирайте сырьё – и в разделочную!
Лицо шатуна стало багровым. Тело била мелкая дрожь.
– Да, – тихонько сказал Шал, – поварам ещё хуже.
Юм бросил на него испепеляющий взгляд.
– Представляешь, они же сейчас их потрошить будут, мясо с костей снимать, перемалывать… Я б не смог.
Это было последний каплей. Юм рванулся с места и побежал.
– Ты куда? – кричал вслед ему Шал. – Робы ведь надо стирать! Сушиться…
Он бежал. Переходил на быстрый шаг и снова бежал. Он сможет найти место, откуда вошёл в этот город. Он выберется. Вот здесь его схватили городовые. Или не здесь? Да нет, здесь. Вот чахлое деревце. Вот двухэтажный дом с краповой черепицей. Ещё метров сто по прямой, потом повернуть направо, и…
Снова дерево. Снова краповый дом. Как же так? Может быть, надо свернуть налево?
Опять проклятое дерево. Опять чёртов дом. Город не отпускал беглеца, водил заколдованными кругами. Беззвучно смеялись дома. Не уйдёшь, шатун! Отсюда дороги нет.
* * *
Он вернулся домой под вечер. Голодный, измотанный и раздавленный.