Мор. Книга первая

На улице было темно, света единственного фонаря не хватало на весь переулок, тем более, что я припарковался как можно дальше от него. Ангел заглянул в багажник, наклонился ниже.

– А где?.. – спросил он.

Я врезал ему по голове и рванул за руку, опрокидывая в багажник. Уложить туда его ноги и захлопнуть крышку было делом пары секунд. Попался, вор и обманщик! Осталось привезти его в логово и там уже спокойно допросить. Узнать, какой у него Дар, и как он нейтрализует мой.

Из багажника раздался визг. Он ещё и трус! Я сел в машину и включил магнитолу на всю громкость, чтобы заглушить крики и звуки ударов. Если не прислушиваться специально, то ничего не слышно.

– Попа-ался, – довольно повторил я и, подпевая задорной песенке на радио, повёз свой трофей в логово.

* * *

До места я добирался, сторонясь больших улиц. Хотелось избежать лишнего внимания. Парень в багажнике затих. Видимо, понял, что сопротивление – лишняя трата времени и сил. Выбраться из багажника было невозможно, а я к его крикам не прислушивался.

Я заехал на первый этаж фабрики и отогнал машину к дальней стене. Здесь можно прикрыть её разным хламом, чтобы спрятать от чужих глаз. Но сначала надо отвести пленника наверх. Первое, что я сделал, открыв багажник, – отшатнулся от тошнотворного запаха. Парень лежал в луже своей рвоты, его глаза закатились, а дыхание было прерывистым.

– Эй! Эй! – позвал я его. – Парень, что с тобой?

Схватил его за грудки, вытащил из багажника и посадил рядом с машиной. Похлопал по щекам. Он начал приходить в себя, что-то зашептал. Я наклонился ближе.

– Ка… Клаус…

– Клаус? Тебя зовут Клаус?

– Фобрр… – выдохнул он и захрипел.

Клаус. Фобр. Клаус…

– Клаустрофобия?!

Голова парня опустилась на грудь: то ли кивнул, то ли окончательно обессилел. Клаустрофобия! Боязнь закрытого пространства… А я вёз его в багажнике. Чего сразу в гроб не запихал?

– Сейчас. Сейчас что-нибудь придумаю.

Я огляделся по сторонам. Вытаскивать его на улицу в таком состоянии было небезопасно. Хоть район и пустынный, но один случайный прохожий мог всё испортить. А где ещё в здании я найду открытое пространство? Мой взгляд упал на шахту лифта. Ну точно!

– Потерпи. Сейчас.

Я подхватил парня под руку и повёл, вернее поволок на себе к лифту. Второй этаж, третий, четвёртый… Пятый этаж – выход на крышу. Я вытащил парня на свежий воздух и прикрыл за нами дверь. Сначала пытался усадить его около вентиляции, но ему было плохо, он не мог сидеть сам. Пришлось сесть и уложить парня рядом, подопнув под него лист картона, чтобы он не застудил себе ничего. Парень дрожал, и я накинул на него свою куртку. На улице было прохладно, но ему нужнее. Вскоре парень прекратил дрожать, а его дыхание выровнялось.

– Ты как? – спросил я, трогая его за плечо.

Он помотал головой и ничего не ответил. Понятно, надо дать время. Я прислонился спиной к коробу вентиляции и посмотрел наверх. Над нами расстилалось бесконечное небо Нью-Йорка. Ближе к центру города мерцание звёзд растворялось в свете, поднимающимся с улиц, но здесь, на окраине, блестящие огоньки были видны куда лучше. Так красиво… Я уже и забыл, когда последний раз смотрел на небо. Хорошо, что появился повод сделать это снова.

Опустил взгляд на парня. Моя рука лежала у него на плече, а большой палец касался щеки. И ничего не происходило. Он был жив. Я провёл пальцем вверх-вниз. Тепло. Такое невероятное чувство – простое человеческое тепло. Когда чувствуешь его каждый день, забываешь, насколько оно приятное. Я поднял руку и дотронулся щеки ладонью. По телу побежали мурашки. Сколько лет я не испытывал этого. Так… Тепло… Пальцы перебрались под подбородок.

Парень мотнул головой, сбрасывая мою руку, и сел.

– Ты чего? – буркнул он.

Голос у него был тихий, но при этом мелодичный. Как у гитары, если струну пальцем придерживаешь. Парень поёжился, натянул куртку на плечи, запахнулся плотнее и осмотрелся.

– Мы где? – спросил он, шмыгнул носом и потешно подтёр нос запястьем.

Я смотрел на него и молчал. Рассматривал того, кто не умирал от моего дара. Профиль точёный, словно из мрамора. Лицо светлое, почти белое. Не знаю, может это из-за приступа? Локоны золотистые, как у ангелов на церковных витражах, и завитые, будто он только что из парикмахерской. Тонкие губы плотно сжаты.

Парень оттолкнулся от земли, попытался встать, но покачнулся и завалился обратно. Снова шмыгнул носом, устроился удобнее и затих.

– Чёрт! Не прошло ещё, – проворчал он вполголоса.

Мне захотелось снова к нему прикоснуться. Он остался после этого жив. Интересно, как такое могло случиться? Я хотел узнать это… И хотел снова почувствовать тепло.

– Твоя куртка? – спросил он.

Я кивнул. Парень покосился на меня, в его глазах плясали задорные бесенята.

– Подаришь?

– Нет.

– А-а, значит, говорить умеешь. Я уж думал, дар речи потерял, как меня увидел. Так пялишься. Ты это… Ты сразу знай: я не гей. Я с тобой спать не буду.

– А кто тебе сказал, что я гей?

– А чего тебе от меня надо?

Он осёкся, принюхался, пару раз чихнул, простучал карманы на куртке и выудил из одного из них пачку курева. Не спрашивая разрешения, вытащил сигарету и закурил.

– О! Так получше будет, – сказал он и выпустил в тёмное небо струйку дыма. – Так чё, чувак? Что тебе от меня надо? Вряд ли ты меня сюда просто так притащил, ради компании. Этот багажник ещё… Тьфу!

Он опустил голову и прикрыл рот тыльной стороной ладони, сдерживая тошноту.

– Извини…

– Да пошёл ты!

Парень попробовал встать, и в этот раз у него это получилось. Он выпрямился и замотал головой, оглядываясь.

– Чёрт, где мы? Это Квинс? – Он обернулся ко мне. – До метро далеко? Что здесь ближе? 103-я или Дитмарс[4 - «103-я станция», «Дитмарс» – название станций метро]?

Я поднялся на ноги вслед за ним и отряхнулся.

– Тебе метро зачем? Переночуешь у меня.

Парнишка прикрыл глаза и помахал перед собой сигаретой, отказываясь.

– Нет-нет-нет! Я, кажется, уже говорил. Свои ночные утехи без меня, пожалуйста! Не для тебя эта розочка цвет набирала!

Я усмехнулся, – забавно было сказано, – подошёл к парню и только сейчас заметил, насколько он мелкий. Ниже меня на голову. Странно, но худым он не выглядел, даже наоборот, был вполне плотным по телосложению. Подростки отличались более хрупкой комплекцией. Как оленята: тонкие да звонкие.