Горький вкус моря

Окончив медицинский институт мы, однокашники, собравшись в маленьком кафе напротив института, решили отметить окончания ВУЗа, где дали обещание друг другу встретиться, в таком же полном составе, а может даже с пополнением, через пять лет. Здесь же, на этом самом месте, чтобы поведать о своих трудовых буднях, а может даже о победах. Поговорить о своих впечатлениях нашей трудовой деятельности, да и просто, чтобы увидеться друг с другом вновь.

Больше всех агитировал за такую встречу, самый юморной балагур, студент, а теперь уже выпускник, нашего лечебного отделения, Александр, или, как его звали близкие друзья – Сашка.

Сашка любил над всеми подшучивать, такой возможности он никогда не упускал. С таким же большим удовольствием он смеялся и над самим собой, рассказывая разные смешные небылицы о себе, и сам же над ними катался со смеху.

Незаметно пролетели пять лет. Мы, как и договорились, встретились в назначенном месте, теперь это был уже ни кафе, а ресторан.

Первые минуты часа мы восхищались друг другом, называя каждого по имени и отчеству.

Многие смогли обзавестись семьями и приехали на эту встречу не одни. Нас собралось в два раза больше, чем было ранее, после выпуска.

Как всегда, первое слово взял наш неугомонный говорун и весельчак Сашка, или, как его теперь мы называли, Александр Васильевич, который поведал о своих приключениях, связанных с его работой, при этом, порою, как всем казалось, приукрашивая суть истинного дела.

Приукрашивать свои рассказы Сашка умел, но и правдивые истории, которые с ним приключились, доводили слушателя до истерического хохота.

Первую свою байку Сашка начал с момента, как он явился на работу, приехав по распределению в назначенное место. Как он знакомился с первым своим персоналом, и первыми своими больными.

«Как из вас многие знают – начал, Сашка, я приехал по распределению в отдаленную местность, в Забайкалье.

Природа там по – своему красива. Цвели в это время уже сопки, окружавшие небольшое поселение, пели птицы, они поднимали мое «упадническое» настроение. Поселок, как его называли, был не плох собой.

Попав в такой район, можно сказать, затерянный мир, мне крупно повезло, по той причине, что меня сразу же назначили работать главврачом, а это, как вы знаете очень престижно. Ну, дорогие друзья, вы сами это понимаете!

Я был безумно этому рад, что фортуна мне, мои милые друзья, улыбнулась.– И, тут, Сашка, от души рассмеялся.

«Ничего, пять лет переживу!» – про себя воскликнул я, зная о том, что эти пять лет хочешь, не хочешь, но должен отдать Родине.

Подъехав к месту, указанному в моем распределении, где я должен был трудиться, я оторопел. Это была зона заключения под стражу, где «тянули» свой срок, уголовники, в большинстве своем случае сидевшие за изнасилование и убийство. Я растерялся. Но делать было нечего. Не повернешь, ведь назад?

И я, с поднятой головой, показав свой паспорт и распределение охране, пропуска у меня пока еще не было, перешагнул порог тюрьмы.

«Вот же угораздило сюда попасть! Накаркал я сам себе, черт побери! Над друзьями подтрунивал, а сам залетел во тьму – тараканьи» – про себя подумал я тогда, но, вздохнув, с кислой улыбкой, пошел по указанной тропинке к начальству тюрьмы, доложить о своем прибытии. В это время на плацу тюремной зоны были выстроены «коробочки», состоящих из лиц заключенных, приговоренных по разным статьям.

Лица, в этих «коробочках», показались мне серыми. Скажу проще – лица были земляными, такой же была на их одежда. В данный момент шла перекличка.

Навстречу мне выскочил, как чёрт из табакерки мужчина, небольшого росточка, пухленький и улыбающийся. Это и был начальник тюрьмы. Охрана ему уже обо мне доложила.

– Вот славненько! – чуть ли не прокричал тот, подбежав ко мне, и даже пытался меня обнять, хотя был он мне по пояс. Мы уже замучились без главврача, – продолжал говорить скороговоркой начальник.

Пойдемте, пойдемте, голубчик, я вас представлю всему нашему коллективу, – и он потянул меня к плацу, где были выстроены все служащие тюрьмы, стояли «коробочки» с заключенными.

Служащие, все-таки, отличались от заключенных своим внешним видом, да и лица их были румянее.

Серые лица заключенных с любопытством разглядывали меня. Многие смотрели открыто, я бы сказал – нагло, не опуская своего пронзительного взгляда. Я же не знал, куда себя деть от смущения.

Когда я подошел ближе к стоящим «коробочкам», тут же по всем рядам, как волна, прокатился шумок и причмокивание.

От автора скажу, что наш коллега, Александр Васильевич, был хорош собой. Черные усики, которые он начал отращивать перед окончанием института, обрамляли его красивое лицо, а высокий рост завораживал всех, и не только женщин. Поэтому нам было понятно, почему шло причмокивание заключенных, глядя на нашего коллегу.

"Какая милашка!» – услышал я за своей спиной, когда повернулся, ко всей той серой массе, то есть к «коробочкам», своим задом – продолжал с улыбкой рассказывать Сашка. От услышанного крика, который явно относился ко мне, я покраснел. Но, тут начальник представил меня всему коллективу.

Все меня приветствовали доброжелательно, и продолжилась перекличка заключенных.

После построения мне показали мое медицинское хозяйство, которым я должен был управлять, и мой личный кабинет.

Пройдясь по всей территории с начальником тюрьмы, я пошел в свой кабинет, в котором должен был трудиться, и где просуществовал вот эти все пять лет. Убрав со стола не нужные мне папки и разный хлам, сев за стол, я глянул в окно, которое было «зашторено» в решётку. Мне стало тоскливо и одиноко. Вспомнил, между прочим, всех вас, дорогие мои, однокашники!– Он обвел нас всех своим взглядом.

Посидев, несколько минут в гробовом молчании в своем кабинете – продолжал Сашка, – я пригласил к себе всех медработников. Провел, как полагалось, пятиминутку, со своим медперсоналом, и пошел в мед. изолятор, делать утренний обход больных, прихватив с собою еще несколько коллег и охрану. В лазарете лежало человек двадцать.

Осмотрев, всех визуально, я отложил две мед карты, которые меня больше всего заинтересовали. Затем зашел на кухню, где готовилась пища.

Отведав, разумеется, кое – что, я вновь направился в свой кабинет, по ходу движения, дав распоряжение охране, привести в мой кабинет тех двоих заключенных, медкарты которых я отложил, и которых хотел бы видеть для более тщательного осмотра у себя в кабинете.

День только начинался, до вечера было еще далеко, но я был бы рад его уменьшить, тогда, наполовину.

Не успев, просмотреть карты больных, что я оставил себе, как в кабинет ввели первого больного – заключенного.

Послушав его, я осмотрел все кожные покровы у него на теле, заглянул в рот и отпустил, сделав, кое – какие, пометки в его карте.

Следующий заключенный не заставил себя долго ждать.

В комнату ввели долговязого, в татуировках, с черными, сверлящими глазами, заключенного, который пронизывал своим взглядом меня насквозь. Сидел он по Статье 121. "Умышленное тяжкое телесное повреждение".

Охрана сняла с него наручники и, оставив меня наедине с ним, удалилась, закрыв за собою дверь, оставаясь на той стороне, охраняя кабинет.

Уголовник плюхнулся, в рядом стоящий возле стола стул, напротив меня и, не отрывая своего пронзительного взгляда, продолжал сверлить своими глазами меня насквозь. В разговор вступил он также первым, а не я:

–Ну, ты и милашка, смазливая!

Я побагровел от неожиданности, чему был зол на себя.

–Полно паясничать, больной. Лучше скажите, как вы себя чувствуете? – тут же привстал я со стула, чтобы осмотреть больного.

Но, не успел я к нему приблизиться, как заключенный снял с себя свою серую робу, чем удивил меня еще больше своим изобразительным искусством на своем теле, и только я открыл, было, рот, чтобы сказать: «Повернитесь ко мне спиной, я вас послушаю», как дверь распахнулась, на пороге появился охранник, сказав: «Я, дико извиняюсь! – пропустил в мой кабинет уборщицу, вернее уборщика помещений, такого же "зека", только одетого в растянутое трико, которое свисало с него, как кишка вниз, оголяя наполовину татуированную задницу. Тельняшка, одетая на нем, явно ему была мала, так как обтянула его разрисованную грудь, вырез которой свисал, чуть ли не до пупка.

– Он сейчас быстренько у вас освежит кабинет, чтобы легче вам было здесь дышать, и я его сразу же выведу», – проговорил охранник и, с грохотом захлопнув за собою дверь, закрыл ее, почему – то, на ключ, нарушив все инструкции, чему всех удивил, особенно меня, оставшегося в своем кабинете с уголовниками.

У меня похолодело внутри, ноги стали ватными, непослушными.

Я сел за стол, и нащупав тревожную кнопку, стал на нее изо всех сил давить. Но дверь не открывалась, чувствовалось, что там, за нею, уже никого нет.

«Блин! – мысленно подумал я. Зачем он на засов – то закрыл? Вот, придурок!» Я ругался про себя на охранника, а сам украдкой поглядывал на "зеков", которые в это время творили чудеса.

Вошедший уборщик, быстрыми движениями, стал мусолить шваброй по полу, не видя в упор этого пола. Он все время, находился ко мне, почему – то, задним своим местом. Штаны у него сползли еще ниже. Он приближался ко мне все ближе и ближе, при этом, периодически оборачивался лицом ко мне и ехидно улыбался своим масляным, беззубым ртом, да еще и подмигивал, как бы заманивая меня к себе, давая знак на сближение.

Я же врос в стул, и, не отрываясь, давил на злосчастную кнопку, которую, почему-то, заклинило.

"Черт, побери! Кнопка, что ли не работает? Где же охрана, куда она подевалась?!"– лихорадочно думал я, ерзая на стуле.