Превратности судьбы

– Тогда, давай так. Я договариваюсь с Татьяной Шемановской о твоей внештатной работе в заводской многотиражке. – Это был Завод малолитражных автомобилей. – Ты пишешь, два года работаешь и, уже со стажем, поступаешь на журфак МГУ.

– А зарплату мне платить будут?

– Ну, может быть, какие-то маленькие гонорары за статьи. Сегодня же позвоню Татьяне.

Немного позже в тот же день папа сказал:

– Тебе повезло! Тебя берут внештатным корреспондентом. Будешь писать о заводской жизни. Там много интересных людей. А зарплата… Нет, вот с этим туго. Пока – без гонораров.

– Хорошо, я подумаю.

– Думай. В твоём распоряжении три дня. Отдыхай, набирайся сил, а в понедельник пойдём с тобой в редакцию, на завод.

Три дня пробежали, как один миг, и утром, в понедельник, я сказала:

– Нет, па, я не пойду на завод описывать производственную жизнь.

– Ну, и дура! Ведь за всем этим – люди, со своими непростыми судьбами. Это – очень интересно!

– Нет! – упрямо отпарировала я.

– Ну, и куда ты?

– В Историко-архивный.

– Ну-ну… Ты ещё попробуй поступить туда. Двадцать человек на место! С двухгодичным стажем сумеешь ли ты туда поступить?! А уж без стажа…

– Попробую.

Во время поступления ко мне присоседился паренёк, по-видимому, только что отслуживший в армии – в гимнастёрке, в кирзовых сапогах, высокий, белокурый, вихрастый, с открытым взглядом. Он мне казался похожим на Павку Корчагина из «Как закалялась сталь».

– А чего ты так вырядился? Тебе что, больше надеть нечего?!

– Ты разве не понимаешь? Да чтоб произвести впечатление на приёмную комиссию.

Экзамены я с треском провалила. Павка же Корчагин поступил. Без особого сожаления я забрала документы.

На семейном совете долго и упорно решали, как мне жить дальше. Мама и сестра говорили, что мне надо найти какую-нибудь нетяжёлую работу, чтобы оставалось время на подготовительные курсы какого-нибудь гуманитарного вуза. А в следующем году поступать учиться. Как же без учёбы!

В то время читали и учились все. Читали в трамваях, автобусах, в метро, на автобусных остановках, когда было тепло. Учились тоже все. Кто готовился поступать в техникум или институт, кто уже учился. Очень модным было работать и учиться на больших промышленных предприятиях, в так называемых втузах. Но такая перспектива меня не очень привлекала. Вообще, я не знала наверняка, чего я хочу.

Вдруг папа нашёл потрясающее решение: – А почему бы Аньке не поехать к твоей двоюродной сестре Шуре? Прекрасный городок на Волге. Большое металлургическое производство, которое и определяет жизнь города. Много молодёжи. А самое главное – замдиректора завода работает мой знакомый, о котором два года назад я написал хороший очерк. Помните – Сомов Аркадий Петрович?

– А как же, – быстро нашлась я, – это был один из твоих лучших очерков.

– Да, человек он необыкновенный! Эдакий русак… Умница, личность! И многотиражкой на заводе руководит моя хорошая знакомая, Инна. Будешь работать, как все, на производстве, а в свободное время – писать в газете. – Мысль сделать из меня журналиста не покидала папу.

– Ура! – закричала я, – Здорово! Хочу к тёте Шуре на завод, на Волгу.

– Да что это ты ещё придумал! – возмутилась мама, – ей же всего семнадцать, она же – ребёнок.

– Какой ребёнок?! В семнадцать лет я уже был…

Через неделю папа привёз меня к тёте Шуре. Шурочка, как называла её мама, была высокой, стройной, чуть полноватой блондинкой с красивым лицом и толстой, упругой косой. Она была на несколько лет моложе мамы и, по мнению родственников, была на неё похожа. Когда я изредка приезжала к ней, и она встречала меня на вокзале, я не могла не заметить, с каким восхищением смотрели на неё мужчины, оглядывались, аж выворачивали головы. Но она никогда не была замужем. Почему? Говорили, что якобы у неё погиб жених на фронте. Но это – «якобы». Она была заведующей детским садом. Работала с утра до вечера. Впрочем, это у нас – семейное. Женщины все любили свою работу, и это было, чуть ли, не делом всей их жизни. Шурочка же обожала детей. Она вообще любила людей.

Как-то я спросила её:

– А почему ты не замужем? Ты же так любишь детей. Женихов у тебя хоть отбавляй. По тебе же буквально сохли парни. Да ты ещё и сейчас не старая, – хотя с высоты моих семнадцати лет, тридцать пять лет – это была уже старость. Но чего не скажешь любимой тёте.

– Да я и сама не знаю, почему. Так получилось, – со вздохом ответила она.

Было воскресенье, и папа, передав Шуре письма для Аркадия Петровича и Инны, поспешил уехать. Понедельник – рабочий день.

Шура жила в старой части города, на окраине, в небольшом деревянном домике. Дом был в купеческом стиле. Великолепные резные наличники на окнах. В комнате сохранилась старая печь с красивыми изразцами, хотя уже давно везде был проведён газ. На стенах висели портреты наших родственников, таких далёких и загадочных.

В понедельник утром мы с Шурой пошли на завод. Через весь город – пешком.

– Ань, узнаёшь? Это – бывшая Садовая, а это – Ореховая.

Да где ж узнать. Всё – по-новому. Трёх-, пятиэтажные современные дома. Проспект имени Ленина, большая площадь с огромным, красивым фонтаном. Перед скульптурой Ленина разбито несколько клумб. Кругом – зелень. Сколько же лет прошло, если деревья уже успели вырасти? Поразительно! А дом культуры! Это же – целый дворец! И всё же меня не покидало чувство ностальгии по тихим улочкам с их купеческими домиками и уютными садами…

Проходная завода:

– Проходите-проходите, Александра Петровна! Да какой там пропуск, вас тут все знают! – сказал молодой мужчина в форме с оружием.

– А, кстати, Гена, почему Мишенька не пришёл в садик.

– Так мама моя приехала из деревни. Пускай с ней побудет, поест горяченьких пирожков, понежится. Заглянете к нам?

– Спасибо, сейчас некогда. Приводите ребёнка.

И вот поднимаемся на лифте на третий этаж. Приёмная замдиректора завода Сомова Аркадия Петровича. Миловидная секретарша:

– Здравствуйте, Александра Петровна!

Господи, да нашу Шуру знают все!

– Здравствуй, Катерина!

– А мой малыш опять вчера пришёл с фингалом под глазом.

– Так он сам – задира.

– Ну, не знаю, не знаю, – и буквально, через секунду: – Вы – к Аркадию Петровичу? Подождите, сейчас спрошу. Аркадий Петрович, к вам – Александра Петровна, по делу. Примете?

И вот мы уже в просторном кабинете, в глубине которого – большой стол, уставленный телефонами и аппаратами с многочисленными кнопками. На столе, кроме этого, рамка с фотографией, на которой, как я потом разглядела, была изображена женщина с двумя девочками – все втроём веселые, чему-то радуются. На стене – большая картина «Над вечным покоем» – моя любимая. Странно, ни тебе портретов Ленина, Сталина. Из-за стола быстро встаёт и направляется к нам молодой мужчина среднего роста, тёмно-русый, подтянутый, в очень ладном, хорошо пошитом сером костюме – в таком только в театр, подумала я. Глаза – стальные, достаточно жёсткие. Хотел, было, протянуть руку – кисть широкая, пальцы длинные, крепкие. Потом передумал. Интеллигент! Он ждёт, пока женщина протянет руку первая. Но женщина этого не сделала, а побледнев, а потом покрывшись красными пятнами – я совсем не узнала моей Шурочки, быстро протянула конверт с письмом и заговорила каким-то незнакомым, глуховатым голосом. Ах, вот где собака зарыта! Вот, почему Шурочка не замужем!

Ну что ж, всё понятно! Такого можно полюбить. От него мужиком пахнет! Это – моя высшая похвала. Она сказала: