Берлинское танго Анн

На Берлин обрушилась осень со всеми ее сомнительными прелестями – дождем, сыростью, мокрыми зонтиками, утренними туманами… Но сквозь завесу дождя так заманчиво сияют неоновые огни рекламы, уютно светятся окна домов, с немецкой тщательностью занавешенные разнообразными шторками и жалюзи…Честно говоря, я люблю Берлин в любое время года и дождь – не помеха… В этом городе как-то по-новому начинаешь понимать фразу «у природы нет плохой погоды».

Я любуюсь и тем, как украшен Берлин на рождество. Нет, это не сверкающий роскошной мишурой Нью Йорк, и не Лондон с какой-то изощренной, но чопорной и холодной изысканностью. Берлин доброжелателен и спокоен, как зрелая красавица, хорошо знающая себе цену и не стремящаяся пускать пыль в глаза… Берлин носит брильянты и жемчуга с достоинством, не кичась и не смущаясь. Жаль только, что в это время редко выпадает снег. Лишь в середине января начинаются снегопады, и тогда наступает ощущение вселенской катастрофы, ведь у немцев все по плану, а снег непременно нарушает всяческие планы и графики своим гололедом, своей необходимостью разгребать машину, срочно доставать из шкафов теплые перчатки и шерстяные носки… Но, надо сказать, что берлинцы с достоинством выходят из этой битвы со стихией. Еще до того, как проснутся самые ранние жители, в эту битву вступают работники коммунальных служб. И снег успевают разгрести еще до того, как я выезжаю на своей маленькой и потому удобной для парковки машине.

Берлин нравится мне своей умеренной многолюдностью. В других городах Германии людей порой можно увидеть только на улице, где запрещено автомобильное движение, на так называемой, пешеходной зоне. Там обычно сосредоточены основные магазины, там и прогуливаются праздные бюргеры, всегда бодрые турецкие жены, постоянно готовые ринуться в зал с халявной распродажей, а также наши соотечественники, в отличие от турчанок жаждущие самых дорогих и престижных товаров. Многие немецкие города в своей центральной части скроены примерно по одной схеме. От железнодорожного вокзала отходит улица, ведущая, как правило, к этой пешеходной зоне. В Берлине все по-другому.

Недаром говорят, Нью Йорк – это не Америка, Москва – не Россия, Париж – не Франция, а Берлин – не Германия. Нет, конечно, большинство людей говорят по-немецки и в учреждениях немецкий – основной язык. Но нередко, особенно когда Анька с Наташей берут меня, как на экскурсию, в дорогие магазины, чтобы посоветоваться о покупке платья или очередной пары сапог, мне кажется, что я не в Германии, а в какой-то присоединенной к России или, наоборот, отсоединенной от нее республике, как, например, Украина или Белоруссия. Хотя там официальным языком считается национальный, основная масса населения свободно владеет и по преимуществу объясняется по-русски. В берлинских магазинах всегда есть русскоговорящие продавцы, а уж о покупателях, которые делают основную выручку, и говорить не приходится. Их причуды и неожиданная щедрость часто становятся притчей во языцех! Помню, меня попросили в очередной раз помочь при медицинском обследовании семейной паре с Кавказа. Вечером супруги попросили меня пойти с ними в ресторан, поскольку боялись, что не смогут объясниться с официантом. Когда принесли счет – 145 евро, они заплатили 200! Я пыталась объяснить щедрым кавказцам, что, если они дадут на чай 15 евро, это будет уже много, но мои подопечные сделали так, как они хотели. Я думаю, удивленный официант надолго запомнил этих клиентов. Надо сказать, что мне эти приятные люди тоже подарили серьезный подарок – часы Картье…

Я завтракала на балконе и думала, как хорошо, что после дождливых и холодных дней в Берлин опять пришли теплые дни. Здесь, в Германии эту пору называют «летом пожилых женщин», почти также, как у нас – «бабьим летом». Интересно все-таки, почему в Америке это пора – «индейское лето» (помните, еще была такая популярная песня Джо Дассена?)? Неужели во всех этих эпитетах намек на какую-то обездоленность, ущербность? Что-то типа «последней надежды»? Не знаю, мне всегда нравилось это время. А сейчас, благодаря бабьему лету, я могу еще какое-то время провести на свежем воздухе и порассуждать об этом умеренном мегаполисе и обо мне в нем.

Любуясь желто-багряными кустами растений, обвивающих беседку, в которой спрятаны мусорные баки, я думала, что это кладбище отходов спокойной, а порой кипучей жизни близлежащих домов, попросту помойка – самое красивое место в нашем дворе. Если Рождество одевает Берлин в наряд сказочной принцессы, то осень наполняет его сочными красками цветущей красавицы из реальной жизни… Сколько оттенков желтого и красного в осенней листве! А как преображает осенняя палитра зеленый и коричневый цвета! Берлинские парки, такие сдержанные в другие поры года, становятся похожи на огромные костры или пышные восточные шатры.

Я смотрела на осенний город и мне казалось, что все эти красивые картинки осени напоминают мне о чем-то очень приятном. Я напрягла память и вспомнила, что именно такими золотыми осенними днями мы отмечали когда-то дни рождения Игоря. Я всегда старалась соорудить для него праздник, а он радовался, как ребенок. Игорь очень ревностно относился к тому, кто первый его поздравил, а кто, не дай Б-г, забыл… Ой, какое сегодня число?! Это ужасно, но его день рождения был вчера, а я забыла!!! Я хоть и не звоню Игорю никогда с тех пор, как он женился, с этим днем все-таки поздравляю, это святое! Можно послать «смс», есть интернет, да и позвонить по этому поводу могу…

Я не знала огорчаться мне или радоваться, но, похоже, я освободилась от этой любовной зависимости, вырвалась из клетки собственной страсти… Пусть я перестала любить Игоря, но обижать его не хотелось в любом случае.

С большой опаской я все-таки набрала его номер телефона …534

– Повинную голову меч не сечет? – спросила я слегка виноватым, но уверенным голосом.

Игорь же, не подтверждая моих опасений, отвечал на редкость спокойно и даже дал понять, что не обижается. Но в его ответе я почувствовала грусть и даже какой-то надлом.

– Что с тобой? – спросила я в порыве нахлынувшей на меня нежности. Я давно не испытывала к этому мужчине подобного чувства.

– Понимаешь, моя жена не захотела забирать сюда ребенка, а я был не против…

– Какого ребенка? – удивилась я.

– Как какого? Неужели я тебе не рассказывал? Они с бывшим мужем удочерили девочку, а потом моя жена их оставила и уехала ко мне. И надо же, такая внезапная болезнь – а ведь он же еще не старый… Конечно, мужчине одному тяжело с ребенком справляться, тем более нездоровому… Девочка же еще маленькая…

– Как зовут девочку? – с замиранием сердца спросила я

– Алиса. Разве ты ничего не знаешь?

– А мужа Максим? – я уже знала, что ответ будет положительный. Как все-таки парадоксален бывает язык! «Положительный» – такое хорошее слово. А ведь иногда оно означает несчастье, крах, беду…

Поспешно завершив разговор, я почувствовала сильнейшее волнение, переходящее в панический страх. «Вот почему, – думала я, – он тогда случайно попал ко мне. Наши с Игорем телефоны были приобретены одновременно, и номера отличались лишь одной цифрой в конце: у него 6, у меня 9. Потом на новом месте работы он получил корпоративный автомобиль, мобильный телефон и соответственно новый номер. Куда подевался старый, я не интересовалась. Без сомненья, он отдал его своей жене. Вот Максим и ошибся, набирая ее номер, на одну цифру». Зачем я так тщательно обдумывала эту мысль, не знаю. Но я вдруг четко осознала, что, цветная сказочная мозаика, окружавшая меня в последнее время, оказалась обычной игрушкой и начала осыпаться…

Я тут же набрала номер Максима, но, как и прежде, никто мне не ответил. Мне показалось, что давление у меня поднялось до трехсот, а температура до сорока. «Наверное, это просто приливы!» – малодушно попыталась я себя успокоить, но запаниковала еще больше и бросалась из угла в угол.

К кому обратиться за помощью? Муж! Он хоть и бывший, но утверждает, что мы с ним друзья. Кто, как ни он, расскажет, как ведет себя мужчина в сложной ситуации, а может и подскажет, что мне делать в таких обстоятельствах?

– Скажи, как бы ты себя повел, если бы узнал, что тяжело болен, возможно даже неизлечимо, – после короткого приветствия обратилась к нему я.

– Я бы попытался дописать докторскую диссертацию!

– Алло! Ты сам-то слышишь, что говоришь? Какая диссертация? Мы с тобой без малого 20 лет живем вдали от нашей прошлой жизни, вдали от всех диссертаций!

– Да. Но это то единственное, что в этой жизни я делал хорошо. Делать деньги и делать дело – это не одно и тоже. Я считаю, что только тот, кто здесь продолжает дело, начатое там, может быть признан состоявшимся как личность. А все остальное – это просто умение обеспечить себя и свою семью. Дурное дело – не хитрое. Отправлять запчасти для машин – это ли большая наука? Знаешь, а может быть я решил бы написать книгу.

– Какую еще книгу? – я была приятно удивлена.

– О нашей жизни, о нашей эмиграции, о моем детстве. Хорошо бы, чтобы наши внуки это почитали, хотя я не уверен, что им это вообще было бы интересно.

– Послушай, – перебила его я, – прости, что не готова сегодня дискутировать с тобой по этому поводу. У меня действительно проблема.

Я вкратце поведала ему то, что меня волновало и почувствовала, что беседа с ним меня немного успокоила.

– Приезжай ко мне, позвонишь от меня, мой телефон не определяется определителем номера, и твой Максим не увидит даже, что звонят из Германии. Посмотрим на его реакцию.

Дома у мужа я не была с тех пор, как он ушел от меня, до этого я там бывала с ним вместе у моей тогдашней приятельницы, которая потом стала его женой. Отказавшись от чая, предложенного ею, я вышла в другую комнату, закрыла за собой дверь, позвонила.

– Слушаю! – когда раздались первые звуки знакомого голоса, я поняла, что не слышала его целую вечность!

Но в ответ на мое сдавленное от волнения «Алло!» он бросил трубку! Я как будто с разбега ударилась о каменную стену… Не знаю, как бы я собирала собственные осколки, но запас деликатности у моего бывшего мужа, в настоящий момент друга, отца моей дочери и деда моего внука к тому моменту истек, он ворвался в комнату с пузырьком сердечных капель в одной руке и бутылкой шампанского в другой… Что и говорить, мне в тот момент не могло помочь ни одно, ни другое –я поняла, что надо лететь в Москву.

Легко сказать «лететь» … Хотя мне не нужна виза (у меня двойное гражданство и есть украинский паспорт) и рейсы на Москву отправляются достаточно часто, я все-таки готова была воскликнуть вместе со злосчастной купеческой дочкой Катериной: «Отчего люди не летают, так как птицы!» Прежде всего, мне нужно было отпроситься с работы. Я позвонила Гюнтеру и сказала, что речь идет о жизни и смерти в прямом смысле слова. Гюнтер, хоть и удивился, но пообещал поговорить с шефом и помочь отменить мои занятия на следующей неделе. Накачавшись капель, шампанского и чая (они все-таки уговорили меня все это употребить) муж отвез меня домой. На завтра я пришла на работу. Мой добрый гений Гюнтер свое обещание сдержал, и шеф разрешил взять неделю отпуска. Могу только догадываться, что объяснял по моему поводу Гюнтер, но шеф искоса поглядывал на меня с плохо скрываемым любопытством.

По дороге в аэропорт я заехала в магазин игрушек. Трудно объяснить, что привело меня в это царство кукол, но я побродила по магазину… Тискала мягких медвежат, гладила пушистых котят, подергала за уши гигантского розового кролика, полюбовалась куклами… А потом купила одну красавицу в изумрудном платье, с зелеными глазами и белокурыми кудряшками. Зачем? Тогда я не думала, зачем. Мне показалось, она смутно напоминает кого-то…

Я не представляла себе ясно, что же буду делать в Москве, и с чем мне предстоит столкнуться. На все про все у меня есть неделя, я должна успеть. Меня мало интересовал полет, я тупо смотрела в иллюминатор, на какое-то время даже заснула… Очнулась в Шереметьево, как-то прошла все формальности и взяла такси.

Я приехала к Максиму домой. Он был в ужасном состоянии. Сдержанный, воспитанный, остроумный человек куда-то исчез. Передо мной был нервный, замкнутый, неряшливый тип. Сердце сжалось, когда я увидела его таким.

– Привет! – сказал он мне, пытаясь казаться развязным. – Вообще-то ты зря приехала, зря потратилась на билет… – заявил он мне, не приглашая войти. Он отстранился, почти отшатнулся, когда я попыталась… Нет, не обнять, просто протянуть ему руку…

– Может быть, все-таки разрешишь войти? – я решилась не сдаваться, пытаясь изобразить из себя этакую бойкую оптимистку… Я пыталась растянуть губы в улыбке, а самой хотелось плакать.

– Ну проходи… – без энтузиазма сказал Максим. Его взгляд, такой теплый прежде, был ледяным. Но мне казалось, что за льдом таится отчаяние.

– Я все знаю! Знаю, что ты болен! – собравшись с силами, выдохнула я. – Но неизлечимых болезней нет!

– Так говорят все здоровые, пока не заболеют! – Максим зло усмехнулся.

– Между прочим, моя болезнь заразная! Так что держись от меня подальше!

Некоторое время мы просто молча смотрели друг на друга. Вернее, это я смотрела на Максима, а он отводил глаза. Он был сейчас похож на больного, загнанного зверя…

И тут в прихожую вышла девочка. Малышка сразу меня узнала и поздоровалась. Я обняла ее. Стараясь говорить спокойно, спросила:

– Ну, как вы тут живете?

Алиса начала без умолку тараторить, рассказывать свои детские новости – у соседей живет щенок, такса, похожая на пирожок на ножках…

– Папа, правда, она похожа на пирожок? – Алиса взяла Максима за руку. Мне показалось, что ее беззаботная болтовня – это всего лишь способ победить папину беду. Сколько таких часов они провели вместе – щебечущая малышка и отчаявшийся мужчина, мысленно простившийся с будущим? «Нет! – решила я в эту минуту. – Я не уберусь из твоей жизни, милый мой Максим, даже если ты меня будешь выгонять! Я должна остаться и сделать все, что только в моих силах – ради тебя, ради этой девочки, да и ради самой себя!»

В этот момент я вспомнила о кукле, которую привезла из Берлина. Конечно же, это был подарок Алисе! Я кинулась распаковывать сумку.

– Посмотри, она приехала к тебе из Берлина! Помнишь, как я катала вас с папой на машинке?