Берег Живых. Выбор богов. Книга вторая

* * *

Возвращение Нэбвена праздновали всем поместьем, и удалось это возвращение вполне торжественным, как того и хотелось Ренэфу. Важно было показать, что императорская семья бесконечно ценит старшего военачальника… что бесконечно ценит Нэбвена лично он, царевич Эмхет, обязанный этому рэмеи своей жизнью и не только ей.

Но вот высидеть на пиру оказалось делом нелёгким. Ренэф и от пиров отвык, и чувствовал себя здесь не на своём месте. Какой бы радушный приём ни оказали ему в этом доме, искренняя тёплая благодарность семьи Нэбвена казалась ему незаслуженной. Не соверши он того, что совершил, – его друг вернулся бы домой на своих ногах, возглавляя свой взвод копейщиков. Ну а что удалось ему вернуть Нэбвена почти что с самого Западного Берега – так то был не подвиг. Он же просто не мог иначе.

От искреннего восторга дочерей Нэбвена было тяжело, от взглядов, которые бросала на него госпожа Наилат, – ещё тяжелее. Эта невысокая крепкая женщина, настоящая воительница, управительница своей земли, вызывала в царевиче симпатию и уважение. Ей было далеко до божественной красоты его матери – да что уж там, ни одна женщина Империи не могла сравниться с Амахисат, и Ренэфу, с детства привыкшему видеть ослепительную царицу, тяжело было назвать красивой кого бы то ни было. Но тут была совсем иная красота. Когда Наилат и Нэбвен смотрели друг на друга, когда их руки невзначай соприкасались, как будто сияние озаряло изнутри их обоих.

Царевич сразу знал, что скажет правду, и когда увидел супругу Нэбвена, только укрепился в мысли, что лукавить с ней не хочет. Чтоб на него смотрели как на героя? Нет, здесь, в этом доме, он совершенно не хотел такой славы, а скорее ловил себя на прямо противоположном желании – скрыться от неё.

Но сам Нэбвен был счастлив от возвращения домой, и его радость стоила всего. Ренэф высидел на пиру столько, сколько положено, чтобы порадовать хозяев дома, а потом всё-таки улучил момент и ускользнул в тёмный сад.

Ему никогда не доводилось бывать в гостях у Нэбвена прежде, и тем более странно было понять, что этот дом, этот сад он уже хорошо знал. Вот здесь, у этих кустов, маленький мальчик с непрорезавшимися ещё рожками защищал свою мать – старшую дочь Нэбвена – от неведомых врагов коротким деревянным мечом. Но тогда был закат, и на ступенях у дома сидела госпожа Наилат, со светлой печалью наблюдавшая за игрой. А ночью она зажгла светильник – как раз у той двери, через которую Ренэф сейчас выскользнул в сад, и спрятала лицо в ладонях, никому не показывая свой страх, свою печаль. Проходя мимо двери, царевич невольно коснулся ладонью места, где висел светильник из видения.

А доведись ему побывать в покоях хозяев, он не сомневался, что узнал бы комнату, в которой Наилат помогала младшей дочери примерить праздничный золотистый калазирис и узорную сеть, искусно сплетённую из ярких продолговатых бусин, а потом подарила ей своё тяжёлое многорядное ожерелье.

Видения в памяти, накладывающиеся на реальность, были такими яркими, что Ренэф даже потёр ладонями лицо, чтобы сбросить наваждение. Неловко было от того, что довелось подсмотреть за чужими жизнями, и вместе с тем отрадно, что он всё-таки сумел вернуть друга семье.

Столько тепла, столько любви… Ведь именно такой и должна быть настоящая семья? Принимающей, ждущей тебя любым – с победой ты придёшь или с поражением.

Дом…

Но у него, царевича Эмхет, такого не будет.

Ренэф подумал о том, что его родители никогда не смотрели друг на друга так, как смотрели друг на друга Нэбвен и госпожа Наилат. Военачальник с женой сияли даже спустя столько лет вместе… а ведь прожили друг с другом куда больше, чем самому Ренэфу лет от роду. Сколько обоюдного понимания, тихой радости и тепла было в их безмолвных беседах, когда они просто оказались рядом. Это ничего общего не имело со вспышками страсти, знакомыми царевичу, или с той глухой, непонятной, замешанной на ярости и неприятии тоской по Мисре. Нет, он никогда не был по-настоящему влюблён так, чтобы забыть обо всём.

А настоящая любовь, как он понимал теперь, выходит, и вовсе не имеет ничего общего с тем, чтобы забыть о себе… Она дополняет, делает тебя чем-то большим, чем ты был – своего рода лучшей версией себя самого. И тогда уже любой подвиг становится по плечу.

Ренэф не горел желанием заводить семью, да и был ещё для этого слишком молод – рэмеи, в отличие от людей, не вступали в брак рано. Однажды, конечно, ему придётся выбрать супругу… точнее, положиться на чужой выбор. И хорошо, если жена будет ему соратницей, одних с ним интересов и устремлений. Хорошо, если брак будет построен на уважении и партнёрстве, как брак его родителей. А в худшем случае придётся всегда и везде, даже в собственных покоях, носить доспех и никому не показывать настоящие мысли и чувства – чтобы не нанесли удар в спину. И когда придёт его черёд обзавестись детьми, между ними не будет той непринуждённости, что царит между Нэбвеном и его дочерьми, несомненно, любимыми каждая по-своему. Нет, для своих детей Ренэф будет таким же далёким и чужим, каким был для него собственный отец, – кем-то, кто вызывает граничащее со страхом почтение, но никак не тепло. И дома никто никогда не будет ждать его так, как здесь ждали Нэбвена.

И никто никогда не посмотрит на него так, как смотрела на своего супруга Наилат.

Раньше Ренэф не задумывался об этом, просто принимал внимание восхищённых им девиц как должное. А теперь от этой мысли сделалось неловко, немного даже больно. Ну подумаешь, ну не посмотрят. И всё же… «Потому-то, поди, дядюшка Хатепер и не обзавёлся семьёй, – со вздохом подумал царевич. – Хотел чего-то большего, чем обусловлено нашим положением».

Раздосадованный сам на себя за неуместную сентиментальность, царевич зашагал прочь, глубже в сад, дальше от царившего в доме веселья. Пожалуй, и правда не помешает по возвращении соблазниться улыбкой какой-нибудь придворной красавицы и выкинуть из головы чужое семейное счастье… а заодно и всяких там недоэльфей.

– Ты ведь не сожжёшь меня карающим солнечным золотом? – робко спросил его ближайший куст.

От неожиданности Ренэф едва не подскочил на месте и невольно схватился за кинжал на поясе. Запоздало он сообразил, что голосок-то был совсем тоненьким, да и слова звучали не очень чётко. Укорив себя за глупость, он улыбнулся.

– Не сожгу, слово царевича Эмхет.

– Настоящий живой Эмхет… – восторженно протянул куст.

– Ну, вроде живой, да. Ты как, выходить будешь? – дружелюбно поинтересовался он и для верности присел на корточки, догадываясь, кого увидит.

Куст напряжённо засопел и чуть пошевелился.

– А точно можно?.. Мне не разрешали говорить с сиятельным царевичем… но так хотелось посмотреть поближе…

– Если очень хочется – то можно, – заверил его Ренэф и поманил к себе.

Мальчик всё-таки решился и вышел – тот самый мальчик с непрорезавшимися ещё до конца рожками, которого царевич помнил из видения. В руке он держал тот же деревянный меч. Короткая схенти не прикрывала ободранные коленки, да и прятки в кустарнике оставили свой след. Хвостик забавно подёргивался из стороны в сторону от волнения, но держаться мальчик старался очень серьёзно и с достоинством. Настоящий сын вельможного рода.

Поскольку Ренэф сидел на корточках, их глаза были примерно вровень. И помимо робости царевич различил во взгляде маленького рэмеи ту самую решительность, которая и позволила сорванцу не побояться… ну, почти не побояться обратиться к сыну Императора.

Неуверенно приблизившись к царевичу, мальчик попытался повторить самый настоящий, взрослый воинский салют. Ренэф кивнул, потом взял его за руку и сжал в воинском рукопожатии. Маленький рэмеи просиял, глядя на него с таким восторгом, что царевичу сделалось даже несколько неловко.

– Сиятельный Эмхет, герой Леддны, – восхищённо протянул он и выпалил: – А я знаю, что ты самый молодой из наших военачальников! Я тоже хочу так! Буду брать с тебя пример и стараться… Я уже вовсю тренируюсь, – мальчик кивнул на меч. – В роду Меннту ведь все воины. Только у тёти Мирет жених скульптор, но он хороший. И дед говорит, это ничего, раз в армии служил. И я пойду! А потом буду служить под твоим началом, господин. Вот.

Выдав всю эту тираду, мальчик смутился, залившись краской до кончика хвоста, но прятаться обратно в кусты всё-таки не пошёл.

– Это очень хорошо, – улыбнулся Ренэф. – Мне в отряде будут нужны смелые воины. Тебя звать-то как, мой будущий солдат?

– Сеткау из рода Меннту, сын Хенуит и Сабафа, – тщательно выговорил мальчик.

– Рад познакомиться с достойным внуком старшего военачальника Нэбвена.

– Спасибо, господин царевич… И спасибо, что дедушку спас! Я слыхал, мама плакала аж – ну, от радости… Говорила, если б не ты, дед бы не вернулся. А мы его тут очень ждали… Поэтому я обязательно должен служить именно тебе! – горячо закончил он. – Ты только дождись, пожалуйста, когда я вырасту…

– Дождусь, – серьёзно кивнул Ренэф. – А дед твой – один из самых великих воинов, Сеткау. Сам Владыка, да будет он вечно жив, здоров и благополучен, гордится дружбой с ним. И если б не Нэбвен – это я бы не вернулся в Обе Земли… Такого тебе мама, наверное, не скажет, потому говорю я.

Сеткау приоткрыл рот от изумления, не зная, что ответить. Ренэф тоже не знал, что тут ещё сказать, поэтому предложил:

– А может, покажешь мне, чему уже успел научиться?..

Сеткау просиял. В общем, предложение было принято с энтузиазмом.

И пусть в саду было темновато, удовольствия от игры в солдатскую тренировку это никому из них не испортило. Ренэф даже забыл, когда в последний раз так веселился. А вроде и не так много лет прошло с тех пор, как он носился со сверстниками, придумывал достойные легенд сражения и верил в то, что жизнь воина состоит только из славы и подвигов.

Царевич как раз учил Сеткау делать подсечку хвостом, когда их обоих окликнули.

– Ох, господин мой царевич, прости, что он тебе докучает, – всплеснула руками Наилат. – Мы уложили его спать, но гляди ты, сбежал…

– Ну всё, влетит мне, – вздохнул Сеткау, но прятаться за спину Ренэфа не стал – мужественно вышел вперёд.

Царевич положил руку ему на плечо и чуть улыбнулся хозяйке дома.

– Отнюдь не докучает, госпожа. Напротив, показал себя радушным хозяином и отогнал всякую тоску. Благодарю.

Женщина бросила строгий взгляд на мальчика, но всё-таки улыбнулась в ответ.

– Ну что ж, вот и отбой, солдат. А то завтра не будет сил на новые битвы, – Ренэф подмигнул Сеткау, и тот тихо рассмеялся, отсалютовал деревянным мечом.

– Ты… завтра ещё не уедешь, господин царевич? – спросил он.

– Думаю, ещё денёк мы себе позволить можем, если хозяева не прогонят, – Ренэф переглянулся с Наилат, и та благодарно кивнула. – Надо ж нам всё-таки разобраться с подсечкой, а?.. А если меня сюда ещё пригласят, когда у тебя рога совсем вырастут, – заговорщически прошептал он, – я тебя научу колоть орехи по-солдатски. Без этого умения в казармах никак нельзя.

– Ух ты! Вот это да!