Берег Живых. Наследники Императора

– Мы боремся с осквернителями – теми, кто тревожит покой мёртвых и искажает законы Смерти. Искусство поднятия мёртвых тел знакомо нам, да, но с иной стороны. Ты жив, мой господин, хотя жизнь твоя едва теплится в своём сосуде. Но теперь ты должен помочь нам разжечь огонь своего тела, если хочешь остаться на Берегу Живых.

Воин закрыл глаза, благодарный за то, что всё было именно так. Жизнь по-прежнему принадлежала ему самому, а не была одолжена у Хранителя Вод Перерождения. И даже если у него был долг перед Ануи, этот долг ему по силам было отдать через служителей Судии.

Его тело было расколото и собрано по кускам, как хрупкий сосуд. Он даже не мог определить, что оставалось в нём в целости. Мертвенная слабость сковывала плоть, будто пытаясь похоронить внутри дух. Но воин знал, что ему достанет воли, чтобы подняться… и вернуться за теми, кто предал его в охотничьих угодьях Сатеха.

Новая мысль обожгла его, и воин распахнул глаза.

– Меня защищали. Другой. Что с ним?

– О ком ты говоришь, господин?

– Мой страж… Единственный настоящий… Вы нашли его?..

Жрец помедлил с ответом, но в итоге честно объяснил:

– Ша не тронули тебя одного. Там было ещё несколько мёртвых людей и один погибший рэмеи.

– Один… – с досадой выдохнул воин и подумал: «Значит, те двое успели уйти…»

– Людей похоронили в песках, – продолжал служитель Ануи, – а останки рэмеи мы доставили в храм и сохранили то, что смогли. Ты, господин, был нашей первоочередной задачей. Имя того воина нам неизвестно.

– Сенахт, – имя отдавало горечью потери. – Верный… Нанесите это слово… рядом с его именем. Пусть он найдёт… путь к чертогам Стража Порога… с моим благословением.

– Будет исполнено.

– Если у него не осталось лица… сделайте маску. Я расскажу, каким был… его облик. Память о нём… должна сохраниться.

Жрец поклонился, соглашаясь.

Этот короткий разговор отнял почти все силы, но воин должен был узнать ещё кое-что.

– Открой мне имя своё и тех, кто нашёл меня, – тихо попросил он. – Когда придёт время… я отблагодарю вас как подобает.

– Зови меня Перкау, господин. Я имею честь быть Верховным Жрецом этого храма.

Воин инстинктивно попытался сжать руку в кулак, вспоминая, как силился удержать рядом музыку. Размеренно, насколько позволяло его затруднённое дыхание, он произнёс:

– Но ты не был… той музыкой, мудрый Перкау.

– Музыкой? Ах, да… То были молитвы, мой господин. Священные гимны.

– Среди них была песня, обращённая… именно ко мне. Она звучала… для меня одного… всё это время. Я помню… Путеводная звезда… яркая, как Звезда Разлива…

– Ты слышал волю Владыки Ануи. Если смотреть в глаза чуду слишком пристально, то оно может истаять, как рассветная дымка.

Стиснув зубы, гость старался опереться о ложе. Но легче было удержать одной рукой боевую колесницу, чем пытаться сейчас приподняться или хоть немного пошевелиться. В глазах потемнело, и боль, едва не лишив сознания, заставила его приглушённо застонать.

– Не надо тебе пока двигаться, господин, – мягко проговорил жрец, бережно удерживая его за плечи. – Скоро, но не сейчас. Каждое усилие должно быть взвешенным, иначе ты снова впадёшь в забытьё, близкое к смерти, и рискуешь больше не найти дорогу на Берег Живых.

Воин вынужден был смотреть на служителя Стража Порога снизу вверх, и это разгневало его. Он вложил в свой взгляд и голос достаточно силы, чтобы указать бальзамировщику, с кем тот говорил.

– Я, Хэфер Эмхет, желаю знать, кто спас меня.

– Боги спасли тебя, царевич, руками тех, кто пропускает сквозь себя Их волю. С некоторыми из нас Они говорят особенно ясно. Прошу, не гневайся на меня. Твоя благодарность может обернуться бедой для нас в нашем скромном храме.

Не гневаться царевич не мог. Но эта вспышка стоила ему всех едва вернувшихся сил, и сознание снова начало ускользать от него.

– Пусть музыка звучит ещё… – выдохнул Хэфер, закрывая глаза. – Она нужна мне, чтобы… разжечь огонь жизни ярче.

– Возможно, она будет прокрадываться в твои сны, господин. А пока побереги силы. Мы не настолько искусны в целительстве, как говорят, – только лишь в том, чтобы суметь уговорить Смерть отступить.

Глава 4

3-й месяц Сезона Половодья

Аудиенция проходила не в малом тронном зале, а в личном кабинете Владыки – высокая честь. Впрочем, телохранители наследника считались почти что частью императорской семьи, и Паваху раньше нередко доводилось бывать здесь вместе с Хэфером.

Восемь стражей Императора выстроились у дальней стены за его спиной, безмолвные, с лицами, неизменно скрытыми под шлемами в виде собачьих голов. Их хопеши[16 - Хопеш (хепеш, кхепеш) – разновидность клинкового оружия серповидной формы, применявшаяся в Древнем Египте. Хопеш произошёл не от меча, а от топора, а потому в основном предназначался для рубящих ударов, но при должном мастерстве владения им можно было наносить и колотые раны. Считался оружием элитных подразделений. Также его использование носило церемониальный характер. Из-за двоякоизогнутой формы хопеш не подразумевал ношения в ножнах: его закрепляли на поясе или – как в данном случае – за спиной.] были перекрещены за спиной. Золотистые доспехи с чешуйчатыми панцирями тускло поблёскивали, когда солнечные лучи изредка пробивались сквозь густую кисею на окнах. Ануират, или Живые Клинки Ануи, – воины, не знавшие себе равных, – всегда и везде сопровождали Владыку. Так было заведено ещё со времён самого Ваэссира, первого Эмхет. Единственной их целью была безопасность Императора – любой ценой. В том, что касалось этой их задачи, они могли безнаказанно нарушать даже приказы самого Владыки.

Амахисат, как и обещала, присутствовала на аудиенции, спокойная и бесстрастная. Её плиссированный калазирис[17 - Калазирис – слово греческого происхождения, относящееся к традиционной женской одежде Древнего Египта. Используется чаще в научно-популярной литературе, в научной называется просто платьем или одеянием. В ранние периоды был распространён более простой вид этого одеяния – платье с широкими бретелями, прикрывавшими (а иногда и не до конца прикрывавшими) груди. В более поздние периоды наряды стали усложняться накладками, драпировками и плиссировками.] дополняли оплечье и браслеты с халцедонами и лунными камнями, идеально подобранными в тон тёмно-серой ткани. Ни взглядом, ни жестом она не дала Паваху понять, чего ожидала от него. Всё уже было сказано.

Также здесь был и бессменный Великий Управитель, хранитель секретов[18 - Хранитель секретов – один из чинов при дворе фараона и в составе древнеегипетской армии, аналогичный начальнику тайной полиции.], главный дипломат Таур-Дуат – старший царевич Хатепер. Он очень походил на своего венценосного брата, и в то же время отличался от него: Хатепер был более земным и понятным, более мягким в своих жестах и манере ведения беседы. Но недооценивать его не стоило – мягкость Великого Управителя была и его оружием. Рэмеи и эльфы говорили о Хатепере, что он способен уговорить саму Великую Реку изменить своё русло. Да, не просто так его называли величайшим дипломатом своего времени! Кроме того, Хатепер славился своей безоговорочной верностью брату и абсолютной неподкупностью. До сих пор была жива память о слухах смутного послевоенного времени. В ту пору заговорщики хотели сместить Секенэфа и возвести на трон Хатепера, не то полагая, что дипломатом будет проще манипулировать, не то искренне веря, что тот будет лучшим властителем. Великий Управитель расправился с ними своими методами, да так искусно, что до конца не было ясно, к какому жестокому повороту чьей судьбы он действительно приложил руку.

Павах ожидал увидеть кого-то из Таэху, живших при дворе, но рядом с Императором стоял другой жрец, которого воин прежде не видел, судя по пекторали и перстням – высокой ступени посвящения. Как и другие правители до него, Владыка Секенэф опирался на древний жреческий род Хранителей Знаний, стоявший у истоков Таур-Дуат так же, как и род Эмхет. Жрец Таэху не был стар, но пожил, как и сам Владыка Секенэф, уже немало – следы неумолимого времени лежали на благородных чертах его до сих пор ещё довольно красивого лица, а глаза светились мудростью прожитых лет. Облачён он был в длинные белые драпированные одежды, какие часто предпочитали священнослужители. Знаки Богини Аусетаар, Владычицы Таинств, Госпожи Очищающей боли, украшали его пектораль и перстни. На Паваха жрец смотрел отрешённо и как бы сквозь него. Но отчего-то этот взгляд пугал воина не меньше, чем пронзительный взгляд Императора, потомка древнего Ваэссира.

Сам же Владыка был воплощением величия. В его руках сходились нити жизней всех подданных Таур-Дуат, и бремя, возложенное Богами на его могучие плечи, было не по силам ни одному обычному рэмеи. Смотреть в его золотые глаза было так же трудно, как взирать на Ладью Амна, чей свет и согревал, и обжигал одновременно. Прекрасные статуи, возведённые в его честь, изображали Владыку Секенэфа в расцвете лет и должны были сохранять его облик неизменным на годы и столетия. Собственное же лицо правителя несло на себе печать пройденных лет и пережитых событий. И именно таким оно казалось Паваху более одухотворённым и красивым, чем все виденные им изображения Императора. Его облик дышал живой Силой, от которой, казалось, вибрировал воздух вокруг. Неудивительно, что само присутствие его так вдохновляло и воинов, идущих на бой, и простых подданных, лицезревших правителя в редкие моменты его появления перед народом во время больших празднеств. Оказавшись рядом с Императором, нельзя было усомниться в мудрости и могуществе древнего народа рэмеи, чья история насчитывала не одну тысячу лет, ибо этот народ хранили подобные ему. Таков был Секенэф Эмхет, почитаемый и любимый Владыка и Хранитель Империи, живое бьющееся сердце рэмейской земли – тот, кто защищал Божественный Закон.

Стоя на коленях, как и подобает подданному перед лицом Владыки, Павах сосредоточенно изучал золочёные сандалии Императора, не в силах поднять взгляд. Каким же трудным, жестоким испытанием было после всего предстать перед живым воплощением Силы Ваэссира! Слова таяли на его губах, так и не успев родиться, в горле пересохло. Пусть он не раз видел Владыку Секенэфа прежде – сейчас это было словно впервые. Павах построил свой доклад так, чтобы не солгать ни единым словом, но и всего он не мог рассказать.

– Значит, их была большая стая? – прозвучал глубокий голос Императора.

Паваху показалось, что этот голос заставлял резонировать все кости в его теле.

– Да, Владыка. Никогда прежде мне не доводилось видеть их так много за раз, ведь они не уживаются даже друг с другом, – подтвердил воин, радуясь, что сейчас мог сказать правду.

– Плохой знак, – вздохнул Великий Управитель Хатепер. – Ша – вестники Отца Войны. То, что они оказались там, да ещё в таком количестве… почти полтора десятка, ты сказал?

– Да, Великий Управитель, – подтвердил Павах.

– Очень плохой знак… – повторил брат Владыки. – Когда божественное столь ощутимо вмешивается в земное, только глухой не прислушается.

Воин отметил про себя, как Великий Управитель Хатепер посмотрел на жреца Таэху. Тот по-прежнему не проронил ни слова, только кивнул.

– Они пришли уже после нападения из засады? – уточнил Император.

– Да, Владыка, – ответил Павах. – С их приходом всё окончательно смешалось. Они уже не делали различий между сражавшимися. Кто-то пытался сбежать, но разве сбежишь от них?

Бывший телохранитель покачал головой и мрачно подумал, что остаться там на милость ша было, пожалуй, не так страшно, как попасть в плен после.