Игра в пазлы

Прижимаясь мокрой щекой к стволу кураги, я в сотый раз думала: «Да разве лень мне было помахать веником? В другое время с удовольствием. Но когда чистенькая, праздничная, наевшаяся, выходишь в новом платье…». Опять защипало в носу от жалости к себе.

Никто не попытался меня понять. Они были работяги, я – лентяйка… Но разве мало я трудилась на пришкольном участке, дежурила по классу? Разве только неделю назад не впряглась я в тележку с металлоломом, не хваталась за любую ржавчину, какая попадалась на пути? Оцарапала ногу и локоть, а устала так, что перед сном подташнивало.

Я размазывала слёзы. Прыгалка в левой руке уныло обвисла. На груди, прямо на белом кораблике, остался отпечаток грязной Вовкиной ладони, и осознание этого доводило до судорожных всхлипов. Я тёрла листьями, слюнявила, но стало только хуже. Как я его ненавижу!

Джабраилов открыто увильнул от субботника, но никто не посмеет бросить ему вызов, потому что его бешеный нрав и кулаки хорошо известны всей округе. Разумовская – активистка, «кругляшка», гордость класса – тоже отсиделась дома, но никому и в голову не придет её обвинять. И только я, вечный изгой, – «лентяйка»… Но самый обидный упрёк исходил от Рамочкиной. «А ещё пионерка!» – сказала она вслед, и фраза эта вонзилась точнёхонько между лопаток, словно ядовитый дротик.

Всё дело в ней, в Любке. Вовка противный, но он не заводила. Он вроде того подленького зверька из «Маугли»: «А мы пойдем на се-евер!..». Любка – вот кто всем заправляет. Любка – с её кукольным личиком, модными заколками в волосах и рассказами о том, что ей купит папа. Любка, которая в глаза дразнится мало, может совсем молчать, но все сделают так, как ей вздумается.

И Валя отвернулась: «Не хочешь, что ж…». С Валей всегда так. В школе с ней можно общаться и дружить, но во дворе её словно подменяют. И всё равно она неплохая девчонка, гораздо лучше своего братца. Максим тоже ничего (при этой мысли я покраснела). Ахмед даже помог мне однажды: достал воланчик из колючих зарослей. По отдельности с каждым из них можно играть. Но появляется Любовь Рамочкина, и они вьются вокруг неё, словно свита принцессы, а я чувствую себя замарашкой, просящей подаяние – хоть капельку дружбы.

Только на прошлой неделе мне показалось, что я смогу стать «своей». Здесь, за домом, мы по очереди катались на велике Ахмеда. На этом самом месте, под курагой, я нашла кошелёк с монетами…

Но начать, пожалуй, следует не с кошелька, а с велосипеда.

Велосипедная тема вошла в мою жизнь в пять лет, когда мне подарили мечту советских малышей – «Мишку». Я забросила свои первые книги и растворилась в новой забаве. Катила по двору, громыхая боковыми колёсиками, и впервые в жизни меня переполняло ощущение превосходства. Но вскоре такой же велик купили Любке, потом Вале с Вовкой… потом спустила шина… А на следующий год я уже выросла.

«Мишка» поселился у тёти Дуси и перешел в разряд дошкольных воспоминаний – но страсть осталась. Непременно, непременно должна я освоить настоящий двухколесный велосипед! Неважно, что взять его неоткуда: подростковые – «дефицит». Хочу. А-а!.. Свой велик – это мечта, но учиться можно и на чужих. И опять-таки неважно, что они большие, непослушные, с тяжелым рулем и поперечной рамой, и то ли ты на нём, то ли он – на тебе: путешествие начинается с бордюра, а заканчивается забором, стеной, стволом дерева… Что за беда, какие у тебя колени, локти и даже лоб! Когда страсть – плевать, сколько шишек набьёшь.

Я сама себе удивлялась. Плаксивая тихоня смело подходила и выпрашивала покататься у самых хулиганистых мальчишек двора, начиная с Тольки Степнова, соседа по лестничной площадке, и заканчивая толстяком Арсеном Асхабовым с его дружками, которых в других ситуациях смертельно боялась. Арсен, в отличие от Тольки и своего же брата Ахмеда, ничего не делал «за так», и не счесть, сколько драгоценностей – вплоть до ручки с плавающим корабликом – перекочевало от меня в карманы его широких штанин. При этом он всегда ухмылялся, говорил «за цирк дёшево беру» – это о моём стиле вождения; и его дружок Муслим, и другие прихвостни – все беспощадно ржали.

А мне было всё равно. Я видела только велосипед; у меня руки тряслись от нетерпения схватиться за руль; но уж когда хваталась – держала крепко. И неизбежно настал тот день, когда я почувствовала, что железный конь укрощён. «Заработало!» – одобрительно заметил Толька (это был Толькин велик), и Валя помахала мне с балкона, и Вовка рядом с ней от изумления промолчал. А я не ехала – парила, хотя подо мной по-прежнему была не по возрасту громоздкая железяка и педали норовили ускользнуть и больно стукнуть по ногам. Но всё это были мелочи по сравнению с ощущением полёта. Где-то внизу остались дорога, и вишнёвые деревья, и крыша родной пятиэтажки… Домой я вернулась измученная, с синяками на лодыжках, с опухшими запястьями, – счастливая!

Этот сезон начался удачно. Арсен, который и прежде по весовой категории не слишком подходил к велогонщикам, так растолстел, что вынужден был отдать свой велик младшему брату. Ахмед был добрый мальчишка. Он давал покататься, ничего не требуя взамен, но, помимо меня, было ещё много претендентов. И всё-таки теперь я каталась чаще.

В тот день мы рулили за домом, строго по кругу каждый. Нас было семеро: кроме Ахмеда и меня, ещё Валя с Вовкой, Алка, Лёлька и Максим. Любка гулять не вышла, и уже потому мне дышалось легче. Кроме того, когда в моих руках велосипед, я чувствую себя уверенней. И вот моя очередь. Мчусь, рассекая воздух, ветер отбрасывает косы… притормозить, повернуть… ой, а что это?

Я прислонила велик к дереву и присела на корточки. Среди пыли и снующих муравьёв лежал толстый красный кошелёк с металлической защёлкой. Видимо, при падении он раскрылся, и несколько монет в десять, пятнадцать и двадцать копеек весело блестели на солнце. Недра кошелька были набиты мелочью (в то время совсем не мелкой). Откуда он взялся? Я задрала голову – на балконах пусто. Если бы кто-то его обронил, наверное, уже был бы здесь: сумма не маленькая – ни одного жёлтого медяка. Очень странно!

Солнце припекло затылок. Спохватившись, я вскочила на ноги. Ахмед ещё посчитает, что я сжульничала! А Вовка с Лёлькой обязательно скажут какую-нибудь гадость, ведь за то время, что я разглядывала кошелёк, можно было объехать весь школьный двор. Я торопливо крутила педали. Вот уже ступени почты, на которых расположилась компания, вот уже Лёлька заорала: «Нечестно!..».

Я стала оправдываться:

– Там кошелёк с монетами…

– Кошелёк? С монетами?! Где он, где?

– Под курагой, – растерянно ответила я.

Побивая все рекорды, компания уже неслась к месту находки, а длинноногая Алка – впереди всех.

Я смотрела вслед и удивлялась. Даже Максим рванул, а ведь сейчас его очередь кататься; даже Ахмед, который и трусцой-то ленится пробежать; даже Валя – такая серьёзная!.. Они неслись за монетами, словно пираты к острову сокровищ. Но для пиратов это нормально, а им-то зачем?!

Я успела покататься возле почты (смутно беспокоясь, честно ли это), прежде чем компания вернулась. Все возбуждённые, раскрасневшиеся, с добычей в кулачках. Кошелёк взяла себе Алка: «Сойдет за косметичку». На меня они смотрели как-то странно. Из чувства справедливости все предложили со мной поделиться – даже Вовка протянул какую-то монетку.

Но я помотала головой. Родители бы этого не одобрили. Всё, что мне надо, они купят сами.

…Под ногами что-то блеснуло. Я наклонилась и подняла маленький алюминиевый кружок. Монетка. Снова монетка? При взгляде на неё даже слезы высохли. Размером она была с десятикопеечную, и цифра 10 красовалась на ней, вот только буквы были непонятные: GROSZY. Иностранная! На обратной стороне был изображён орёл с расправленными крыльями, год выпуска – 1977 (за два года до моего рождения), а по кругу шла длинная надпись: POLSKA RZECZPOSPOLITA LUDOWA.

Мелкая польская монетка, привезённая каким-то счастливчиком из командировки в соцстраны… Но тогда я этого не знала, латиницу прочесть не могла. Зато я знала слово «валюта», и находка показалась мне весьма ценной и окутанной романтической тайной. На мгновение я заколебалась. Можно загадать желание и бросить её через левое плечо (стопроцентно сбудется), можно продырявить и носить на шее… Тут я поняла, что сделаю, и даже подскочила от радости. Про злополучный субботник было забыто. Прыгалка заброшена в траву. Присев на корточки, я начала разгребать землю под курагой.

Всё необходимое для «секретика» уже было припасено: осколок бутылочного стекла, фольга из-под конфеты, а теперь ещё и монетка. Это будет «секретик» с секретом. Настоящий клад.

Я расправила на дне ямки золотистую фольгу, секунд пять ещё подержала монету в кулаке – жаль было с ней расставаться, затем бережно уложила в центр и накрыла жёлтым выпуклым стеклом. Лучший из моих «секретиков». И в отличие от прежних, о которых я выбалтывала Вале или Лёльке, этот – слышишь, курага? клянусь тебе! – будет моей тайной.

Я крепко зажмурилась, потому что в носу опять защипало. Клянусь тебе, курага, клянусь каждому твоему цветочку, что я разделю эту тайну – как и положено – только с Лучшей Подругой. А это не Валя. И не Алка. И не Лёлька. И, уж конечно, не Любка… Её вообще пока нет. То есть нет рядом со мной, но где-то же она есть, может, совсем близко и тоже ищет меня!

Монетка, монетка, помоги мне. Я хочу её найти – свою Лучшую Подругу. Ведь так положено, чтобы она была. И я верю, ты мне поможешь. Поможешь, правда? Я так хочу этого!

Последние слова я мысленно прокричала. Потом засыпала «секретик» землёй, накидала щепок – никто не найдёт. Поднялась, обхватила толстый ствол дерева, прижалась к нему щекой и, успокоенная, долго смотрела на горы.

Пазл 9. Зелёные спички

Март 1990 г.

Только вчера вокруг был влажный чернозём, а сегодня со всех сторон радостно зазеленела трава. Она покрыла собой газоны и стремилась протиснуться в каждую трещинку в асфальте. А поскольку асфальт был старый, трещин много, то и траве – раздолье.

Я сочувствовала траве и совсем не беспокоилась о тротуаре. Иногда мы с Яной даже помогали какому-нибудь кустику или цветку, расковыривая пальцем асфальтовую крошку. Но сейчас рядом со мной шла тётя Дуся, и я привычно играла роль «я – для взрослых». В этой роли асфальт не ковыряют.

На мне было лёгкое пальтишко и красная шляпка, которую тётя Дуся называла старинным словом «капор». Я немного стеснялась этого головного убора, главным образом из-за его цвета, да и ленты под подбородком казались мне неуместными. В такой тёплый солнечный день можно обойтись без всяких шляп. Но если папа сказал «свежо», его не переубедишь.

Тётя Дуся жила в городке Маяковского, на пять остановок дальше нас от центра по Старопромысловскому шоссе. Каждую субботу после школы она забирала меня к себе домой. Её телевизор ловил вторую программу, и раз в неделю я смотрела «Спокойной ночи, малыши». А ещё у тёти Дуси были старинное кресло-качалка, «ходячая» кукла Зоя из ГДР , фарфоровые слоники – мал мала меньше – и зимние консервы в углу под покрывалом. Правда, сейчас там почти ничего не осталось. Абрикосовый компот выпит ещё в декабре…

Я оглянулась. Мы были уже далеко от шоссе, но холмы, как обычно, «придвинулись». Если же пойти в их сторону, Сунженский хребет снова коварно «отскочит» – и ой, сколько усилий потребуется, чтобы забраться наверх! Зато с той стороны, в низине, растут удивительные цветы, каких здесь не встретишь, и одуванчики там – с кулак величиной. В прошлом мае – как давно это было, еще до встречи с Яной! – мы с тётей Дусей гуляли там и возвращались через Старый поселок. Зашли в магазин, и какая-то продавщица назвала её моей бабушкой. Почему-то стало стыдно, и я не возразила…

Засмотревшись на холмы, я налетела на пожилого чеченца (ему было лет пятьдесят), пискнула «извините» и в смущении ухватилась за бант под подбородком. Чеченец усмехнулся – наверное, в этой шляпе я выглядела очень забавной – и сказал что-то про Красную Шапочку. Он шёл налегке, небрежно сунув руки в карманы; на шаг поотстав, брела его супруга.

– Почему их женщины всегда ходят сзади? – шёпотом спросила я у тёти Дуси.

– Обычай такой, – ответила она. – Раньше все чеченцы жили в горах. В любой момент на пути могла встретиться опасность. Мужчина шёл впереди, чтобы защитить женщину.

Я в сомнении смотрела вслед.

– Они так привыкли, – продолжала тётя Дуся, заботливо расправляя мне ленты. – Вот я, например, не люблю шляпу – голова не дышит. А чеченки носят свои платки круглый год. После выпускного встретишь на улице одноклассниц – все будут в косынках.

Нас обогнала молодая женщина, тащившая за руку белоголового малыша. «Как одуванчик», – подумала я. У мамы волосы были потемней, но тоже красивые, золотистые. Их свободно трепал ветер.

Малыш канючил на одной ноте:

– Хочу в сказку, хочу в сказку, хочу в сказку…

Мать на ходу отвесила ему шлепок. Малыш с готовностью заревел.

– Что ей, жалко?.. – пробормотала я.

– Может, денег с собой нет, – предположила тётя Дуся.

Рёв замер где-то вдали. А мы поднялись по ступеням и зашли в «Сказку».