Убить время

Анна, задыхаясь, слезла с неподвижного тела, но не смогла встать на ноги.

– Когда он упал, ему поплохело, – объясняла Марго. – Я не выпускала его из виду. Думала, сердце. Но он притворялся! – Она высекла в прозрачном ночном воздухе искру. – Я добью эту гадину!

Анна наконец выпрямилась. Поджарого нигде не было видно. Марго взяла ее за руку:

– Идем. Сейчас здесь будет полиция.

Старуха окинула место побоища зорким взглядом.

Они добрались до квартиры. Анна села прямо на пол и тупым взглядом уставилась на дотлевающий в камине уголек.

– Наутро нас арестуют.

– Черта с два, девочка моя, черта с два. Камеры здесь не работают уже полтора года, я это точно знаю. А полиции не надо лишних разбирательств: два приезжих что-то не поделили. Один и убил другого. Да и черт с ними.

Девушка опустила голову и рассматривала разбитые в кровь руки. Словно морозной мозаикой, глаза заволокло влагой. Старушка медленно подошла к ней и взяла за подбородок:

– Важно другое.

Сквозь пелену слез Анна неотрывно смотрела на торжествующее строгое лицо Марго.

– Теперь ты готова.

– К чему?!

Вечером того же дня продрогшие женщины грелись у огня. Марго нравилось сидеть у настоящего камина. Два раза в год заказывали чистку. Приходил основательный пожилой мастер. Ловко прочищал трубу, возясь на крыше, – казалось, что в отверстие чихает огромный бродячий кот. Сыпались пожухлые листья и хлопья пахучей сажи. Потом он спускался в квартиру, вздыхал и чистил трубу уже изнутри. Камин не отапливал комнату как следует. И для тепла женщины кутались в два-три слоя одежды, дабы экономить на коммунальных расходах.

Густо намазав опухшие пальцы девушки пахучей мазью и забинтовав ладони, старушка долго смотрела на оранжевые язычки, уплетавшие уголь. Словно заручившись их молчаливым согласием, Марго начала рассказ:

– Мне пять лет. Я стою у окна и жду возвращения отца домой. Жили мы тогда не здесь, а в Роменвиле, среди зелени и цветов. Мама воспитывала меня, готовила к поступлению в школу, а папа работал. Возвращаясь с работы, он давал мне спелую грушу, гроздь винограда или красивое яблоко. Как они пахли! Сначала я долго вдыхала их и разглядывала: цвет, переливы оттенков, неровности на бочках. Зимой я оставалась без фруктов, ибо заработок отца был невелик.

Кем мог работать офицер-белогвардеец в эмиграции? Если он не из творческой, научной или придворной элиты. Если он не Дягилев и не Юсупов. Не Шаляпин и не Сикорский. Не Алехин и не Рахманинов. Есть версии у тебя?

Так вот. Им доставались шахты, заводы… Часто производство становилось пропуском во Францию – опасная, в жутких условиях работа с графиком, который не оставлял шансов на выживание… Душно-пыльный запах шахты врезается в память навсегда. Когда у отца закончился контракт, он с облегчением бросил эту каторгу и нашел работу в Париже.

Бывшему военному удалось получить и вид на жительство, и права, и сдать экзамен на знание города. Да-да… Ты уже догадалась? Твой прадед стал парижским русским таксистом. Работал он посменно, легко обойдя конкурентов в таксомоторной компании: хорошие манеры, ум, обходительность, честность, военная дисциплина помогли не одному участнику Белого движения найти работу в такси в тридцатые годы. Ты знаешь, в семидесятые годы прошлого века в Le Monde напечатали заметку о русском таксисте, что прекратил работу лишь в девяносто два года. Так вот, это твой прадед. С пожелтевшими от курения белыми усами, седыми пушистыми бровями, в клетчатой кепке, с газетой в руке, за рулем Renault – таким его сфотографировали для статьи. И помню заголовок: «Русский князь – любимый шофер парижского такси». Для них все русские эмигранты были князьями. Да только французы не смущались предлагать «князьям» работу на заводе или в брассерии – своего рода развлечение для жителей республики.

Потом отцу удалось скопить денег на съем небольшой квартирки в Париже, в районе площади Бастилии. Там жили его однополчане, а взаимовыручка у русской диаспоры славилась постоянством и крепостью. Отец организовал курсы вождения и даже издал учебник на русском языке. О, разве только простые офицеры занимались извозом? Князь Зурабишвили тоже начинал за баранкой парижского такси. А князь Ширинский-Шихматов? А бывший военный атташе русского посольства в Париже?

Ты хочешь спросить, почему я здесь, а моя сестра – твоя бабушка Лилия – осталась в Петрограде? Очень простой ответ. Мой отец служил в Крыму, а твой прадед – хирургом в Петрограде. Когда появилась возможность уехать, отец ждал брата до последнего. Каждый день он посылал телеграммы в Петроград и нервничал, что семья брата с маленьким ребенком не сможет пробиться сквозь пылающую Россию. Но случилось иначе…

Твой прадед отказался покидать Родину. Сказал, что его место рядом с больными и ранеными, коих в изобилии привозили с фронта, что он будет жить там, где творили Пушкин, Толстой и Достоевский. И об этом не пожалел ни разу, вплоть до расстрела в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году.

Мой же отец считал, что можно переждать во Франции, что власть бандитов долго существовать не сможет, что нужно лишь потерпеть… И он терпел. После Второй мировой войны мы встречали русских перебежчиков, отец общался с их семьями. Шел к ним с надеждами и сомнениями одновременно, со страхом и убежденностью в том, что недоверие к бывшей родине надуманное, наносное и искусственное. После этих встреч он приходил домой сгорбленный и молчаливый. Долго сидел, ерошил и приглаживал седые волосы. Мама звонила мне по телефону сюда, уже в эту квартиру, и просила прийти. Не скажу, что отец охотно пускался в откровения. Однажды он сказал, что надо налаживать контакты с оставшейся там семьей брата. Ибо миссию нельзя прерывать…

Тут Марго поднялась бросить угольный брикет в камин. Пламя съело кусок угля, как собака лакомство: сначала схватило его, а потом, жадно давясь и фыркая, разжевывало. Черная тень на фоне белого камина выпрямилась и взяла мундштук.

– Миссия…

Анна ждала, не обращая внимания на саднящую боль в пальцах. Такие разные судьбы – Маргариты и Лилии. Миссия?

Седая голова Марго качнулась.

– Да, девочка. Это в тебе заговорило предназначение.

– В чем мое предназначение?

Старушка пристально посмотрела на озадаченную девушку.

– Ты готова защищать.

Глава 4

– Стой! – Марго схватила девушку за руку. Они остановились у огромной витрины кафе. – Прежде чем мы повернем направо, приготовься. Ты увидишь нечто невероятное. Это и есть наша цель.

Анна затрепетала. Интриговать старушка начала еще за завтраком, словно и не было вчерашнего кровавого месива, а у девушки не болели ладони.

– Послушай меня. Сегодня никаких джинсов, d’accord? – Марго не соглашалась перейти на англо-саксонское «OK» и упрямо говорила по старинке. – Скромное платье до колен. Да, и возьми шелковый платок. Неброский.

Уплетая творог с вишневым вареньем, Анна испуганно приподняла брови.

– Мы сегодня куда-то идем? Вечером?

Марго размяла ложечкой дольку лимона в чашке кофе.

– Да. Сегодня отдых и прогулки по Парижу.

– Куда пойдем? – девушка торопливо доела остатки творога и с огорчением глянула на покачавшую головой родственницу. – Ну Марго…

– Если я скажу заранее, ты прочитаешь про эти места в интернете. Так не пойдет.

Старушка встала из-за белого круглого стола и начала собирать посуду. Остановилась и погрозила улыбнувшейся Анне пальцем.

– Нужно, чтобы ты получила подлинные впечатления. Это очень важные для меня места. И это не музей и не галерея. Иди собирайся!

Поведение Марго показывало волнение. В минуты переживаний она предпочитала занимать руки: мыла посуду, вытирала невидимую пыль, перекладывала туда-сюда вещи.

«Интересное начало…» Анна перебрала незамысловатый гардероб и выудила темно-синее платье простого фасона. На шею повязала бежевый шелковый платок. Руки еще ныли. Однако, сняв повязку, девушка увидела, что выглядят они уже гораздо приличнее. Опухшие вчера костяшки пальцев не отличались от обычного вида рук. Мазь помогла. Удивительно было и то, что сама Марго не имела никаких следов вчерашнего побоища – ни царапины, ни синяка, ни ссадины.

Надевая бежевые туфельки на низком каблуке, Анна заметила, как старушка сунула в сумку жемчужные четки.

– Готова? Теперь поворачивай за угол!

Восхищению Анны не было предела:

– Господи, как красиво!

Довольная старушка повела ее по улице.