– Хорошо, что поставят, – прошептала Мария.
– А ничего хорошего! – воскликнул Максим. – Мне жить хочется! А тут из метели пока выберешься – поседеешь.
Мария всё ждала, когда Максим опять угостит чем-нибудь, улыбнётся, дотронется нечаянно.
Но он продолжал говорить о том, как сложно работать водителем в таких условиях.
– Ну я пойду, – пробурчала Мария обиженно.
Максим не остановил её.
– Какая же я дура, – бормотала себе под нос Мария. – Придумала, что он меня любит.
Плакала всю ночь. Как назло, сильно хотелось есть. И перед глазами то и дело появлялись вкусные пирожки мамы Максима.
На следующий день Максим привёз материалы для ковров.
Мария пошла помочь с разгрузкой. Он вырвал из её рук мешок и пробурчал:
– Сам справлюсь.
Калмычке выделили отдельную комнату. Там же ей поставили кровать. Как она радовалась тому, что можно вдоволь наплакаться. Вечером готовность ковров приезжал проверять начальник.
Он подгонял Марию и говорил каждый день:
– Только попробуй время тянуть. Мне эти ковры позарез нужны.
Мария время не тянула. Совсем перестала выходить на улицу. О Максиме старалась не думать совсем. Когда было уже невмоготу, говорила сама с собой:
– Ну что мне с ним светит? Нет у нас будущего. Он свободный, я преступница.
Но разговор сам с собой облегчения не приносил. А выходить и выглядывать Максима гордость уже не позволяла.
Бывало, материалы привозили с задержкой. Но начальник всё равно подгонял Марию. За два осенних месяца она изготовила только половину первого ковра. Когда выходила на улицу, ей уже даже вслед шептали, что стала она подстилкой.
– Выделили ей отдельную комнату, ты посмотри на неё! Рожей не вышла, глаз не видно, тьфу… Ведьма.
Мария не обращала внимания. Выплакаться могла в своей мастерской, которая служила и спальней.
Как-то поздним вечером в конце ноября в дверь постучались.
Мария подумала, что приехали проверять работу. Проверку прождала весь вечер. Подумала, что из-за погоды задерживается её заказчик.
Открыла дверь. На пороге стоял Максим. Держал в руке одуванчик. Протянул его Марии и произнёс:
– Смотри, какое чудо у нас выросло! Отчим семена летом с юга привёз, мать посадила дома.
Мария одуванчики не видела очень давно. Улыбнулась, осторожно провела по ярко-жёлтым лепесткам.
– Я один незаметно сорвал и вот тебе решил показать, нравится?
Мария кивнула.
– Ма-а-а-а-ш, – прошептала Максим. – Выходи за меня замуж!
– Смеёшься, – Мария спрятала улыбку. – Издеваешься. Знаешь, что невозможно.
– А мы по-своему поженимся. Вот так на словах. Ты будешь моей, а я твоим. Вот так поживём, а дальше видно будет. Я тут поузнавал немного. Амнистию если дадут, ты выйти сможешь. Ведёшь себя хорошо, работаешь на совесть.
Мария покачала головой.
– Это всё мечты, Максим. И замужество на словах не по-людски.
– А сейчас по-людски? – завёлся Максим. – Ты тут по-людски?
Он перешёл на крик.
– Не кричи, – спокойно попросила Мария. – Зачем внимание на себя привлекать?
– Люблю я тебя, Маша, – успокаиваясь, произнёс Максим. – Я и маме уже о тебе рассказал. Правда не говорил, что ты пока несвободна. Но то, что ты калмычка, её совсем не волнует. Она сказала, что людей много разных. Она мне счастья хочет. Нам хочет счастья. У моего отчима много связей. Поможет, если я попрошу.
– Ну попроси, – сказала вдруг Мария. – Только перед прошением расскажи своей маме, кто я такая. И у неё желание отпадёт тотчас.
– Не отпадёт, – уверил Максим, – она хорошая. Иногда строгая. Так что, согласна стать моей женой?
Мария улыбнулась, кивнула. Максим взял из её рук одуванчик, скрутил стебелёк в виде колечка и надел на палец Марии.
Одуванчиковое колечко держалось на пальце недолго.
– Вот такая и любовь у нас, – прошептала Мария, поднимая упавшее колечко, – скрутила и расслабилась.
В ту ночь Максим остался с Марией. А потом ещё 5 ночей было в их распоряжении. Дороги так замело, что Максим не мог уехать обратно.
– Если ребёночка родишь, – прошептал он перед отъездом, – я его воспитаю на воле, а потом и ты к нам присоединишься.
О том, что ребёночек всё-таки будет, Мария догадалась быстро.
Максиму ничего не говорила. Да и видеться они стали реже. Марии нужно было сдавать уже 2 ковра, а она заканчивала только первый.
***
Тося не могла вымолвить ни слова. Иван заметил, как по её щекам побежали слёзы.
– Не реви, – сказал он, – не скажу никому. Ты же всю душу из меня вынула! Что же за судьба у меня такая! Все, кого люблю, мимо меня проходят. Вроде бы вот оно счастье, хвать… А хвост в руке, и счастье упорхнуло. Вот и с тобой так. Манишь меня, а носом воротишь.
Прохор Леонидович продолжал стоять за спиной Ивана. Тося слушала, но глаз с Прохора не спускала.
Иван вдруг потянул свою руку, хотел дотронуться до Тоси, но почувствовал, как чья-то тяжёлая рука легла на его плечо.