Вдруг вспомнила аромат вяленого мяса, которым угощал Максим. И в нос уже ударил не запах хвои и опилок, а запах мяса, пирожков с куриной печенью, которые пекла мама Максима, и которые довелось попробовать Марии.
В машине открылась дверь. Максим вышел. Переминался с ноги на ногу. Ждал калмычку.
Она не торопилась показаться ему на глаза. Он закурил. Мария наблюдала за огоньком сигареты и никак не могла успокоить своё сердце. Оно выскакивало из груди и тянуло, тянуло Марию к машине.
А она всё не могла сделать шаг, ставшими как вата, ногами.
Максим закурил ещё. Ходил вдоль машины туда-сюда.
Потом с силой рванул на себя дверь и захлопнул её. От этого хлопка Мария даже вздрогнула.
– Злишься, – прошептала она. – Нетерпеливый. Эх, Максим, Максим. Не люблю я нетерпеливых.
Керосиновая лампа в машине погасла.
Барак укладывался спать. Постепенно стихли женские и мужские голоса. В столовой перестала звенеть посуда. Мария наконец-то смогла сделать шаг.
Медленно приближалась к машине. Подошла к двери. Тихонько пальцами по ней постучала. И вдруг дверь распахнулась, ударила Марию по лицу. Мария вскрикнула и упала.
– Маша, Машенька, прости, – взволнованно причитал Максим.
Мария корчилась на земле, держалась за щеку и плакала.
– Эй, что там такое? – послышался голос охранника. Он мгновенно оказался рядом, держа на поводке рвущуюся к Марии овчарку.
– А, это ты, водила? Неужто тебе уже с бабами по ночам разрешают развлекаться? Не буду мешать. Бей сильнее, они того заслуживают. Нормальные дома детей воспитывают, а эти… – охранник махнул рукой и ушёл.
Максим склонился над Марией.
– Машенька, прости, я не хотел.
Он помог Марии подняться, отвёл её в медпункт. Там наложили швы на щеку.
Под глазом у Марии красовался огромный синяк. Мария щурилась, рассматривая себя в зеркало.
Максим стоял рядом, руки у него дрожали.
– Маш, прости меня…
– Иди спать, – сказала ему Мария.
– Не пойду. А как же гостинцы? Там всё твоё любимое.
– Вот, – Мария ткнула пальцем в шов, потом в синяк, ойкнула и произнесла: – Вот твой гостинец. Исчезни…
Максим посмотрел на Марию пристально. Она заметила, как в уголках его глаз налились слёзы. Юноша отвернулся и, хлопнув дверью, вышел из медпункта.
Лицо Марии забинтовали. Она побрела в барак. Утром на неё все смотрели с удивлением.
Машину Максима мешками с опилками загружали все, кроме неё.
У Марии сильно болела зашитая щека, ныл глаз.
Раньше Марии казалось, что страшнее слухов о том, как она якобы спала с родным отцом, не может быть.
Здесь, на пилораме, она услышала о себе тысячи страшных историй.
Мысленно благодарила старенького хирурга, который зашивал рану. Он не проболтался, что она была в медпункте с Максимом.
Рана заживала долго. От сильной жары началось воспаление.
Кое-как удалось не допустить заражения, благодаря всё тому же врачу, такому же осуждённому, как и она сама.
На следующий день из города прибыла с продуктами другая машина. За рулём был нервный мужичок. Он поторапливал женщин, которые разгружали машину. Прикрикивал на них.
Мария подошла к мужичку, спросила тихо:
– А где Максим?
– Нет больше Максима, – пробормотал водитель. – Не довёз он ваши опилки, перевернулся.
Всё поплыло перед глазами Марии.
Она очнулась от собственного крика. Вокруг неё столпились женщины и мужчины.
Мария стояла в центре этого круга.
Некоторые осуждённые крестились, шептали:
– С ума, видать, сошла…
***
Андрей спал.
Евгенька сидела рядом и смотрела на него.
– Что же ты раньше молчал, следователь? – прошептала она тихо. – Измучил себя, бедный… А Лиза-то на тебя похожа. Смотрю, как ты спишь, и вижу её перед собой.
Кровиночка она твоя, точно твоя. А ты к ней вот так: не подходишь, не знаешься с ней. Терпишь, копишь в себе всю нежность? Или ненавидишь? А со мной зачем так?
В тебе столько злости бывает. Не ко мне, милый, не ко мне. Ты как будто с небес свалился. Всё с тобой по-другому: не страшно, не больно, не обидно. Не хочется спрятаться, защитить себя. Хочется отдать себя всю без остатка. Где же ты был раньше? Такой нежный и сильный.
И как я раньше не догадалась, что твоя забота – это любовь, что всё ты делал не ради просьбы Корнея, а из-за любви. Ну, может, одну просьбу выполнил ради него. А потом? Потом столько лет был моим защитником. Что же тебя сейчас изменило? Опасно это, Андрюша! Замужем я…
Андрей пошевелился, отвернулся.
Евгенька помолчала, потом опять зашептала: