– У нас билеты!
– У нас тоже!
– Не может быть! – вскричал папа и сразу весь с головы до ног покраснел.
Мне стало как-то неловко. Я тоже покраснела и отвернулась, как будто я тут не с ним.
– Вот и дочка со мной! – ткнул в мою сторону папа. – Попрошу нам освободить!
Женщина молча протянула свои билеты.
– Хм-м-м… ничего не понимаю… – Папа вертел её билеты так и этак. – Восьмой ряд, первое место…
Бам-бам-бам! – грянули барабаны.
Блям-м-м! – зазвенели литавры.
Ту-ру-ру! – запели флейты и гобои.
На нас зашикали. Представление началось.
– Вот наши места, – показал папа, когда мы, извиняясь и согнувшись в три погибели, пробрались наконец сквозь строй топочущих ног и выскочили в проход.
Места оказались восьмое и девятое, в первом ряду. Папа, как всегда, всё перепутал.
– Первый раз в жизни сижу в цирке на первом ряду! – воскликнул папа, удобно устроившись в кресле и вытянув вперёд ноги.
Мне было странно, что у такого большого, взрослого папы что-то может быть первый раз в жизни.
– С утра я рад! – к моему стыду запел папа во весь голос. – Чего-то жду!
На арену вышел шпрехшталмейстер. Папа нагнулся ко мне и шепнул в самое ухо:
– Это шпрехшталмейстер.
Шпрехшталмейстер взмахнул руками, как дирижёр. И…
Всё закружилось, завертелось и понеслось вдоль арены галопом.
Под купол цирка взлетали трапеции. Сверху опускались огромные переливающиеся шары. Ходили на задних лапах медведи и стриженные под львов пудели. Неслись на быстроногих рысаках джигиты, то и дело ныряя своим лошадям под брюхо и вскакивая в седла с другой стороны.
– Вольтижировка, – непонятно комментировал происходящее папа.
– Ха-ха-ха! – кричал неизвестно откуда взявшийся клоун в детских шортах на лямках и с огромным поролоновым носом. – А вот и я!
Клоун спотыкался о собственные башмаки и ронял на них пенопластовые кирпичи, падал, скакал на швабре, поливал манеж потоками ненастоящих слёз.
Папа хохотал и как сумасшедший дрыгал ногами.
– Ну, кто тут смелый?! – заорал на весь цирк клоун, размахивая огромным надувным молотком.
– Я!
Папа подпрыгнул в кресле. Я вцепилась в его рукав и навалилась всем телом, пытаясь удержать на месте. Клоун побежал вдоль манежа, стуча по головам зрителей своей надувной колотушкой. Папа с готовностью подставил свою лысину…
– Вот ведь! – радовался он потом весь антракт. – Люблю клоунов. И особенно дрессированных слонов. Будут слоны-то?
– Будут. – Я протянула папе программку.
– Во втором отделении, – обрадовался папа. – Посмотрим! А пока… не ударить ли нам…
– Нет! – закричала я, у меня ещё предыдущее пятно не успело как следует высохнуть.
– …по сахарной вате?
Против ваты я не возражала. Вата не таяла и не могла испачкать моё нарядное платье. Ну это я так сначала думала, пока папе не взбрело в голову рассказать мне про цирк лилипутов. И чем вообще лилипуты отличаются от карликов.
– Понимаешь, – сказал папа. – Лилипуты, они как дети.
Папа прищурил правый глаз и критически оглядел меня с головы до ног.
– Ну вот как ты. Только ещё меньше. Раза в два. Нет, в полтора.
Он взмахнул своей сахарной ватой, как бы перечёркивая моё тело по диагонали. Тонкие липкие нити облепили моё платье, щёки, запутались в волосах.
– Ох, я растяпа! – вскричал папа и резким жестом отбросил руку с ватой за спину.
– Осторожнее! – возмутились сзади.
Прямо за папой оказалась та самая женщина с кружевным воротником и толстым мальчиком. Она оттирала папину вату с головы сына и причитала:
– Пускают в цирк неизвестно кого… всяких клоунов!
– Извините, – пробормотал папа. – Я не нарочно.
Он прижал руки к своей груди. В руках всё ещё была сахарная вата.
– Ха-ха-ха! – ехидно развеселилась женщина, наблюдая, как папа пытается отодрать прилипшую белую вату от своего тёмно-синего костюма. – Клоун и есть!
Мне, конечно, немного было стыдно за папу. Иногда он так себя ведёт… Но кто дал право этой тётке… с её дурацким кружевным жабо… Мне захотелось сказать ей что-нибудь очень обидное. Ну, например, какой ужасно толстый у неё мальчик. Или что кружева в этом сезоне не в моде.
Её спас неожиданный резкий звонок.
Дз-з-з-з-з-з-з-зын-н-н-н-н-н-нь!!!
– Пора!
Папа, очевидно угадавший мои намерения, схватил меня за руку и поволок в зал.