Хроники Омура

Горист, в отличие от прочих Создателей, привык являться своим подопечным просто, вполне обычно – через дверь, и это располагало к нему подопечных. Сейчас они истово приветствовали его, крича так громко, что в зале поднялся оглушительный шум, слышимый далеко за его пределами. Звук этот был подхвачен тысячами голосов, принадлежащих представителям горного народа, и был услышан богом промыслов. Горист слегка кивнул, ничем более не выражая своего отношения к происходящему – так бывало всегда. Следом за Гористом спрыгнул с высоких перил, будто был обычным юнцом, бог огня Фрест. Этот показательно ни на кого, кроме дядюшки, не глядел, а соизволил поприветствовать только своих подопечных – драконов и дуайгаров. Эти в долгу не остались – завопили так, что у Ваэрта заложило уши. И он понял, что затягивать начало посвящения не стоит, потому подал знак, и дверь снова распахнулась, приглашая пройти в зал самого смелого из молодых гномов.

Рем стоял у стены, легко опираясь на ее незыблемую поверхность, искоса посматривая на друзей, приятелей и обычных соотечественников, пытаясь сквозь толстые деревянные стенки сундуков, тоже богато украшенных к слову, выглядеть, что приготовили другие. Наверняка знал всего лишь одно – там лежит оружие! «Гномы – лучшие оружейники, ну, и ювелиры, пожалуй, тоже, а еще мы хорошие продавцы!» – с гордостью думал Баламут. Скривился: «Только меч, над которым я так долго корпел, продавать дорого нельзя! А иначе я бы поторговался!»

Друзья, просто знакомые, да и те, кого Баламут видел впервые, не торопились вбегать в зал – не потому, что боялись, а потому что не видели выгоды! Первый – самый несчастливый – предполагаемые покупатели жадничают, желая поглядеть на то, что представят последующие участники посвящения. Из-за того и ждали глупца, способного заведомо отказаться от богатого барыша. Рем решил, что это судьба!

Гордо распрямившись, так что стал казаться выше своего среднего, даже по меркам коротышек, роста, он вошел в ворота. Сундук – местные маги за горсть золотых постарались – плыл за ним по воздуху, точно привязанный. Хлопок и сундук опустился на узорный пол, а в зале прогремел голос Гориста:

– Рем Карделл, – Баламуту почудилось, что бог промыслов скрыл ухмылку, – что ты подготовил для посвящения? Яви нашим взорам свое творение, а мы оценим, достойно ли оно внимания!

– Я готов! – объявил Рем и щелкнул пальцами… раз… два… но сундук оставался закрытым. С высокого балкона послышались несдержанные смешки, да и Фрест не сумел сдержать ухмылку. Правитель Ваэрт и Горист продолжали спокойно наблюдать за Баламутом. Он, ничуть не смутившись, не засуетившись, извлек из кармана ключ и потрясающе выдержанно открыл замок. Крышка распахнулась, сидящие в зале умолкли.

– Достопочтимые господа Горист и Фрест, и вы, правитель Ваэрт! – уверенно заговорил Рем, – позвольте представить на ваш суд свое творение. – Неспешно потянулся к прикрытому белой тканью мечу.

Резкий рывок и тщательно отполированный клинок из белого серебра сверкнул в золотистом свете механического солнца неожиданно ярко, завораживающе, опасно. На несколько секунд в зале воцарилось молчание, Рем на миг затаил дыхание; правитель Ваэрт не сумел сдержать изумленного возгласа, про себя подумав: Этот меч должен остаться в моей стране и принадлежать только моему роду!» И он не ведал, что последнее предложение было слово в слово повторено представителями семи держав Омура. Горист загадочно улыбнулся – для него не стали загадкой все тайные мысли собравшихся. Фрест призадумался: «Что задумал дядюшка?»

– Сколько ты хочешь за него, юный гном? – пророкотал слева молодой Повелитель Шерр-Лана Рронвин Торргаррский.

– Даю вдвое больше! – запальчиво оповестил во всеуслышание наследник Снежной Империи Сульфириус мир Оллариль.

– Втрое! – гаркнул извечный противник Рронвина Даррис мир Эвертонс.

Двое гоблинов из рода правителей спрыгнули на мозаичный пол и с широченными ухмылками, выражающими искреннее дружелюбие – а как же, они по иному не умеют – направились к Рему. Баламут стоял, как скала, и смотрел совсем не в их сторону, а на Гориста. Но сумел заметить, что к гоблинам присоединились два дракона и несколько дуайгаров.

Взмахнул молодой гном своим творением, чиркнул по камню, высекая искры, посыпавшиеся к ногам идущих гостей. Обратился к шагающим со всей торжественностью:

– Господа! Мой покровитель не даст соврать, – Рем поклонился Гористу, – я бы продал этот меч, как и собирался, да не могу! Он для меня, словно любимое и единственное дитя… – показательно развел руками.

– Увеличиваю цену в десять раз! – подскочил Даррис, и второй дракон на пару с мир Олларилем собирались поспорить, но их опередила презрительно-холодная реплика медленно спускающегося по лестнице эльфа:

– Гном, – сказал так, будто обращался к ничтожному земляному червю, путающемуся под ногами, годному лишь для того, чтобы удобрять почву под благородной пятой. – Сколько ты хочешь за это… свое дитя? – и с ехидной улыбкой прибавил. – Без сомнения у тебя будут и другие, а первому, как легкокрылому птенцу, пора в небо, настало время познать мир.

– Ишь загнул! – восхитился подошедший орк, но никто из стоящих в центре зала не удостоил его и взглядом.

Зато поднялся со своего места правитель гномов Ваэрт, заволновался и рубанул рукой по воздуху, неопровержимо заявив:

– Меч, сделанный рукой Рема Карделла, останется дома! Негоже чтобы дитя покинуло родной край!

– Так заржавеет ведь! – хмыкнул орк, не отводя взора от заманчиво поблескивающего клинка.

– Доблестный воин прав! – кивнул Рронвин. – Меч не должен лежать на месте – его дело сопровождать владельца в походах!

– И владельцем должен стать лучший! – горделиво тряхнув светлыми кудрями, заявил Сульфириус.

– Лучший из лучших! – ехидно уточнил Даррис, и после поднялся шум-гам, потому что все старались перекричать друг друга. Ор стоял такой, что Рему казалось, будто он вот-вот оглохнет, не то, чтобы гномы страшились громких криков, Баламут даже испытывал некую гордость от того, что именно его творение заставило гостей схлестнуться друг с другом в споре, но отчего-то мастеру было неловко, будто дикие вопли не нравились мечу… Или детищу гнома не нравились те, кто желал обладать им? Баламут настороженно огляделся, быстро взглянул на равнодушного Гориста, получил его утвердительный кивок, и сказал, подняв руку, требуя тишины:

– Господа…– его не услышали, так что пришлось повысить голос. – Господа!

Эльф умолк первым, за ним глас мастера услышали люди, они и рискнули (кто кроме них осмелился бы?!) одернуть распалившихся дуайгаров, драконов и прочих.

Дождавшись, когда все взоры обратятся на него, чувствуя себя нерадивым учеником перед целым отрядом грозных учителей, молодой гном приосанился – мастер он или нет? И заговорил:

– Что касаемо меча! Господа, у моего детища уже есть имя! И вот кто угадает его, тому я и сделаю поистине королевский подарок!

Перворожденные, все, как один, раздвинули губы в победной усмешке – они были уверены в своих силах, с помощью ментальной магии легко проникнуть в сознание любого существа, живущего на Омуре. Люди, орки и гоблины завозмущались, развернулись к Гористу, требуя справедливости. Бог промыслов нахмурился, и перворожденные вынужденно смирились, возражать никто не стал. Зато как они гадали! Рем поначалу заслушался! Потом его стали раздражать эти выкрики, так что он убрал меч обратно в сундук, тяжело вздохнул и собрался удалиться.

– Ты куда это собрался? – взвыли все и сразу, попытались остановить, но не смогли дотянуться. Баламута защитила магия Гориста. Фрест хмыкнул и бросил подначивающий взгляд на своих подопечных, который был ими верно истолкован.

И вот Рем снова дома, сидит, смотрит на горящее в очаге пламя, матушка суетиться у стола, хмурится батюшка, но не ругается, только качает головой.

Целых два дня не выходил Рем из дому, не отвечал на послания, не общался с друзьями. Гном усиленно думал, порой хотелось махнуть на все рукой, отказаться от затеи, бросить на половине пути. Иногда Баламут ругал сам себя: «И что за гордыня такая?! Чай не эльф, чтобы пестовать свою спесь, и не человек, чтобы пускаться в авантюры! Пошел бы тореной тропкой, сделал все, как другие молодые гномы, так теперь бы выпивал вместе с ними где-нибудь в таверне, оглаживал крепкие бока гномочек, да выручку считал! Ан, нет! Угораздило же его поддаться порыву и создать именно этот меч! Теперь вот и с правителем Ваэртом может возникнуть ссора, ведь он очень не хотел, чтобы Рем Карделл, до которого еще совсем недавно никому и дела не было, покидал Грейтштолен, чтобы погостил в богатых чертогах, решая, кому подарить безымянный клинок. А имя? Имя само придумается! Ваэрт даже подобрал подходящее – Победитель!» Только этот клинок Баламут назвал иначе, когда произносил имя, то видел перед глазами парня с серыми глазами. Светленького такого, юного, но уже сильного, пусть не телом, но духом, незыблемого, твердого, как камни Рудничных гор.

Поднялся Рем с кресла и обратился к родителям:

– Батюшка, матушка, прошу – не судите строго!

– Что еще ты задумал, Баламут? – строго вопросил Нобур, сверля сына недовольным взором.

Сникла, ссутулилась матушка, смахнула слезинку со щеки, догадываясь, что сообщит отпрыск. И он незамедлительно поведал:

– Я отправляюсь на поиски, – продолжать не стал, и без слов было ясно, что поедет гном искать хозяина для сотворенного клинка.

– Хм… – протяжно выдал Нобур, не одобряя поведения сына. – Где это видано, чтобы гном, да путешествовал! Кому надо – сами приедут, чай не военный поход, это другое дело! Здесь же… – отец грохнул кулаком по столу.

– Не шуми! – гномки знали, как осаживать разбушевавшихся мужей. – Это решение Рема! – и уже сыну. – А ты, не сворачивай с выбранной дороги, иди по ней до конца и никого не слушай!

– Не буду, – улыбнулся Баламут и, не теряя ни ирны, отправился собираться.

Уходя, услышал, как уста матери шепнули:

– Ты возвращайся, сынок…

Рем не оглянулся, но мысленно пообещал: «Я вернусь!.. Обязательно»

***

Горная тропа, которую избрал Рем, вилась между высоких скал, а они, будто молчаливые, грозные стражи, охраняли идущих по ней путешественников. Тайная стежка, известная лишь немногим, иначе укромный путь стал бы путем самой смерти, этакими вратами в мир Зеста. Всего один гном мог двигаться по ней, никем не замеченный и не узнанный. Было время, чтобы поразмыслить, прикинуть, как быть дальше, определиться, куда пойти. К людям! Вот только какое именно княжество выбрать? Начать молодой гном решил с Яльского. Понятное дело почему – вот оно – лишь спустишься с гор, как ступишь в первое королевство людей!

Над перевалом сгущались тучи, пугающие совсем не летним дождем, холодным, яростным, долгим. На дворе царил солнечник, но только на равнине, а не в горах. Гном жаловаться не привык, потому плотнее запахнул полы плаща и натянул глубже капюшон, приговаривая:

– Ничего– ничего… внизу будет суше…

Надеждам его осуществиться было не суждено – лето в Яльском княжестве выдалось на редкость дождливым и прохладным. Тяжелые тучи висели так низко над небольшим городком, что, казалось, их темные подбрюшья можно затронуть руками. Дождь лупил, словно одержимый, превращая исхоженный тракт в раскисшее месиво, по которому, ругаясь, ворча и поминая вездесущего хмара, двигались и пешие, и конные.

Рем торопился, как мог – невелика радость волочиться по дождю, осматриваясь в попытках отыскать лиходеев, держа руку на рукояти короткого, истинного гномьего меча. Творение же, тщательно упакованное, было уложено в сундук, который Баламут тянул за собой на тележке – та еще забота!

В город пускали всех, кто был способен заплатить несколько медяков, а разговорившийся со стражником Рем, сумел выведать у него название неплохой таверны. Гномов здесь уважали, в отличие от эльфов и прочих, потому отнеслись вполне радушно. День клонился к вечеру, и Баламуту нужно было срочно отыскать место для ночлега. Приближающаяся гроза настораживала и вынуждала ускорить шаг, а возможность провести ночь под крышей вдохновляла.

Вывеска на таверне была старой, растрескавшейся, но пафосно сообщала «Приют князей» – Рем усмехнулся про себя и толкнул тяжелую, дубовую дверь. Огромная трапезная в самое сердце поразила вошедшего внутрь гнома, особенно своим очагом, в котором можно было легко зажарить целого быка. «Это по-нашему!» – подумал Рем, окунаясь в атмосферу, царящую в зале. Веселье здесь шло полным ходом, всяк сидящий развлекался, как мог. Хозяин лично вышел из-за стойки к вошедшему и, стараясь перекричать шум и гвалт, поинтересовался: