Обещанная медведю

– А ты не особо опасный. Я чую.

Я только хмыкнул. А гостиная медленно наполнялась незнакомыми любопытными запахами продрогшей ведьмы – ее волос и сырого осеннего леса, что она принесла с собой.

Мне становилось все интересней:

– А ты чего тут шляешься?

– Я тут с детства шляюсь. Этот лес меня успокаивает. А ты в кого обращаешься?

– Это я тут с детства шляюсь. А тебя впервые вижу.

– Я по всей области шляюсь, – спокойно лавировала она. – У меня мотоцикл. Уезжаю из дома, живу в палатке…

– Бездарная ведьма не боится жить в палатке? Да ну брось.

– Когда ты не нужен особо… – она вздохнула и повернулась к огню. – Мне кажется, что на меня вообще всем плевать. Я уже месяц дома не была.

– Ведьмы за своими смотрят, – удивился я, наполняя чашку кипятком.

– Не все. А поесть у тебя есть что-нибудь?

Визит ведьмы обретал смысл. И как я сразу не услышал, что у нее в животе урчит?

– Ты надеялась, что я уеду, что ли? Чтобы залезть ко мне в холодильник?

– Как можно, – усмехнулась она. – Нет. Я нормально питаюсь. Просто еще не завтракала.

Ее тощий вид говорил об обратном.

– Я думаю, что ты сбежала, – направился я к холодильнику. – Что будешь?

– А что есть? – с интересом прозвучало за спиной.

– Да так… Ничего толком. Сало… яйца…

– Давай я яичницу пожарю?..

Я смотрел тогда, как тряслись ее руки от голода и решимости мне этот голод не показывать. Только ее тощий живот урчал все громче, а когда запахло жаренным салом, ведьма стала захлебываться слюной. И я отчетливо помнил, как атрофированные мышцы моего лица тогда со скрежетом пробовали задействовать забытые механизмы, отвечающие за улыбку. Она беззастенчиво умяла всю яичницу и трогательно вымакала остатки хлебом. Потом поблагодарила, убрала со стола, встряхнула курточку и ушла…

Но перед этим я сделал неожиданное даже для себя – позвал ее на следующий завтрак. А сам съездил в город и впервые забил холодильник…

Сегодня утром вспоминать события пятилетней давности было легко. И больно. Я хотел эту ведьму себе. Даже не помню, когда захотел ее впервые… Наверное, когда украдкой вытирала уголки губ от яичницы. Ее хотелось не только забрать себе, но и никому не показывать.

Правильно говорила мне бабка – ведьма на пути к погибели. Но это не значило, что я не буду пытаться ее спасти.

Я достал из бардачка сигареты и закурил, оперевшись на капот брошенного ей автомобиля. Вот сколько ей дать времени набегаться? Сколько я выдержу, чтобы не сцапать и не запихать обратно в свою постель? А эта ее «недоневинность»… От одной мысли скрежет зубов отдавался неприятно в мозгах. Она пыталась себя обесчестить. Без привязанности, желания, любви… Моя ведьма легла под кого-то, чтобы обезопасить себя! И уже за это я хотел лично ворваться в резиденцию Гданьских и переломать шею ее отцу…

Но нужно было ждать. Потому что прежние ошибки и так стоили дорого.

Я затянулся последний раз и, выбросив окурок, сел за руль.

* * *

Приют просыпался. Я слышала, как шаркает тапками Шеба над головой по старому паркету. Воркуша – моя крыса – нагло перешаркивала ее под батареей, отчаянно выцарапывая остатки сухариков, забившихся между секциями.

– Воркуша, сейчас нормально поедим – я поняла намек… – вздохнула. Но подняться сил не было. И то, что крыса обходилась намеками, а не скакала у меня на лбу, требуя еды в обмен на мой целый глаз, говорило о том, что и ей не нравится запах медведя на хозяйке. – Да пошли вы все. Ты, Яворский… и Дар!

Но те, кого послать не успела, воспользовались этим тут же:

– Ромка… – Саныч сначала сунул нос внутрь, но, увидев меня на полу, позабыл о запретах не вторгаться в комнаты девочек и уже через вдох навис сверху. – Ром, он тебя что, ударил?

– Нет, – мотнула я головой. – Саныч, мне надо в душ. И остаться в покое. Пожалуйста.

– Ладно, – нахмурился он. – Может, завтрак сюда?..

– Нет.

– Ладно…

Но стоило его шагам затихнуть в коридоре, раздались другие. Шеба уже не шаркала – влетела ко мне так, будто саламандрам стали выдавать крылья на входе в мою комнату.

– Ром, что случилось? Яворский так дверьми хлопнул. Вы поссорились?

Надо мной теперь вились белоснежные кудри растрепанной девчонки пополам с искрами, будто я уже горела на пепелище… А я прям так и чувствовала, как закипаю:

– Шеба, я порвала с ним. – И рывком села. – В столовке можешь огласить, что Яворский свободен. Пусть уже с утра распускают свои фляги из-под юбок!

– Ром, ну вот зачем ты так? – насупилась она обиженно.

– Прости, – вздохнула я и притянула ее к себе, целуя в макушку, вкусно пахнущую костром. – Тяжелая ночь.

– Расскажи, что произошло? Саныч не колется. – Не обиделась. Шеба быстро остывала для саламандры.

– За это я и люблю Саныча, – потрепала я ее и поднялась. – Это слишком личное…

– Ты влюбилась в кого-то другого? – вопросила она вдруг, и я обернулась от двери в ванную.

Хотелось рассмеяться, откинув голову. Громко, по-ведьмински… Но я только пожевала губу:

– Может быть. – И скрылась за дверью.

Мне всегда нравилось отсиживаться в ванной. Если не было возможности отсидеться под елкой в соседнем лесу. Тут почти так же можно подумать, а запах простого туалетного мыла казался защитным… Что мне, бездарной ведьме, еще можно было придумать, чтобы защитить себя? Только притворяться…

Стоило вылезти из душа, за дверью что-то звонко грохнуло, и послышалась ругань Саныча. Я высунула нос в проем и округлила глаза на импровизированное сборище у меня на кровати – Шеба, Саныч и Воркуша. Последняя воздавала себе по заслугам – ела кашу прямо из миски оборотня.

– Ты ей остудил? – проворчала я, проходя внутрь.

– На края тарелки намазал – она у тебя не дурочка.