В голову лезли всякие глупости: что она скверно выглядит, что волосы не удалось нормально расчесать и что, возможно, у нее несвежее дыхание…
И тем не менее… И тем не менее все это не помешало ей прямо в лифте выложить Гене Явкину, злому гению отдела снабжения, своему давнему и отчаянному противнику, всю историю про Левку, от начала и до конца.
Явкин сопереживал Ксении, как ребенок. Он кивал, округлял рот и глаза, издавал возгласы – то удивления, то сочувствия, – задавал вопросы, и Ксения не могла остановиться.
Они уже вышли из лифта на ее, седьмом, этаже, столкнулись и даже не заметили эфемериду-менеджера – Танечку. Уже Ксения достала ключ, и Гена открыл кабинет, уже они внедрились в ее «аквариум», история уже была рассказана и даже местами повторена, а Гена все еще находился со вторым замом в одном помещении, дышал с нею одним воздухом, и она не умерла от скоротечного отека легких…
Более того! Геннадий включил чайник и сделал второму заму кофе…
После чего уселся на вертлявый, неустойчивый стульчик на колесах, вызвав у Ксении минутное опасение, что стульчик не выдержит тяжести и расплющится под Геной…
Под кофе они выкурили с Явкиным по сигарете, а она все изливала и изливала душу.
Самое странное: Гене как-то исподволь удалось внушить Ксении мысль, что вела она себя геройски.
А она-то думала, что вела себя как дура – ранение получила, а повестку не вручила, так и осталась при своих интересах.
– Нет, одной тебе, конечно, соваться туда нельзя. Если хочешь, пойдем вместе, – продолжал удивлять Явкин.
Предложение подействовало на Ксению отрезвляюще. Она будто очнулась от странного сна.
– Слушай, а что ты делаешь на работе? Сегодня же суббота.
– Дела привожу в порядок, как ты советовала. – Шутка получилась неудачной, Гена спохватился, но было поздно – доверительная атмосфера бесследно растаяла.
Что-то неуловимо изменилось в кабинете, словно в океане: океан тот же самый, а теплое течение сменилось холодным.
– Я дежурю сегодня, – объяснил Гена с виноватым видом. – Мы с Ганушкиным поменялись. Я – вместо него сегодня, а он вместо меня – завтра. У мамы завтра день рождения, мне нужен выходной.
– Понятно, – произнесла Ксения, и оба замолчали, испытывая неловкость.
В душе Ксении, как змей из-под колоды, выползло былое подозрение: нашла с кем откровенничать. Ей стало стыдно за свою слабость.
– Ладно, все, спасибо, что выслушал, Геннадий Тимофеевич. Поеду я, посмотрю документы дома.
Ксения свернула пластиковую папку трубочкой и сунула ее в сумку.
Явкин сразу уловил перемену в настроении зама и холодок, которым она себя окружила, как подпоясалась.
Они посмотрели друг на друга. В этот момент еще можно было вернуться и продолжить плавание в теплых водах, но у Гены зазвонил телефон.
– Прости, – бросил он, достал трубку из кармана, бегло взглянул на дисплей и ответил.
Обменявшись двумя словами с абонентом, Геннадий отключил звонок, но Ксения окончательно стала прежней Барковой
– Иди уже. – Она нырнула глазами в чашку с остатками кофе. – Мне, правда, пора.
Явкин поднялся с шаткого стула.
– Ты сама-то доедешь? Может, тебя подвезти?
– Доеду, не беспокойся.
– Уйдешь на больничный?
Ксения подняла окруженные тенями глаза, устремила осуждающий взгляд на собеседника:
– Не могу, Геннадий Тимофеевич. Из-за твоих темных делишек.
Гена потемнел лицом, но медлил, не уходил.
– А у меня кошка, – неожиданно сказал он, притормозив в дверях. – Матильда, голубая скоттиш-фолд. Шотландская вислоухая. Так что… Если понадобится помощь – обращайся. – Явкин толкнул офисный стул с прохода, тот откатился. Путь был свободен.
Чувствуя, как у нее отвисает челюсть, Ксения промямлила вслед:
– Вот оно что! Тогда конечно… Спасибо.
Глава 13
…Дорогую сердцу «Ауди» пришлось бросить под домом – открыть гараж и двумя руками было затруднительно, а одной и вовсе.
Сокрушаясь, что так и не успела найти «хозяина на час», что так глупо и так некстати покалечилась, Ксения открыла входную дверь.
В прихожую просочилась почти бесшумно.
Послушала дом – ничего, кроме гудения холодильника, не услышала и присела на тумбу под вешалкой.
Посидев несколько минут, достала файл с финансовой моделью из сумки, замаскировала сумку плащом, скинула мокасины и на всякий случай позвала:
– Мам, ты дома?
На зов никто не отозвался.
Обезболивающее понемногу отходило, переломанные кости и сшитые связки уже напоминали о себе тупой болью.
Ксения с величайшей осторожностью стащила с себя жакет и приткнула его на вешалку – как был, с вывернутыми рукавами.
Гена Явкин не шел из головы. Ксения то видела, как он округляет водянисто-голубые глаза, то вспоминала рисунок его округлившихся губ… То ощущала руку у себя на плече и впадала в то самое состояние оцепенения, которое испытала в фойе офиса. И это подкупающее: «Если понадобится помощь – обращайся».
Нет, она все-таки дура, если поверила что Геной Явкиным двигали какие-то высокие чувства. Ясно как божий день: Явкина вел тонкий расчет. Сочувствует он, как же. Как может безбилетный пассажир сочувствовать контролеру?
Джинсы и джемпер Ксения стягивала уже в ванной, попутно удивляясь, какой небесполезной, оказывается, была ее левая рука.
Наконец, влезла в халат и почувствовала себя совсем больной и несчастной.
Диван и плед следовало принять безотлагательно, а вафельный торт и зефир – потом.
Палец вел себя все отвратительней, ни плед, ни диван его не устраивали, все ему мешало.