Одинокий мужчина с кошкой

В свете ночных фонарей взаимное недовольство проступило отчетливей.

– Хорошо. – Она не ответила на поцелуй.

Двигаясь с легкой ленцой, Никита перебежал дорогу, щелкнул пультом сигнализации, сел в авто и посигналил, отъезжая.

Этот режущий ухо сигнал окончательно рассердил Ксению.

– Выпендрежник, – фыркнула она вослед «Форду».

Глава 5

…У Гены Явкина было три слабости: дед Василий, «БМВ» и кошка Матильда.

Все трое Гену утешали.

После разговора в кабинете главного Гена был безутешен.

Ни «БМВ», ни Матильда, ни дед Василий не помогли, и Гене захотелось напиться в стельку.

Напиться, забыться и выбросить из головы язву Баркову. Этот ее взгляд всезнайки и задаваки. Отличницы, перфекционистки. Воображалы.

В школе таким темную устраивали. Так бы ее и…

Гена затруднялся сформулировать, что именно он мечтал сделать с Барковой.

Почему-то хотелось взять второго зама за плечи, прижать к стенке (в прямом смысле этого слова), держать так и смотреть, как она станет выкручиваться и извиваться.

Хотелось увидеть, как в болотных глазах проступит… не страх – нет, Гена был гуманистом по природе – а растерянность и удивление. А то смотрит так, как будто знает все наперед и не ждет от Гены Явкина ничего хорошего. «Неодобрительно смотрит – вот как», – Гена, наконец, дал оценку этому взгляду.

Гена мечтал, чтобы Баркова зауважала его. Не за силу, а за ум.

– Ума у тебя, Генка, палата, – посмеивался дед Василий над внуком. – Надо что-то с этим делать. Так дальше нельзя.

Но то – дед. Деду все можно. Но Баркова же не дед!

А Баркова насмехалась над ним и презирала его. И, кажется, подозревала, что он, Геннадий Явкин, внук геройского Василия Ивановича Явкина, тысяча девятьсот тридцатого года рождения, кадрового офицера, бывшего летного инструктора в Южном Вьетнаме (подпольная кличка Яв Кин) не чист на руку.

Если бы Баркова была мужиком, Гена знал бы, что делать, но к бабе его знания были неприменимы.

Он выслушивал намеки, мрачнел и ничего не мог предпринять. Гене не приходило в голову, что он должен обелить свое честное имя, доказать свою непричастность к хищениям на фирме.

С какой стати? Они же не в суде. В конце концов, для этого есть служба безопасности. В конце концов, дядька Санька, он же генеральный директор, он же родной брат матери, не поверит ни одному слову Барковой.

Длительное время Гена и сам не мог взять в толк: а на что, собственно, намекает эта воображала, эта заноза Баркова?

Оказалось, он под колпаком у второго зама. Всего-навсего.

«Это же голимая чушь, – говорил себе Гена каждое утро перед работой, – чтобы до такого додуматься, нужно быть… Барковой».

На фирме дядьки Гена чувствовал себя как у бога за пазухой. В свое время именно дядька воткнул племянника на строительный факультет университета, после университета натаскивал его, обминал в разных компаниях и на разных стройках. Потом создал свою фирму и Гену сделал начальником отдела снабжения.

Гена не сопротивлялся, он вообще был непротивленцем.

Но сейчас в нем просыпалось новое, неведомое чувство, по описаниям схожее с самолюбием. О наличие самолюбия у себя Гена до сих пор даже не подозревал, а обнаружив, расстроился. Как будто он сдал кровь на анализ, а анализ показал, что кровь у Гены голубая. И что с этим делать?

Незаметно в душу Явкина вкралась маета. Баркова лишала его покоя.

Глава 6

…Был вечер пятницы.

Выйдя из офиса, Ксения попрощалась с двумя менеджерами из производственного отдела, с которыми ехала в лифте, пожелала хороших выходных и двинулась за угол здания, к парковке.

В косых лучах июньского солнца, протыкавших насквозь машины всех марок, Ксения увидела «жигули»-девятку и в ней – силуэт собаки. «Жигули» стояли в некотором отдалении, стекло в окне было чуть приспущено, и пес обозревал редких прохожих из салона.

Ксения даже не удивилась: ротвейлеры и рыжие коты последнюю неделю просто преследовали ее. У магазина, возле дома, в телепередачах, в рекламе собачьего и кошачьего корма – всюду было засилье ротвейлеров и рыжих котов.

Даже в сериале, который смотрела мама, наличествовал кот. Конечно же, рыжий.

Можно было считать это одобрением и поддержкой небес, а можно – кознями лукавого.

Ксения не нуждалась в одобрении или напоминании. И козней не страшилась.

Многого в жизни она добилась благодаря упрямству, именно упрямству она доверяла куда больше везения.

Женские капризы были ей не свойственны, она могла отодвинуть в сторону все и двигаться к цели, как ракета с системой наведения. Ни завал на работе, ни друзья, ни любовник, ни мамино брюзжание не могли помешать ей отыскать убийцу Левки.

С Никитой или без, она найдет его.

Именно об этом думала Ксения, идя по проходу между рядами машин.

В тот момент, когда она поравнялась с «жигулями», раздался лай.

Он раздался так близко и так неожиданно, что Ксения с испугом отпрянула от машины и непроизвольно схватилась за грудь.

В десятую долю секунды в голове мелькнуло узнавание: это тот самый ротвейлер.

Глядя прямо в глаза Ксении, пес отрывисто и хрипло лаял.

Ксения огляделась. Машины въезжали и выезжали со стоянки, никому не было никакого дела до Ксении Барковой, направляющейся к своей серебристой «Ауди».

– Крон? – позвала она собаку.

Собака отреагировала на кличку совершенно явственно: заметалась по сиденью и снова возвратилась к окну с такой яростью, что авто закачалось.

С часто бьющимся сердцем Ксения обошла машину и взглянула на номер – номер был местным.

Еще раз оглядев парковку и ничего особенного не обнаружив, Ксения нашарила в маленьком отделении сумки телефон, летящим движением поймала в фокус задний бампер и щелкнула фотоаппаратом.