Варенье с косточкой

Подумав о визитере, что его «черт принес», Липочка выбралась из кресла, подволакивая затекшую ногу, проковыляла в прихожую и заглянула в глазок.

И снова беззвучно чертыхнулась: в глазок преданно смотрел лучший в группе «брат навек» – Миншенг, Миша на русский манер.

Китайская национальная черта – упорство, напомнила себе Олимпиада.

Одернув курточку домашнего костюма, открыла дверь.

– Здравствуйте, – Миша сопроводил приветствие детской улыбкой.

– Здравствуйте, – промямлила Липа.

– Олимпия, – огорчился Миша, разглядев домашний костюм, – мы вас ждать.

– Это что еще что за «мы вас ждать» накануне экзамена? – ахнула Липочка и повелительным жестом пригласила Миншенга в прихожую. – Ну-ка, склонение глагола «ждать».

– Я жду, – возведя глаза к потолку с пыльным плафоном, стал вспоминать Миша-Миншенг, – ты ждешь, вы ждете… Мы… вас… ждем, – наконец, сформулировал он.

И Липочка смягчилась.

– Хорошо, я приду. На полчаса. Вы идите, Миншенг. Я на велосипеде.

От дома до студенческого общежития вялым шагом было идти семь минут, но Олимпиада решила совершить променад на ночь, сделать несколько кругов вокруг спортивной площадки. Если уж ее оторвали от «Утешительной партии…», надо извлечь максимальную пользу из неприятности.

Закрыв за нарочным дверь, влезла в цветастую длинную юбку в цыганском стиле и джемпер. Держа под мышкой, вынесла с балкона новенький Stels Pilot Girl – единственное напоминание о коварном аспиранте – обулась, взяла ключи от дома и захлопнула дверь квартиры.

С этого исторического момента началась цепь злоключений в жизни Олимпиады Разгуляевой.

Глава 6

…«Викторию» над Кларой следовало отпраздновать, и Андрей собрался за бутылкой. Долго и тщательно одевался: рубашку застегнул на все пуговицы и старательно заправил в джинсы, затянул ремень в надежде, что это придаст устойчивость телу.

Воспитывая силу воли, расшнуровал и снова зашнуровал шнурки на спортивных туфлях.

И впал в задумчивость. Каким транспортом отправиться в магазин: на Аськином велосипеде или за рулем «фольксвагена». Выбор пал на велосипед.

Андрей вывел средство передвижения из подъезда, перебросил ногу через раму, оттолкнулся и закрутил педали. Руль сначала завилял, но потом выправился, и Андрей смело выехал на проезжую часть. И сейчас же собрал горящие угли на свою голову – не стесняясь в выражениях, участники дорожного движения высказывались на его счет.

Это чудесным образом дисциплинировало Андрея, он прижался к правому бордюру и покатил в сторону круглосуточного магазина.

Проехав два квартала, свернул в аллею.

По обеим сторонам аллеи тянулась зеленая изгородь из бересклета, несли почетный караул тополя, а по углам сбились в кучку кусты сирени. Свет ночных фонарей пробивался сквозь листву и неровным кружевом ложился на дорожку.

Не успел Андрей проехать и нескольких метров, как из боковой аллеи, как камень из пращи, прямо на него вылетел велосипедист.

В темноте Андрей даже не понял, что произошло: толчок, скрежет металла и резкая боль…

Удар пришелся в переднее колесо с левой стороны. Так и не выпустив руль, Андрей боком повалился на асфальт, сильно ударив колено и локоть. Велосипед издал жалобное треньканье, ногу защемило педалью.

Все смешалось – свое, чужое: рули, спицы, ноги. Ко всему нарушитель (во всяком случае, так распределил роли Андрей), оказался сверху и придавливал к асфальту.

– Твою мать! – дал волю чувствам Андрей. – Какого черта? У меня же главная!

Велосипедист тоненько захныкал:

– Главная? Глаза разуй! Главная у него. Смотреть надо.

Велосипедист оказался девчонкой, и в Андрее проснулся отцовский инстинкт:

– Ты как? Руки, ноги целы?

– Не знаю.

– Слезь с меня.

– Не могу.

Андрей попробовал стряхнуть с себя кучу-малу.

– Ой! – пискнула девица.

– Да что же это такое? – вознегодовал Андрей. – Мне что, так и лежать до скончания времен?

Вопрос был риторическим.

Поскуливая и жалуясь маме, девица перетащила себя с чужого колеса на асфальт.

– Съездил, называется, в магазин, – продолжал ворчать Андрей. Стыдно признаться, но ему тоже хотелось скулить и причитать – ушибленный локоть саднило, колено отзывалось острой болью. Вставая, Андрей принял высокий старт: поднял зад, оттолкнулся от земли. Распрямился, морщась.

– Вы мне ногу сломали. Кажется. – Голос девицы тонул в слезах.

– Я?! – поразился Андрей. – Это ты мне чуть не сломала руку и ногу. А ну, вставай, гонщица! – Он сунул ладони под мышки девице и потянул. Незадачливая гонщица вскрикнула.

Девица оказалась далеко не воздушной, подмышки – уютными. И пахли хорошо.

– Елы-палы, – прорычал Андрей, – откуда ты только взялась на мою голову, такая неженка?

– Валенок, – отозвалась неженка.

– Какой есть. Ты встанешь, или тебя на руках нести? – все еще держа велосипедистку на весу, Андрей качнулся.

– Отпустите! – жалобно пискнула девица. – Я сама.

Вцепившись в брючину Андрея, гонщица повторила попытку встать. Затянутые ремнем, джинсы на Андрее угрожающе съехали и держались на выпирающих тазобедренных костях – он сильно похудел за время своего творческого отпуска.

Шмыгая носом, девица поджала ногу и, наконец, поднялась с асфальта. Раздался треск ткани, и на спицах Аськиного велосипеда остался яркий лоскут.

Сдерживаемые слезы хлынули водопадом: