Научите меня стрелять

– Я не видела.

– Да, конечно, она не видела. Еще и дразнила меня.

– Я?!

– Ты, ты. Помню, после десятого класса ты на каникулах тут торчала, а я с чердака смотрел, как ты в летнем душе моешься. Мне с чердака видна была только твоя обалденная грудь, я высунулся, чтобы пониже талии тебя разглядеть, не удержался и выпал в крапиву.

– Точно, помню что-то такое, потом баба Вера гоняла тебя вокруг дома этой самой крапивой, а ты припадал на одну ногу и прятался от нее, – со смехом вспомнила я.

– А когда ты поступила в институт, помнишь, я тебя из шланга окатил, ты в сарафане мокром стоишь, все просвечивается, я уставился, стою столбом, а ты в меня зеленым помидором запустила и в глаз попала. Тебе влетело от деда, а я с фингалом две недели дома сидел.

Павел подтянулся, просунул ладонь мне под голову и стал целовать по очереди глаза, брови, щеки, нос, когда дело дошло до губ, я уже обнимала его и прижималась к нему всем телом.

– И этим летом дразнила меня, – упрекнул Егоров.

– Это как же я тебя дразнила?

– Выходила на крыльцо в каких-то ленточках и лоскутках.

Я прыснула:

– Ты видел меня?

– Конечно. Это же мое главное развлечение – подглядывать за тобой.

И мы опять принялись целоваться.

…А на следующий день Егоров привез мне щенка. Это был французский бульдог, и мы с Пашкой стали спорить, как его назвать. Егоров хотел, чтобы щенка звали Рой. Я настаивала на Бильбо:

– Это мой щенок или нет? Могу я назвать его сама?

Так ни о чем не договорившись, мы звали собаку каждый по-своему. Получился аристократ Бильбо Рой.

Свою биографию Бильбо начал с того, что сгрыз мои любимые туфли. Поэтому я каждый день ждала от него какой-нибудь новой пакости и неслась домой при первой возможности. И правильно делала. Туфлями Больбо не ограничился. Он грыз вообще все. Иногда он отвлекался, например, ему очень нравилось доставать из цветочных горшков и разносить по дому землю. Я ни разу не застала его за этим занятием, к моему приходу обычно все уже было готово.

Я одинаково боялась уходить из дома, и боялась возвращаться домой. Трехмесячный щенок держал меня в постоянном страхе.

Пашка умирал от хохота.

Вечерами я кормила Егорова мясом, а он хозяйничал в моем доме: то кран заменит, то ворота смажет.

В один из таких вечеров Пашка реставрировал крыльцо, возился с отвалившейся плиткой, а я, кинув на сковороду кусок отбивной, чистила картошку, когда в сумке зазвонил мобильный.

– Слушаю, – ответила я, с большим трудом докопавшись до трубки.

– Здравствуйте, я хочу выставить на продажу квартиру, – произнес в трубке приятный женский голос.

Я метнулась за рабочим блокнотом, достала его и пристроилась записывать характеристики квартиры.

– Это в Ленинском районе, улица Достоевского, хрущевка пятиэтажная. Знаете?

Я знала этот дом. Чистый двор, зеленое место, магазины близко, по-моему, детский сад и школа рядом, даже дорогу переходить не надо. «Неплохой вариант»,– анализировала я информацию.

– Я сделала ремонт, перегородки убрала некоторые, из трешки получилась двушка. В техпаспорте перепланировка указана.

Я записала площадь квартиры и попросила завтра показать мне ее. «Завтра возьму с собой договор, – попутно планировала я,– поеду, расскажу, кому я в этом районе продавала квартиры, объясню преимущества от общения только с одним риэлтором».

– Как вас зовут?

– Элеонора,– ответила женщина.

– До завтра,– простилась я и кинулась к сковороде спасать Пашкину отбивную.

Пашка приклеил на крыльце плитку и пришел, как зверь, на запах жареного мяса. Бильбо крутился под ногами, принюхивался и смотрел на нас с надеждой. Ему полагалась овсянка с говяжьим сердцем. Гадость, согласна, отбивная не шла с этим блюдом ни в какое сравнение.

После ужина мы втроем уселись на диване перед телевизором, но посмотреть ничего не получилось. Пашка стал гладить мои колени, я закрыла глаза и сползла прямо под Егорова. Пульт пощелкал у меня под задом и отключил телик. Егоров был опытным соблазнителем. «Надо будет это обсудить со Светкой»,– мелькнуло в голове.

Утром, сев за руль, я услышала, что двигатель моего транспортного средства странно постукивает.

Егоров тоже послушал, залез под капот, покопался там и сказал, что надо ставить машину на ремонт. Мне идея не нравилась: как я буду что-нибудь успевать без колес?

Егоров «дунул, плюнул», стучать стало тише, я села за руль и попросила свою Окульку:

– Ну, миленькая, ну, пожалуйста.

Она послушалась, завелась и перестала хандрить.

…Дом, где жила Матюшина, я нашла легко. Войдя в подъезд, я огляделась и оценила состояние как удовлетворительное. Дверь квартиры была сейфовой, тяжелой, мне открыла молодая интересная женщина в спортивном костюме.

– Здравствуйте,– улыбнулась я, протягивая свое удостоверение.

Элеонора провела меня по светлой, очень стильной квартире, я заглянула во все углы, повертела краны, нажала на смыв в унитазе и, наконец, мы добрались до главного – цены.

– Знаете, я спешу, это срочная продажа. Скажите, по какой цене надо выставлять квартиру, чтобы продать быстро?

– Вы уверены?

– Да.

– У вас встречная покупка? Вы дали задаток за другую квартиру?– засыпала я вопросами Элеонору.

– Нет, я уезжаю.

Элеонора замолчала, стараясь унять сердцебиение, и неожиданно предложила:

– Хотите чаю?

– С удовольствием.