Бар

– Имя? Скорее определение. Или, вернее, род занятий. И тут мы подходим к самому важному. Чем вы занимаетесь, Алекс? В двух словах.

– Продаю рекламу. Точнее – управляю продажами. Ещё точнее…

Софи сделала глоток и жестом прервала меня – видимо, история моих профессиональных неудач была не настолько интересна, чтобы выслушивать её ещё раз, пусть и персонально.

– И, как? Вам нравится торговать надеждой?

– В каком смысле?

– Реклама. Это же обещание, так? И вы, как я понимаю, действуете сразу в двух направлениях. Одним людям вы продаете эти обещания, а другим – надежду на то, что они будут выполнены. При этом сами вы являетесь чем-то вроде посредника-невидимки и при этом совершенно не влияете на суть процесса.

– Интересный взгляд.

– Вам никогда не хотелось иметь больше влияния?

– Софи, простите, я всё ещё вас не понимаю.

– Скажите, над каким проектом вы сейчас работаете?

– Их несколько.

– Выберите любой.

– Ну, например, мы разрабатываем коммуникационную стратегию для юридической фирмы.

– И какова её цель?

– Нам нужно донести до потенциальных клиентов мысль о том, что юридическое сопровождение – это естественная часть жизни, обычная услуга, а не привилегия. Семейные врачи – это норма, такой же нормой должны стать и семейные юристы.

– И как вы это будете делать?

– Ну, финального решения пока нет, но мне нравится концепция справедливости.

– В чём она состоит?

– В большинстве случаев, обращаясь к юристу, люди ищут справедливости. Даже если в конкретном споре есть ваша вина, в душе вы всегда найдёте аргумент, чтобы себя оправдать, зацепитесь за него, поставите во главу угла и будете на нём основывать все свои действия дальше. Мало кто искренне считает себя подлецом или вором, скорее тем, кто умнее или удачливее. А что мешает остальным становиться умнее? Ничего! Значит, те, кто не стал, сами виноваты, что их, скажем, обманули. И вот вы уже не подлец, переманивший клиента коллеги, а человек, который получил возможность и использовал её. И вам нужны люди, которые, если до того дойдёт, будут отстаивать в суде именно вашу версию справедливости. Отсюда слоган – Мы всегда на вашей стороне.

– Но вы же понимаете, что к справедливости всё это отношения не имеет?

– В данном случае, важна не справедливость как таковая, а то, как её понимает целевая аудитория.

– Вот об этом я и говорила. Вы конструируете обещание и продаёте его клиенту. В данном случае – юридической фирме. И если эта продажа пройдёт успешно, то вы начнёте следующий этап. Нужно будет сделать всё, чтобы человек, которого вы бы назвали представителем целевой аудитории, поверил, что, если с ним случится беда, фирма своё обещание выполнит. И заплатил за эту свою надежду. Но дело в том, что лично вы не можете гарантировать ни того, что юристы, действительно, на стороне своих клиентов, ни того, что это клиенту поможет. Отсюда и мой вопрос – думали ли вы когда-нибудь о том, чтобы начать делать что-то более… реальное?

– Ну, министерства Справедливости у нас пока, слава богу, нет.

– Министерства, действительно, нет. Но есть Афина.

– Кто?

– Афина. Она сидит за ближайшим столиком. Та, что с распущенными волосами.

– И… как она зовёт бармена?

Вопрос был глупым, но мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать происходящее. Софи, конечно, говорила о том самом единственном в Баре столе, за которым сидела большая компания. Мне удалось рассмотреть их достаточно подробно, так что поворачиваться необходимости не было. По разным сторонам стола, с торцов, сидели мужчина и женщина – оба средних лет, дорого одетые и ухоженные, они прямо-таки излучали уверенность и производили впечатление хозяев этого мини-банкета, Бара и всего, что попадало в их поле зрения. Спиной ко мне сидели двое мужчин – один в мотоциклетной куртке и кожаных брюках, а второй – в костюме как у священника из голливудских фильмов (когда он подзывал бармена и оборачивался, говоря с ним, вроде бы был виден даже белый воротничок, хотя мужчина сидел ко мне вполоборота, так что это вполне мог быть кусочек рубашки) и таком чёрном, что казалось, при каждом движении с него должна осыпаться сажа. Напротив – ещё одна пара (кукла Барби и Мишка косолапый, даже сидят, держась за руки) и она. Девушка с длинными медно-рыжими волосами, огромными серыми блестящими глазами и почти прозрачной кожей. В тот момент она как раз подняла руку с бокалом, и стало видно, что её запястье охватывает металлический браслет, такой широкий, что, обладая известной долей воображения, его можно было принять за наруч. Мотоциклист явно пытался увлечь её беседой, жестикулировал, кажется, даже пытался что-то изображать, а она просто внимательно смотрела, изредка улыбалась и сохраняла поистине олимпийское спокойствие. Как и положено Афине, дочери Зевса.

-Я же говорила – имена переоценены!

Смех Софи был тихим и каким-то шелестящим, как будто кто-то быстро переворачивал страницы толстого журнала. Мне он показался неприятным, хотя редко встретишь человека, которому приятным покажется смех над ним.

– Впрочем, можешь спросить у неё. Ничего, что я на “ты”?

Софи продолжала шелестеть. Вид у меня, скорее всего, действительно, был… вполне приличествующей случаю степени ошарашенности.

– Что же с тобой будет, когда ты увидишь остальных и…

– Софи, объясните, наконец, что здесь происходит, кто вы, бармен, все эти люди и какое всё это имеет отношение ко мне?

Шелест мгновенно прекратился. Софи посмотрела на меня не то с жалостью, не то с досадой.

– Хорошо. Слушайте. Слушайте внимательно, Алекс. Я расскажу вам о том, как на самом деле устроен этот мир. Не перебивайте. Конечно, у вас появятся вопросы, но время, чтобы всё обдумать у вас тоже будет. В конце концов, пока предложение не принято, ничего не решено. А вам, насколько я понимаю, предложения пока даже не делали. Ладно, не будем забегать вперёд. Итак. Вы, конечно, знаете выражение “непреходящие ценности” – нечто, что вечно, важно и не теряет актуальности. Интересно, что под этим, довольно, в общем, размытым понятием, люди уже много веков понимают одно и то же – любовь, смерть, справедливость, силу, власть, ум и так далее. Разные люди, в разное время и вне зависимости от религии, культуры, страны и прочих этногеографических условностей. Если говорить упрощённо, то, собственно, эти ценности и есть каркас, на котором держится человечество как таковое. Помните красивую легенду про то, что плоская Земля лежит на слонах, стоящих на черепахе? Так вот, ценности, о которых мы говорим, это и есть те самые слоны, черепаха и даже океан, в котором эта черепаха якобы плавает. А Земля в этой аллегории – это человеческая душа. Та самая невнятная субстанция, некоторое количество принципов или набор хромосом – в зависимости от того, во что вы верите, – которая отличает человека от животного. Для того, чтобы человечество продолжалось и развивалось, слоны, черепаха и океан должны оставаться в балансе. Если убрать что-то одно, то вся конструкция рухнет. Поэтому есть Бар и есть мы. Наша задача – поддерживать равновесие, следя за тем, чтобы каждая из ценностей – мы их называем “аспекты” – продолжала присутствовать в этом мире. Можно сказать, что мы вместе – это модель души человечества. Каждый из нас является хранителем одного из аспектов, поэтому очень важно, чтобы набор всегда был полным. Но иногда мы уходим из Бара. По разным причинам. И тогда Собиратель ищет того, кто может заменить отсутствующего хранителя. Чем дольше аспект остаётся без присмотра, тем больший дисбаланс это вносит в мир. Например, в 1215 году из Бара ушёл хранитель Справедливости. Тогда казалось, что человечество не интересуется Справедливостью как таковой – были вопросы посерьёзнее, поэтому поиск замены не казался делом первостепенной важности. В результате Афина присоединилась к хранителям только через двести пятьдесят лет, но к тому времени было уже поздно – Томас де Торквемада уже не только родился, вырос и вступил в орден Доминиканцев, но и стал духовником инфанты Изабеллы. Событие, благодаря которому Инквизиция, созданная для того, чтобы объединить христианские течения, то есть чуть не впервые в истории привести систему человеческих верований в баланс и, в конечном итоге, полностью объединить человечество, полностью утратила свой первоначальный смысл и превратилась в уродливого монстра. Афина, надо отдать ей должное, постаралась усилить вверенный ей аспект, но Справедливости к тому времени осталось так мало, что суды Инквизиции стали жестокой карикатурой на правосудие. Говорят, тогда Афину чуть не потеряли – первые сто лет дались ей очень нелегко. Я впервые попала в Бар в 1501, и Афина была тогда совсем не в форме. Потом всё выровнялось, конечно.

– Впервые?

– Алекс, я же просила не перебивать. У нас не так много времени. Вы какой коктейль допиваете? Четвёртый? Пятый? Завтра всё сказанное мной будет казаться вам в лучшем случае пьяным бредом. В худшем – вы посчитаете, что это вам приснилось. Впрочем… Возможно, именно поэтому для теоретических выкладок теперь уже не время, так что давайте представим, что мы просто разговорились в баре. И я рассказываю вам историю.

Рассказ Софи

Чтобы понять, кем был герцог Валентино для Италии конца XV века, надо, во-первых, вспомнить, что Италии как таковой в тот исторический момент как бы не было – отдельные мини-государства, каждое со своей формой правления, армией, законами, деньгами и, конечно же, своей аристократией. Единственным, что объединяло всех этих господ, был Бог и официальный представитель его канцелярии на земле – Папа Римский. Конечно, находились те, кто периодически пытался поиграть в собственного Бога, но заканчивалось это настолько плохо, что всем становилось ясно – дешевле выбрать правильного Папу и жить спокойно. Поэтому, когда очередным Папой под именем Александра VI стал Родриго Борджиа, то никто не предполагал, как всё завертится дальше, и к чему это приведёт в результате.

Первым известным на весь католический мир Борджиа стал дядя будущего Александра VI – Альфонсо де Борха, Папа Калист III. Во время его понтификата Борджиа начали перебираться из Валенсии в Рим. Но именно Родриго не только остался в Вечном городе после смерти дяди, но и сделал блестящую карьеру, став Деканом Коллегии Кардиналов, первым среди равных. Пост высокий, почётный, но в большей степени административный, не дающий реальной власти. Такова злая ирония – Родриго Борджиа стал Александром VI в качестве компромисса, поскольку партии двух основных претендентов на кольцо Рыбака, кардиналов Джулиано делла Ровере и Асканио Сфорца, были равны по силе и влиянию. Конклав мог заседать вечно, так что выбор Родриго Борджиа стал соломоновым решением и позволил ограничиться менее чем неделей. Позже об этом пожалел, я думаю, каждый из кардиналов.

Александр VI поставил перед собой цель максимально расширить границы папской области, распространив власть Ватикана настолько далеко, насколько позволит время. Именно время было единственным противником нового понтифика, так как добывать и перераспределять ресурсы с максимальной для себя выгодой он умел как никто другой. Но более, чем на раздачу кардинальских шапок и дипломатические танцы с Францией и Испанией, Родриго Борджиа полагался на то, что создал сам – свою семью. Говорят, что у Родриго было больше десяти детей. Кто-то умер в младенчестве, кто-то дожил до старости, кто-то даже сам впоследствии стал Папой… Но тогда я не знала о них ничего, да и теперь они мало кому интересны всерьёз. Потому что все надежды отца и вся слава семьи Борджиа воплотились в Чезаре – сыне Ванноцци деи Каттанеи, официальной любовницы Родриго Борджиа, которую он не оставил своим вниманием даже будучи главой Церкви.

Представьте себе мужчину. Ему около двадцати, год назад его диссертация по юриспруденции привела в восторг лучших профессоров Перуджи и Пизы, где, кроме права и теологии, он зачитывался трудами, посвящёнными военной стратегии. Он возвращается из университета в Рим и становится кардиналом-дьяконом. Говорят, что в те годы он снимал облачение только в двух случаях – чтобы выйти на арену против чёрного быка и для других, более нежных сражений. Кардинал, имеющий любовниц – это даже не скандал, а вот кардинал-тореро – неслыханное святотатство, но Чезаре любят и боятся. Дамы- потому что он не даёт никаких обещаний, но оставляет их полностью удовлетворёнными, а мужчины – из-за постоянных упражнений в фехтовании. И не только учебных. Впрочем, всё это, конечно, лишь слухи. Сухие факты таковы: Чезаре блестяще образован, умён и отлично разбирается в воинском деле, но отец, даровав ему кардинальскую шапку, чётко показал, какой судьбы хочет для своего сына. А гонфалоньерами Церкви поочерёдно становятся два брата Чезаре. И также поочерёдно умирают при весьма странных обстоятельствах. И вот впервые в истории Церкви кардинала официально возвращают в звание мирянина с тем, чтобы он стал новым её защитником в святом деле укрепления границ Папской области. За счёт их расширения, разумеется.

Первой целью Чезаре стали Имола и Форли – города Папской области, которыми на правах регента при собственном сыне управляла графиня Катарина Сфорца – Львица из Романьи. Своё прозвище она получила за то, что лично возглавила отряд, который в одну ночь вырезал целый городской квартал, где жили убийцы её второго мужа. Сидя на белой кобыле, в доспехах поверх амазонки она сама следила за тем, чтобы ни один человек, будь то мужчина, женщина, старик или ребёнок, не избежал смерти. В ту ночь погибли все, кто был связан с заговором, их близкие, и только Бог знает, сколько ни в чём не повинных душ. А ещё Катарина был племянницей того самого Асканио Сфорца, что уступил Родриго Борджиа в борьбе за папский престол, и дальней родственницей Джованни Сфорца, которого Борджиа опозорили на всю Италию, заставив признать себя импотентом, неспособным консумировать брак с дочерью Александра VI Лукрецией. Тогда во время разбирательства, на котором Джованни предложили при свидетелях доказать свою мужскую силу, и которое привело к расторжению брака, Сфорца бросил отцу и сыну Борджиа невиданное оскорбление, заявив, что они хотят забрать у него Лукрецию, чтобы продолжить жить с ней в своё удовольствие. Чезаре, считавший сестру образцом женского и человеческого совершенства и чистоты, мечтал встретить Джованни Сфорца для последнего мужского разговора, но тот успел бежать во Флоренцию. Так сразу две цели – политическая и личная – привели Чезаре Борджиа во главе армии, состоявшей из итальянских кондотьеров и французских солдат, пожалованных ему Людовиком XII вместе с невестой и титулом герцога Валентинуа, во владения Катарины Сфорца.

Жители Имолы открыли ворота, и войско вошло в город без сопротивления. Французские наёмники попытались начать грабежи, но Чезаре запретил погромы и жестоко расправился с командирами неподчинившихся отрядов. Горожане были благодарны, слава о герцоге Валентино как о сильном и справедливом правителе распространилась быстро и достигла Форли. Не удивительно, что, когда Катарина Сфорца предоставила жителям города выбор – сдаться или остаться с ней и дать отпор захватчикам, те начали сомневаться. Катарина здраво рассудила, что возможные предатели под боком в самый неподходящий момент ей не нужны, освободила Форли от присяги верности и с небольшой армией верных соратников приготовилась выдержать длительную осаду в цитадели Рокка-ди-Ривальдино. А из Форли в Имолу отправился гонец с заявлением о капитуляции. Чезаре принимает капитуляцию и въезжает в открытые ворота Форли. Повторяется история с грабежами и жестоким наказанием виновных. Жители Форли приветствуют герцога Валентинуа – он не только избавил их от скорой на расправу мстительной Катарины, но и защитил от собственных солдат. Ривальдино встречает армию Чезаре картечью. Катарина Сфорца даёт понять, что осада будет долгой. Не желая тратить время, Чезаре предлагает переговоры, и Львица Романьи неожиданно соглашается. Встреча должна состояться на мосту, который опустят защитники крепости. Борджиа обязуется отвести войска достаточно далеко, чтобы осаждённые не подвергали себя риску молниеносного штурма.

Итальянская зима – это грязь и слякоть. Снежная крупа тает, едва успевая коснуться земли, опущенный мост мгновенно покрывается слоем грязной воды. Катарина Сфорца вышла встречать Чезаре в великолепном платье алого шёлка и в нерешительности остановилась у края моста, брезгливо приподняв край юбки. Герцог Валентинуа в чёрном камзоле, чернёных доспехах и чёрном бархатном берете с белыми перьями, казалось, не замечал превратностей погоды и неудобства графини. Его вороной конь шагал с достоинством, подчёркивающим величие и элегантность всадника. Катарина терпеливо ждала. Переговоры начались с церемонных приветствий, но Катарина всем своим видом показывала, что скорее сорвёт голос в крике, чем испортит платье. Вечером в городской таверне герольд, сопровождавший Чезаре, клялся, что видел на лице герцога снисходительную ухмылку, а после второй кружки даже утверждал, что слышал, как тот бросил презрительное “баба есть баба”. Неизвестно, какими красками заиграл бы дальнейший рассказ, поскольку герольду приспичило, а со двора он уже не вернулся. Так или иначе, о том, что происходило дальше, очевидцы предпочитали говорить шёпотом. Сжалившись над Сфорца, герцог чуть пришпорил коня, но как только тот вступил на деревянный настил, мост начал подниматься. Чезаре хватило самообладания натянуть поводья, но почувствовав, что теряет опору, конь испугался, встал на дыбы, подковы заскользили, и животное рухнуло в грязь, увлекая за собой своего великолепного хозяина. Конь сломал ногу, у Чезаре же пострадало только самолюбие. Дальнейшие переговоры стали невозможны.

Ходили слухи, что, когда артиллерия Чезаре Борджиа пробила брешь в цитадели, Катарина Сфорца сражалась в первых рядах.

Ходили слухи, что из крепости после захвата вынесли больше пятисот трупов.

Ходили слухи, что Чезаре выкупил Катарину Сфорца у пленившего её француза за 5000 дукатов, а после перевёз в дом, ставший его резиденцией в Форли.

Ходили слухи, что Катарина пыталась покончить с собой, но её вовремя остановили.