Дело бога Плутоса

Тут она прервалась и беспомощно поглядела на действительного статского советника: куда там рекомендует идти русская народная мудрость?

Загорский, однако, сказал, что это совершенно неважно. Это тоже очень русское выражение, но ей вполне достаточно запомнить первую сказанную ей фразу.

– Не нужно знать слишком много, – заметил он. – Как говорил еще царь Соломон, во многой мудрости есть много печали. А царь Соломон знал в жизни толк.

Она посмотрела на него с интересом и щелкнула пальцами. Расторопный лакей немедленно принес стул. Она кивком указала на него Загорскому, тот улыбнулся и сел рядом. На него пахнуло легчайшим ароматом духов «Коти?».

– Откуда в России знают Лиану де Пужи? – спросила она.

Нестор Васильевич пожал плечами. В России тоже есть газеты, а лично ему про прекрасную парижскую этуаль[6 - Еtoile (фр.) – звезда. Это слово в начале XX века во Франции обычно применяли к танцовщицам, звездам театра и балета. Имело привкус некоторой скандальности и двусмысленности.] рассказывал поэт Жан Лорре?н.

– Ах вот как, – проговорила она, – значит, нет необходимости казаться большей дурой, чем я есть на самом деле?

– Как вам будет угодно, – поклонился действительный статский советник. – Впрочем, тому, кто читал вашу книгу «Э?ссе хо?мо», трудно будет поверить, что за таким сокрушительным очарованием скрывается такая же сокрушительная глупость…

Она засмеялась.

– Вы понимаете, что ваши комплименты граничат с дерзостью?

– Зато они идут от чистого сердца.

Несколько секунд она смотрела на него, нахмурившись, потом скорчила капризную гримаску.

– Вы меня дразните?

– А если и так? Согласитесь, соблазнительно подразнить самую яркую женщину нашего времени…

Она улыбнулась, но улыбка, как показалось Загорскому, вышла грустной.

– Вы мне нравитесь, – сказала она, – но наша встреча должна была бы случиться несколько ранее.

– А в чем дело? – удивился Загорский. – Неужели вы уходите в монастырь?

Она вздрогнула.

– Вы странный человек, – проговорила она, обжигая его огнем своих прекрасных глаз. – Нет, разумеется, я не ухожу в монастырь. Хотя иногда думаю об этом. Но не теперь, не сейчас.

– Так в чем же дело? – повторил Загорский.

– Я обручена. День свадьбы уже назначен.

– И кто же этот счастливец?

– Это румынский князь Георгий Гик.

Загорский поднял брови. Воля ваша, но это удивительный мезальянс. Князь, конечно, молод, но беден, как церковная мышь. Лиана отвечала, что ее богатства хватит на них обоих. Что же касается его молодости, то никто не удивляется, когда шестидесятилетний старец женится на двадцатилетней. Почему бы сорокалетней женщине не выйти замуж за двадцатипятилетнего?

Нестор Васильевич несколько смутился. Он вовсе не это имел в виду, говоря о молодости князя.

– А что вы имели в виду? – насмешливо спросила она. – Что он будет мне изменять? И пусть. Я сама стольким изменяла, что это будет лишь справедливо. Черт с ними, с изменами, зато я стану княгиней.

Она окинула внимательным взглядом действительного статского советника. Судя по его виду, он потомственный дворянин и не понимает, что это такое – родиться в простой семье и всего достигать своим умом и талантом.

– Почему же, я это отлично понимаю. У русских есть даже такая поговорка, из грязи в кня… – тут он осекся, сообразив, что поговорка эта сейчас может прозвучать просто оскорбительно.

Желая побыстрее сменить тему, Загорский полюбопытствовал, что же делает в Монте-Карло парижская этуаль?

– Это, если хотите, мой последний вояж перед свадьбой, – отвечала она. – Пока я свободна, я приехала повидать места своей молодости, где была счастлива когда-то… и которые сделали меня такой несчастной, – неожиданно добавила она.

Загорский заметил, что у нее как-то странно заблестели глаза. В следующую секунду де Пужи порывисто поднялась со стула и, не прощаясь, пошла прочь. Загорский проводил ее сочувственным взглядом. Потом перевел глаза на крупье, который уже истомился без дела.

– Очаровательная дама, – сказал тот, вежливо улыбнувшись.

– Эта дама – одна из трех граций Прекрасной эпохи, – отвечал Нестор Васильевич, – знаменитая Бледная роза Лиана де Пужи. Десять лет назад не было в Монако человека, который бы не знал ее, а сейчас… Сдавайте карты, юноша.

* * *

Спустя четыре часа Загорский, не торопясь, выходил из казино на улицу, озаренную мягким предвечерним светом. Бумажник его после игры несколько похудел, однако на настроении действительного статского советника это никак не сказалось. Он купил у мальчишки-разносчика газету, сел на скамейку и углубился в чтение.

Спустя полчаса действительный статский советник посмотрел на часы и проговорил с неудовольствием.

– Однако этот бездельник заставляет себя ждать…

И снова углубился в чтение. Спустя пару минут за плечом его кто-то спросил с живым интересом:

– Что пишут в газетах?

– Пишут, что некоторые китайцы проявляют возмутительное небрежение своими обязанностями, – не поворачивая головы, отвечал Нестор Васильевич.

– Между прочим, некоторые китайцы выиграли сегодня целых шестьсот франков, – выходя на передний план, заметил Ганцзалин. – А чего добились их хозяева?

– А вот это не твоего ума дело, – сурово отвечал Загорский. – Я тебя зачем привел в казино? Чтобы ты искал Платона Николаевича. А ты чем занимался, позволь узнать? Играл в рулетку?

Обиженный помощник отвечал, что, во-первых, одно другому не мешает. Во-вторых, он сначала обшарил все казино сверху донизу, но не нашел там следов Платона Николаевича. Он увидел, что хозяин занят и решил провести свободное время с пользой. И это ему удалось.

И Ганцзалин хвастливо потряс банкнотами перед носом Нестора Васильевича.

– Значит, я из кожи вон лезу, чтобы на глазах у всех хладнокровно проиграть тысячу-другую франков, а ты тем временем набиваешь свой карман? – нахмурился Загорский.

– А какая польза в том, чтобы проигрывать? – осклабился помощник. – Люди едут в Монте-Карло, чтобы обогащаться, одни мы хотим здесь разориться. Какой в этом смысл?

– Огромный, – отвечал господин. – И очень скоро ты это поймешь…

Он снова посмотрел на часы и окинул площадь нетерпеливым взглядом.

– Однако сегодня все решили испытывать мое терпение, – заметил он. – Они явно запаздывают.

– Кто – они? – не понял китаец.