Дело Саввы Морозова

– Помнишь русского бандита Серегина, с которым мы встречались в его парижском ресторане?

Волин, разумеется, помнил, забыть такую экстравагантную фигуру было мудрено.

– Его убили, – коротко отвечала Иришка. – Следы ведут в Россию.

Орест Витальевич только головой покачал. Она собирается расследовать в России убийство русского бандита, которого раньше срока отправили к праотцам? Дохлое дело, ничего ей тут не светит.

– Ну, я же не одна буду его расследовать, – заметила мадемуазель Белью, расчесывая волосы. – Ты же мне поможешь, правда?

Волин про себя подумал, что только парижских бандитов русского происхождения ему тут не хватало, но вслух, конечно, этого не сказал, только вздохнул и пообещал, что к ее услугам – весь Следственный комитет Российской Федерации.

– Прекрасно, – улыбнулась Иришка, – мы сразу найдем с твоим комитетом общий язык. Давай-ка составим план дальнейших действий.

– Составим, – согласился Волин. – Но не сейчас. Сейчас мы, с твоего позволения, поедем к генералу Воронцову.

– К тому самому, которого убили, когда мы были в Италии?

– Да, к нему.

– Как он себя чувствует?

– Для мертвеца неплохо. Тем более если учесть, что стреляли все-таки не в него, а в его коллегу.

Иришка ненадолго задумалась, а потом спросила, а зачем, собственно, им ехать к генералу, если тот и так чувствует себя неплохо. Затем, отвечал Волин, что он обещал Сергею Сергеевичу приехать именно сегодня. А еще затем, чтобы представить Воронцову мадемуазель Белью. Старик не простит Волину, если она уедет во Францию, так с ним и не познакомившись.

– А откуда же он узнает, что я приезжала?

– Узнает, не беспокойся. У этих старых кагэбэшников глаз-алмаз, они человека до печенок видят.

– В самом деле? Ну, тогда можно использовать их вместо томографов.

– Вот ты смеешься, а я серьезно, – упрекнул ее старший следователь. – Хочешь, поспорим? Стоит ему только на меня глянуть, и он сразу поймет, что ты в Москве.

Мадемуазель Белью прищурилась: и как же он это поймет?

– Уж не знаю как, но только поймет, в этом можешь быть уверена.

Иришка размышляла недолго.

– Ладно, – согласилась она, – пойдем, покажешь мне своего удивительного генерала. Фен у тебя имеется – волосы просушить?

* * *

Увидев Иришку, генерал Воронцов чрезвычайно оживился. Он торжественно поднялся из своего кресла, расправил неширокие свои стариковские плечи и чрезвычайно церемонно поцеловал ей ручку.

– Ах, – сказала она, – вы такой любезный мужчина! Сразу видна старая школа.

И строго посмотрела на старшего следователя: вот, учись, а то в современных молодых людях совершенно нет никакой галантности!

– Хочешь сказать, я был недостаточно галантен в ду?ше? – шепнул Волин.

Она бросила на него сердитый взгляд, но генерал, кажется, ничего не услышал. Он объявил, что как раз для такого случая имеется у него бутылочка мартини. Мадемуазель Белью ведь любит мартини?

– Конечно люблю, – отвечала та, – нет такой девушки, которая бы не любила мартини.

Спустя полчаса они уже сидели за накрытым столом, где как по волшебству явилось не только мартини, но и коньяк, и шампанское, не говоря уже о разнообразных закусках. Волшебство это, впрочем, случилось не само собой, его организовал старший следователь, которому за всем вышеозначенным пришлось сгонять в ближайший магазин…

Волин рассказал генералу, какой сюрприз ему устроила Иришка, вскрыв дверь в его отсутствие и оккупировав его душ.

– Однако вы рисковали, – отсмеявшись, заметил генерал. – Он ведь и выстрелить мог…

– Не мог, – отвечала мадемуазель Белью, – не такой он дурак, чтобы с ходу стрелять в красивых женщин.

– Да, – согласился Воронцов, – парень он хладнокровный: сперва думает, потом стреляет. С такими способностями давно бы мог карьеру сделать где-нибудь в ФСБ или даже ФСО, а он все в своем Следственном комитете прозябает.

– Не прозябаю, – поправил старший следователь, – не прозябаю, а стою на страже общественных интересов. И стою, заметьте, очень недурно. Борюсь с преступностью, как организованной, так и самодеятельной. За что меня любят и рядовые российские граждане, и отдельно взятые иностранные барышни…

Понемногу разговор наконец дошел и до новой порции дневников Загорского.

– Если можно, я бы тоже почитала, – сказала Иришка, адресуясь к генералу.

– А вы знаете, в чем там суть? – спросил Воронцов.

Она, конечно, знала. Во-первых, ей Волин рассказывал, во-вторых, один мемуар знаменитого сыщика он ей уже показывал, когда приезжал в Париж. Ей очень понравилось.

– Да, Загорский – фигура обаятельная, такие нравятся барышням, – кивнул генерал. – Что ж, если вам так хочется, мы с Орестом Витальевичем будем только рады.

И он вытащил из папки, лежавшей на диване, увесистую стопку распечатанных на принтере страниц…

Вступление. Волшебник революции

На Стрэнде[1 - Стрэнд – центральная улица Лондона.], соединявшем деловой Сити и политический Вестминстер, царил прохладный послеобеденный покой. Кипучие маклеры, незаметные клерки, суетливые чиновники и исполненные важности политики либо уже закончили текущие дела и, как добропорядочные подданные, отправились по домам к женам и детям, либо, словно ночные хищники, затаившись, ждали в своих конторах сумерек, чтобы на совершенно законном основании предаться разнообразным развлечениям – как вполне невинным, так и, увы, весьма двусмысленным. Улица, обычно оживленная, еще недавно забитая экипажами, кебами и людьми, почти опустела сейчас в ожидании вечера, который, как некий лукавый фокусник, вот-вот должен был накрыть ее своим фиолетовым плащом и удивительным образом изменить все вещи вокруг.

Пока же вечер лишь мерцал на горизонте, и непременное сумеречное чудо только начинало наплывать на Лондон, на улицу со стороны Трафальгарской площади вынырнул респектабельный господин лет тридцати пяти в легком темном плаще, с усами, эспаньолкой и зачесанными назад темно-русыми волосами, надежно упрятанными под черный шапокляк. В руке он держал трость, на которую, впрочем, не так опирался, как поигрывал ею. Судя по скорости вращения, трость была не простая, а утяжеленная, с залитым внутрь свинцом. Похожую трость использовал знаменитый русский борец Поддубный, но не для защиты от уличных хулиганов, а затем, чтобы тренировать мышцы даже во время обычных прогулок. Как-то раз он уселся отдохнуть в скверике, трость поставил рядом со скамейкой, а незадачливый воришка пытался ее утащить, да только руку себе вывихнул.

Впрочем, джентльмен с эспаньолкой не особенно походил на профессионального атлета. Судя по всему, принадлежал он если не к аристократии, то к людям вполне состоятельным, для которых физические упражнения скорее забава, чем средство снискать себе хлеб насущный. Взгляд у него был ясный, волевой, глаза с интересом скользили по улице, и, пожалуй, это было единственное, что выдавало в нем чужака, потому что чем, скажите, мог бы любоваться на Стрэнде природный лондонец?

Однако, чего бы ни искал этот праздный гуляка, на сей раз, кажется, ему не суждено было обнаружить что-то стоящее, поскольку внимание его привлек ресторан «Симпсонс», а точнее, выглядывающий в окно ресторана гримасничающий господин. Появись здесь сейчас девочка Алиса из сказок профессора Чарльза Латуиджа До?джсона[2 - Charles Lutwidge Dodgson – настоящее имя писателя Льюиса Кэррола.], она непременно приняла бы человека в окне за злого волшебника, подстерегающего в своем замке заплутавших детей, но, будучи ребенком воспитанным и храбрым, не стала бы звать полицию, а воскликнула бы только: «Все любопытственнее и любопытственнее!»

И действительно, волшебник, засевший в знаменитом ресторане, являл собой весьма любопытное зрелище. Возраст у него был примерно тот же, что и у джентльмена с эспаньолкой, однако ни манеру его, ни внешность назвать респектабельной нельзя было при всем желании: тут имелись огромные, стремящиеся к затылку светло-рыжие залысины, которые льстецы обычно зовут сократовским лбом, крупный нос, небольшие вислые усы и треугольная бородка. От неторопливого поклонника гимнастических упражнений отличался он живостью, почти юркостью в движениях, и быстрой сменой физиономий на лице.

Этот ресторанный проте?й[3 - Протей – в древнегреческой мифологии морское божество. Обладал необыкновенной способностью к метаморфозам, принимал любые обличья.] стучал теперь кулаком в стекло, добиваясь внимания, и, перехватив взгляд гуляющего джентльмена, стал тыкать указательным пальцем сначала в него, потом в себя, после чего взялся производить ладонью особенные загребательные движения, которые ясно давали понять, что он приглашает господина в шапокляке внутрь и, может быть, даже угостит его обедом – во что, впрочем, верилось мало, особенно если повнимательнее вглядеться в его живые лукавые глаза. Очевидно, тот, кого он звал, тоже не очень-то верил в такую перспективу, потому что поморщился, однако после короткого размышления все-таки нырнул в полукруглый вход заведения.

Тут стоит заметить, что «Симпсонс» был притчей во языцех даже в Лондоне, богатом на рестораны. Уже с середины девятнадцатого века стал он знаменит как приют шахматистов, причем не только любителей, но и профессионалов. Его посещали все сколько-нибудь значительные игроки того времени, от гениального американца Пола Морфи до непримиримых соперников чемпионов мира Вильгельма Стейница и Эммануила Ласкера. Поговаривали, что блистательный маэстро и претендент на мировое первенство Иоганн Цукерторт даже умер в этом ресторане от инсульта, когда играл легкую партию с каким-то шахматным меценатом. Впрочем, в последние годы древней игре здесь уже не придавали былого значения, шахматные столики убрали прочь, и публика сюда приходила в основном ради замечательных мясных блюд.

Судя по тому, как озирался по сторонам человек с эспаньолкой, он не был ни шахматистом, ни гурманом и представление о «Симпсонсе» имел самое поверхностное. Тем не менее уже спустя минуту, сопровождаемый необычайно представительным метрдотелем, он подошел к столику, за которым сидел лысый волшебник.

– Что же это вы, батенька, идете мимо и совершенно не замечаете товарищей по партии? – воскликнул волшебник по-русски, слегка картавя при этом. – Скверно, мой милый Никитич, я бы сказал, совсем нехорошо!