Каирский дебют. Записки из синей тетради

Нестор Васильевич Загорский был студентом Московского университета, куда он поступил после того, как, по примеру многих дворянских недорослей, закончил кадетский корпус. Вследствие всего вышеперечисленного в худощавой, но крепкой его фигуре отражалась военная выправка, а в лице – присущая студиозусам интеллигентность. В Каир, впрочем, попал он не по университетским делам, а по личным, о которых без крайней необходимости предпочитал не распространяться.

Прогуливаясь по улице Муски и бросая острые взгляды по сторонам, молодой человек заметил по левой стороне променада ювелирный магазин господина Рахмани? или, попросту, лавку, торгующую драгоценностями. Лавка эта выходила из ряда других домов, стоящих вдоль Муски, но выходила не вперед, а напротив, как бы немного отступала от улицы назад. Правду сказать, для лавки она была слишком велика и роскошна, за большими светлыми окнами ее зазывно сияли брильянты, изумруды, рубины и иные сокровища, а также массивные изделия из золота, без которого, как известно, многие жители арабского Востока и Индии жизни себе не мыслят и предпочитают лучше лежать мертвыми, но с ног до головы в золоте, чем жить в достойной бедности. Часто случается, что даже самый неимущий египтянин в складках своего рубища хранит каплю-другую застывшего золота, а уж люди состоятельные стараются украсить жизнь благородными металлами и драгоценностями так, что иной раз роскошь эта назойливо шибает в глаза, как где-нибудь в Китае прямо на улице шибает в нос чесночным и перечным духом.

Загорский был русским человеком, несмотря на молодость, имел тонкий вкус и драгоценностями не особенно интересовался; во всяком случае, не мечтал иметь их в собственности и уж подавно – носить на себе пудами, вроде того, как какой-нибудь верблюд, нагруженный жадным хозяином, безропотно тащит свою поклажу через пустыню жизни. Однако именно благодаря своей молодости был он крайне любопытен до всего нового и необычного, и, попав в иную культуру, старался узнать о ней как можно больше. Поскольку драгоценности, безусловно, составляют значительную часть жизни египтянина, постольку наш студент не мог пройти мимо ювелирного магазина, не заглянув внутрь и не поинтересовавшись, как именно там все обстоит.

Толкнув тяжелую, обитую железом дверь, молодой человек оказался в просторном зале, разделенном надвое. Правая часть от входа со всей очевидностью предназначалась для покупателей, левая же – для управителей ювелирной лавки. Части эти разделялись витринами, в которых выложены были кольца, перстни, цепочки, диадемы, часы и прочие украшения, в большинстве своем сделанные из золота и инкрустированные драгоценными камнями. За витриной стояло светло-коричневое ореховое бюро, за ним восседал приказчик в белоснежной арабской рубахе и такой же куфии, по правую сторону от него сиял сталью массивный несгораемый шкаф, в котором, очевидно, сохранялись наиболее ценные из здешних товаров.

При появлении в магазине Загорского приказчик, господин Валид, метнул быстрый взгляд в сторону нового посетителя. Взгляд этот сопровождался привычной сладкой улыбкой, которую годами вырабатывают в себе всякого рода барышники и коммерсанты, хорошо понимающие, что товар высокого качества обеспечивает в торговле только половину успеха, вторую же половину дает льстивое и приятное клиенту обхождение. Впрочем, в данном случае улыбка была лишней и быстро погасла; приказчик с первого взгляда понял, что перед ним человек небогатый, хоть и иностранец, так что усердствовать нет никакой нужды: самое большее, что можно такому всучить – недорогую серебряную цепочку, да и то, может быть, придется долго торговаться, чтобы не войти в убыток. Приказчик снова уставился в свой гроссбух, а студент, окинув помещение беглым взглядом, принялся рассматривать украшения в витрине.

Спустя минуту входная дверь снова стукнула, и в лавку зашел еще один посетитель. По виду это был турок или грек, однако одетый на европейский лад. Усы подковой, небольшая черная бородка, мечтательный взгляд – более всего он походил на султана Абдул-Меджида Первого, но, очевидно, никак не мог быть таковым, поскольку указанный султан за некоторое время до описываемых событий перешел в полное и безусловное распоряжение райских гурий. В руке султанский двойник держал увесистую трость, которой небрежно поигрывал. Судя по всему, он не владел местным наречием, потому что заговорил с приказчиком не на египетском диалекте, чего можно было ожидать, а по-французски. Видя, что имеет дело с солидным покупателем, господин Валид сделал самое любезное выражение лица и немедленно тоже перешел на французский язык.

Обменявшись с приказчиком коротким, на европейский лад, бонжуром, новый гость не подошел сразу к прилавку с драгоценностями, а стал несколько нетерпеливо оглядывать торговый зал. Казалось, он что-то ищет. Приказчик, человек очень опытный, немедленно понял, что нужно клиенту. Как цирковой фокусник вытаскивает из пустоты ни в чем не повинного голубя, так господин Валид выкатил из какого-то укромного уголка небольшое, но весьма удобное кожаное кресло и поставил его прямо перед прилавком, чтобы покупателю можно было осматривать украшения, не вставая из кресла. Двойник Абдул-Меджида, однако, почему-то не пожелал садиться. Знаком он попросил передвинуть кресло правее и вглубь зала, к дальней от двери стене.

– Но там далеко от витрины, вы ничего не увидите, – пытался возражать приказчик.

– Ничего, – отвечал Абдул-Меджид, – я попрошу вас поднести мне украшения.

– Но там мало света, вам будет трудно их рассмотреть, – приказчик все еще пытался настаивать, но клиент сделал повелительный жест, ясно дававший понять, что он сам знает, где ему удобно, а где нет.

Льстиво улыбаясь, приказчик отволок кресло туда, куда хотелось взыскательному клиенту и тот немедленно в него уселся. Усаживался он несколько неуклюже и даже выронил свою тяжелую трость с костяным набалдашником в виде шара – та, подскочив на каменном полу, издала громкий и весьма характерный звук.

Загорский поднял голову от драгоценностей, которые разглядывал, и внимательно посмотрел на трость, лежавшую на полу, а потом и на самого ее владельца.

Тем временем тот, как ни в чем не бывало, подхватил свою трость и издали уставился на прилавок. Приказчик, угодливо улыбаясь, объявил, что на прилавках выложены не все их товары, и, если господин желает чего-то особенного, ему стоит только сказать.

– Да, – кивнул клиент, – я желаю. Я бы хотел купить часы.

– «Лонжин», «Патек Филипп», «Картье», «Омега», «Вулкан»?.. – приказчик выпаливал названия, одним глазом глядя на покупателя, а другим – куда-то внутрь себя, как будто где-то в желудке у него имелся полный список всех часовых предприятий от Средневековья и до наших дней. – Инкрустация перламутром, платиной, драгоценными камнями – все, что вам будет угодно!

– Принесите все, что у вас есть, я буду выбирать, – важно заявил Абдул-Меджид.

Приказчик отправился к прилавку за часами, клиент же тем временем, придя в хорошее настроение, стал что-то напевать себе под нос и в такт пению постукивать тростью об пол. Загорский поморщился – покупатель явно не отличался хорошим музыкальным слухом, да и голос у него был противный, как у козла.

Перебрав некоторое количество золотых часов, двойник Абдул-Меджида потыкал пальцем в небольшой золотой брегет, самый простой из всего, что было ему предложено.

– Прекрасный выбор! – воскликнул приказчик и с ловкостью иллюзиониста упаковал часы.

Расплачиваясь с господином Валидом, покупатель замешкался, как бы не зная, какой рукой подавать деньги, и снова выронил палку, которая с тем же гулким звуком повалилась на каменный пол. Стоявший сбоку от него юноша, не скрываясь, хмыкнул довольно громко. Абдул-Меджид недовольно покосился на него, однако увидев, что это совсем еще молодой человек, решил, вероятно, не тратить на него ни времени, ни слов.

Расплатившись, покупатель вместе со своей тростью покинул магазин. Провожая его, господин Валид безостановочно кланялся ему вслед, так что последний поклон пришелся даже не в филейную часть клиента, как предыдущие, а в закрывшуюся за ним дверь. После этого продавец повернулся к Загорскому и посмотрел на него выжидательно.

– Что-нибудь выбрали? – спросил он по-французски.

Загорский только улыбнулся в ответ и продолжал изучать прилавок. Приказчик пожал плечами и направился к своему бюро.

– Скажите, – тоже по-французски проговорил юноша, не поднимая глаз от драгоценных камней, которыми он уже некоторое время любовался без всяких поползновений купить, – много ли у вас сейчас в лавке товара?

Приказчик подозрительно прищурился: вопрос явно не пришелся ему по душе.

– А вам-то какое дело? – процедил он, по всегдашней местной привычке легко переходя от низкопоклонства к высокомерию.

– Мне – никакого, – отвечал Загорский. – Но вам, вероятно, интересно будет узнать, что вас очень скоро ограбят. Если не сегодня ночью, то, по меньшей мере, в ближайшие дни.

Не успел он договорить, как приказчик выхватил из ящика бюро многозарядный пистолет-эспиньоль и наставил его на юношу.

– Ну-ну, – сказал он угрожающе, – одно движение – и я нафарширую вас свинцом.

Молодой человек поднял брови. Он, конечно, сказал, что лавку ограбят, но не утверждал, что грабителем будет он сам.

– Хватит болтать! – грубо велел ему приказчик. – Руки вверх и повернитесь ко мне спиной.

– Хорошо-хорошо, – отвечал ему Загорский, поднимая руки и поворачиваясь, – только ради всего святого, не стреляйте мне в спину. Это моя любимая тужурка, если вы ее испортите, я буду безутешен.

Приказчик, не опуская пистолета, подошел к нему сзади и быстро обхлопал с ног до головы. Никакого оружия он, однако, не нашел, отчего физиономия его выразила сложную смесь удивления и разочарования.

– Как же вы собирались меня грабить – неужели голыми руками? – спросил он.

– Я не собирался вас грабить, я лишь хотел предупредить… – начал было юноша, но приказчик сильно толкнул его в спину по направлению к двери. Загорский оглянулся назад с изумлением, лицо его потемнело от возмущения, он, кажется, хотел что-то сказать, но приказчик ему не позволил.

– Вон отсюда! – проревел тот. – И чтобы духу вашего здесь не было. Появитесь снова – сдам в полицию.

Загорский пожал плечами, толкнул тяжелую дверь и вышел наружу.

– И мой вам совет: не вздумайте даже пытаться сюда залезть, – вдогонку ему бросил египтянин. – Двери у нас крепкие, а ночью здесь дежурит охрана.

Студент только головой покачал и беспечно двинулся прочь, как будто совершенно забыв о только что случившемся неприятном происшествии.

* * *

История эта произошла в среду, а в ночь с пятницы на субботу ювелирная лавка господина Рахмани была ограблена дочиста. Грабителей не смутил даже благословенный Пророком день пятницы, от которого грех воровства, и без того наказуемый отрубанием правой руки, становился в два раза ужаснее.

При этом само ограбление имело вид мистический и почти волшебный, словно организовали его не люди из плоти и крови, а потерявшие всякий стыд ифриты[3 - Ифриты – в арабском фольклоре так обычно зовутся злые и мятежные джинны.].

Утром в субботу приказчик Валид, как и положено, явился в лавку, перед которой прямо на улице на вытертом коврике всю ночь проспал старый верный сторож-нубиец, служивший господину Рахмани много лет, а до того работавший еще у его отца. Снаружи все обстояло как обычно, и никак невозможно было догадаться, что лавка уже ограблена. Господин Валид, как и положено, отпер двери, сторож поднял железные жалюзи на окнах, и они вошли в лавку, как проделывали уже на протяжении многих лет.

Приказчик привычно уселся за свое бюро, готовясь вытащить учетные книги, как вдруг заметил, что дверца несгораемого шкафа, где хранились наиболее ценные украшения, приоткрыта. Сердце его упало в пятки, а по спине потек холодный пот. Не веря своим глазам, он подошел к шкафу и распахнул дверцу настежь. Несгораемый шкаф был пуст.

– Бурхануддин! – закричал приказчик нечеловеческим голосом, каким на его месте закричал бы не только правоверный, но и йаху?д[4 - Йахуд, яхуд (араб.) – этим словом в Коране Мухаммед обозначает иудеев.] и даже последний кяфи?р[5 - Кяфир или кафир (араб.) – атеист, язычник, шире – иноверец.]. – Бурхануддин!

Нубиец опрометью ворвался с улицы в лавку. Увидев открытый шкаф, старый негр буквально окаменел.

– Кого ты впустил в магазин? – дрожащим голосом возопил господин Валид. – Отвечай, с кем ты спелся, старый мерзавец?!

Однако нубиец, который от ужаса из черного стал серым, только еле слышно лепетал что-то в свое оправдание, говоря, что он всю ночь сторожил на своем коврике перед дверью, и мимо него не прошмыгнула бы и самая злокозненная мышь.

Прибывшего на место хозяина лавки господина Рахмани едва не хватил удар, когда он понял, какие убытки понес его магазин. Была вызвана полиция, которая приступила к нубийцу, не без оснований полагая, что сторож либо что-нибудь слышал, либо просто вошел в сговор с грабителями. Однако Бурхануддин не мог сообщить ничего нового, и лишь повторял раз за разом, что мимо него не прошмыгнула бы даже проклятая мышь, не говоря уже о более крупном животном вроде грабителя.

При этих словах полицейскому, который вел расследование, все сделалось ясно, и он велел отправить нубийца в участок. Тут следует заметить, что, как и положено в мусульманской стране, отношение в Египте к ворам было самым неблагоприятным. Неудивительно, что стражи порядка обычно не сдерживали своей неприязни, если им в руки попадался вор или грабитель. Вероятнее всего, несчастного Бурхануддина немедленно посадили бы в тюрьму, где пытками и допросами рано или поздно выбили бы из него признание в воровстве, однако, на счастье, в самый последний момент господин Валид припомнил, что за пару дней до ограбления в их магазине появился удивительный иностранец, который, по словам приказчика, угрожал им грабежом.