В.В. Тетрадь с рисунками на полях

Затем умолк, думал несколько секунд и проговорил с явным сожалением:

– Увы, ничего не получится. Я намерен создать семью, а патриотизм, как вы понимаете, на хлеб не намажешь. Единственное, что смогу обещать – продам свое изобретение русскому флоту в два раза дешевле, чем продал бы любому другому.

– Ну, хорошо, – молвил Верещагин, которому уже надоело ходить вокруг да около, – в чем же суть вашего изобретения? Или это секрет?

Суть находки инженера была достаточно ясной. Как известно, исход современных войн часто решается на море. В связи с этим у всех крупных держав есть два флота. Первый – надводный, куда входят всяческие броненосцы и крейсеры. Второй же флот состоит из подводных судов. Подводные лодки имеют то достоинство, что их трудно обнаружить, и они способны атаковать вражеский флот незаметно для противника. Однако есть у них и серьезный недостаток – медленный ход как на поверхности, так и под водой. Если какой-нибудь крейсер обнаружит субмарину, уйти от удара ей будет крайне трудно.

– Вообще, подлодки – вещь более сложная, чем даже броненосцы, – продолжал инженер. – Они, в частности, имеют два мотора: дизельный – для надводного плавания и электрический – для плавания под водой. Так вот, главной слабостью подводных лодок является как раз электрический мотор.

По словам мистера Тимоти, любая подлодка серьезнейшим образом уступает в скорости надводным кораблям. Современные подводные лодки не ходят быстрее десяти-двенадцати узлов[4 - Узел – единица измерения скорости, равная одной миле или 1852 метрам в час. Таким образом, десять узлов – это примерно 18,5 километров в час.] на поверхности и шести-восьми узлов под водой. Это значит, что они катастрофически отстают даже от сравнительно тихоходных броненосцев, способных развивать скорость до двадцати узлов, не говоря уже о миноносцах, которые движутся со скоростью двадцать пять – двадцать семь узлов. Так вот, господину Тимоти удалось разработать электрический мотор, который обеспечивает скорость в двадцать восемь узлов при полном погружении субмарины.

Услышав такое, даже видавший виды Верещагин открыл рот.

– Но помилуйте, – сказал он, – ведь это значит, что такая подлодка сможет не просто догонять броненосцы и эсминцы, но делать это скрытно, под водой! А это, в свою очередь, означает, что любой вражеский флот оказывается беззащитным перед подобным судном. Это не просто лодка, это королева субмарин! Две-три таких способны решить исход любой морской битвы, да и войны в целом!

При этих словах мрачноватый инженер просиял. Все именно так, мистер Верещагин с одного слова понял суть дела. Ранее тихоходные подлодки могли лишь подстерегать противника, чтобы ударить по нему торпедами. Теперь же они могут преследовать врага, не подвергаясь почти никакой опасности. Подплыла, ударила, отплыла. Подобную лодку следовало бы назвать морским охотником – одна такая стоит целого флота.

– Но как же вам это удалось? – Верещагин все никак не мог прийти в себя от изумления. – Как вам удалось добиться таких фантастических результатов?

Тимоти лукаво улыбнулся. Собственно говоря, в этом и состоит секрет его изобретения, а секреты, как легко понять, просто так не выдают. Однако господину Верещагину он намекнет в двух словах, что суть состоит в адаптации к субмаринам трехфазного асинхронного двигателя русского инженера Доливо-Добровольского и применении особого рода шкивов, изобретенных самим Тимоти.

Верещагин заявил, что если все это правда, он постарается свести мистера Тимоти с русским дипломатом, уполномоченным вести переговоры о подобных вещах. Однако Эндрю неожиданно покачал головой.

– Свести – это прекрасно, – сказал он, – но только не здесь, в Сан-Франциско.

– Почему? – удивился художник.

Все дело было в том, что некоторое время назад мистеру Тимоти пришло письмо. Неизвестный предлагал ему продать его изобретение, правда, за весьма небольшие деньги.

– Письмо было даже не подписано, – заметил инженер. – Безымянный корреспондент предлагал мне в случае согласия выставить конверт в окне моего дома, и тогда со мной свяжутся. Предложение было явно недобросовестным, так что я просто его игнорировал. Спустя короткое время пришло новое письмо. Там была одна короткая фраза: «Назовите ваши условия». Кроме того, было указано место, куда следовало положить конверт с моим ответом.

Легко догадаться, что инженер не ответил и на второе письмо: ему было ясно, что такой корреспондент не может быть солидным партнером. И тогда мистера Тимоти стали терроризировать. Его почту демонстративно вскрывали, пытались влезть к нему в дом, а когда он выходил на улицу, ему казалось, что кто-то все время идет за ним по пятам.

В конце концов он вынес чертежи и расчеты из дома и спрятал в надежном месте, чтобы их не могли украсть. Однако спокойнее жизнь его от этого не стала.

– Но откуда же взялся неизвестный преследователь? – полюбопытствовал Верещагин. – И как он вообще узнал о вашем двигателе?

Эндрю поглядел на него мрачно: он бы и сам хотел ответить на этот вопрос. Может быть, это агенты секретной службы, может быть, некое частное лицо, которое получило доступ к тайнам военной комиссии. Одно ясно – люди эти не оставят его в покое, и о его визите в русское консульство тут же станет известно. Его могут обвинить в чем угодно, вплоть до передачи военных секретов, да и вообще…

Тут он хмуро умолк, так и не уточнив, что именно стоит за этим «и вообще».

– Но где же тогда вам встретиться? – развел руками художник. – У нас только два консульства – здесь и в Вашингтоне.

Инженер задумался ненадолго. Вашингтон – это лучше, в Вашингтоне его не знают. Можно добраться до столицы и встретиться с ответственным дипломатом в укромном уголке где-нибудь в предместьях, чтобы обговорить условия передачи изобретения.

– Прекрасно, – сказал Верещагин, – так и поступим. Однако, прежде чем ввязываться в подобное предприятие, я бы хотел быть уверен, что предложение ваше солидно и добросовестно. Вы говорили, у вас есть действующая модель субмарины с изобретенным вами мотором?

– Да, масштабом один к девяти, – кивнул инженер. – В длину она примерно десять футов…

Тут рассказ Верещагина перебил Загорский.

– Мистер Тимоти показал вам эту модель, и она действительно оказалась так хороша, как он обещал?

– Да, – отвечал художник. – Более того, я был совершенно поражен ее быстроходностью. Это не подлодка, это стальная акула – быстрая и верткая, как рыба-меч. Она мгновенно опускается на глубину и становится невидима для врага, а сама может преследовать его и наносить внезапные смертоносные удары.

Коллежский советник хмыкнул. Но ведь Василий Васильевич понимает, что с изменением масштаба меняются и скоростные характеристики такой субмарины. Тот возразил, что пропорционально масштабу меняется и размер двигателя и его мощность. Таким образом, проведя несложны вычисления, можно установить, действительно ли лодка в натуральную величину будет так быстроходна, как утверждает изобретатель.

– Черт побери, – не выдержал Верещагин, – да если малютку, которую мне показал Тимоти, снабдить торпедным аппаратом, даже она будет опасна для крейсеров и миноносцев. А уж если ее увеличить…

– Ну, словом, вы решились свести мистера Тимоти с русскими дипломатами в Вашингтоне, – заключил Нестор Васильевич.

– Более того, я отважился предложить ему переехать в Россию, – отвечал художник. – Он мог бы там продолжить свою работу при полной поддержке русского флота. Как бы ни был гениален одиночка, возможности его ограничены. А когда за ним стоит военная и финансовая мощь такой державы, как Россия, он может, как Архимед, перевернуть землю.

– Он согласился? – быстро спросил коллежский советник.

Верещагин отвечал, что, кажется, идея эта взволновала инженера. Во всяком случае, он обещал подумать.

– Впрочем, сейчас это уже неважно, – с горечью заметил художник. – Гениальный ум уничтожен, а нам остается только оплакивать его.

Загорский кивнул: что было дальше?

– Через три дня я должен был уезжать из Сан-Франциско в Вашингтон, – отвечал Верещагин.

– Почему же в Вашингтон, а не обратно в Чикаго?

– У меня в Вашингтоне назначена встреча с президентом Рузвельтом. Таким образом, мы договорились с мистером Тимоти, что через три дня оба сядем в поезд до Нью-Йорка и спустя шесть дней будем на месте. Он должен был взять с собой чертежи и патент. Правда, тут выяснилась одна деталь: патента на двигатель у Тимоти еще не было. Он объяснил это тем, что, согласно договору, пока он работает на бюро Швана, все его изобретения передаются в собственность бюро…

– Так как же вы сможете передать нам ваше изобретение? – вопрос Верещагина прозвучал совершенно резонно.

– Если мы с вами договоримся, я просто уволюсь, – решительно отвечал мистер Тимоти. – И все дело будет выглядеть так, как будто я придумал свой двигатель уже после того, как уволился из бюро.

На прощание Тимоти снова повторил свои инструкции: через три дня Верещагин отправляется поездом компании «Юнион Пасифик» в сторону Нью-Йорка.

– Я думал, вы поедете со мной, – удивился Верещагин.

– Я поеду, – не возражал инженер, – но не с вами. В поезде мы будем ехать отдельно, как будто не знаем друг друга…

– Это разумно, – кивнул Верещагин.

– Сейчас я откланиваюсь, но найду вас завтра – обсудим некоторые детали, – начал было Тимоти, но тут же осекся и заговорил громче.

– Прекрасные картины, просто прекрасные, – говорил инженер, косясь на средних лет джентльмена с моржовыми усами, который отирался возле них. – Я, вы знаете, очень люблю живопись, но тут что-то необыкновенное: это Рубенс, Рафаэль и Веласкес в одном лице.

И, поклонившись слегка ошеломленному Верещагину, растворился в толпе посетителей выставки…

* * *

– Вот откуда я знаю этого молодого человека, и вот почему смерть его так меня взволновала, – закончил свой рассказ художник.