Проводник

Святая Мария, Матерь Божья, сохрани во мне сердце детское, ясное и светлое, как родник. Сотвори мне сердце честное, которое не поддается обману. Великодушное сердце, которое дарует себя другим, любящее и сочувствующее, верное и благородное сердце, которое не забывает благодеяний и не держит зла. Дай мне дружественное и решительное сердце, которое любит, не требуя ответной любви, которое радостно растворяется в других сердцах перед лицом Твоего Божественного Сына; великое и неодолимое сердце, которого не ожесточает никакая неблагодарность и не остужает никакое равнодушие, сердце, которое мучимо невместимым величием Иисуса Христа, уязвлено любовью Его, и чьи раны исцелятся лишь на небесах.

Когда было все хорошо, родители вместе занимались домашним хозяйством, выбивали ковры, мыли полы, вытирали пыль с мебели. Мне очень хотелось быть полезной, и я старалась им помогать, но в такие минуты они недовольно ворчали, им хотелось быть только вдвоем. Я тихонько садилась за свой стол и наблюдала за ними. Грубые руки отца тряслись от недостатка выпивки, но он улыбался, будто все хорошо.

– Я уберу и твою комнату, Анте, – говорил он мне, закончив мыть пол в зале.

– Но для начала ты должна научиться застилать постель, перед тем как садиться завтракать.

Я неуверенно улыбалась. Он улыбался в ответ.

В тот вечер я вошла в свою чистую комнату с гордостью, а когда проснулась утром, то радовалась солнцу за окном. Больше всего на свете я хотела, чтобы такие дни были всегда, чтобы родители оставались в хорошем настроении и никогда не ссорились. Мама продолжала улыбаться, а отец занимался хозяйством по дому. Однако, такая вот идиллия длилась недолго.

Всё это накладывало отпечаток на мое поведение. Постепенно я замыкалась в себе всё больше, погружаясь в свой спокойный мир, который мне совсем не хотелось покидать. В этом мире я не чувствовала себя ненужной и одинокой. Там со мной постоянно кто-нибудь общался, интересовался моими делами, подсказывал, как нужно поступить. И этот мир все чаще я изображала в своих рисунках.

Автобус, который отвозит детей в школу стоит очень дорого, а потому мама отправляла меня на занятия на велосипеде. Утром я умылась, почистила зубы и, надев школьное платье, черные передник и туфли на низком квадратном каблуке, причесалась, скромно улыбнувшись себе в зеркало. Прикрепив на багажник портфель, я уселась на велосипед и поехала в школу, которая находилась в 3-х километрах от дома.

Ржавый велосипед подпрыгивал на каждой кочке лесополосы, через которую я ездила каждый день. Меня встретила классная руководительница с папкой в руке.

– Анте, ставь велосипед у крыльца и иди, поздоровайся с Аней, это новая ученица.

На меня вдруг накатила такая стеснительность, что я впала в ступор. Вместо того, чтобы послушаться учительницу, которую звали Инна Валерьевна, я застыла на крыльце, теребя замок для велосипеда. У Ани волосы были завязаны в длинный хвост черной бархатной ленточкой, платье украшал белый передник, а на ногах были лакированные туфли. Рядом стояли мальчишки, постриженные, в синих рубашках и пиджаках, они пялились на новенькую.

Я потрогала свои волосы, которые мама стригла, чтобы не трудиться заплетать мне их утром перед школой. Моя прическа почти не отличалась от мальчишеской, только пряди волос были отпущены длиннее и вились на концах.

Прозвенел звонок, и мы направились в школу на урок математики. В просторном классе сели за небольшие парты, Инна Валерьевна хотела рассадить нас как положено, а потому каждый день делала новую рассадку. Она проверила по журналу все ли на месте, поставила галочку чернильной ручкой напротив каждой фамилии. Затем стала раздавать учебники, по которым предстояло обучаться круглый год. Дома у меня было совсем мало книг, и то в старых обложках. Родители не любили читать, книг почти не бывало, а потому учебники для меня были интересными, я с любопытством рассматривала красочные обложки.

– Нравится, Анте? – Инна Валерьевна подошла ко мне.

Я кивнула.

– Я хочу, чтобы новая ученица Аня села с тобой.

Я ощутила радость, ведь за третьей партой я пока сидела одна. Может быть, учительница почувствовала, что я очень одинока? Я уже перестала надеться, что кто-то сможет подружиться со мной, невысокого роста худой застенчивой девочкой, которая надеется обрести друга, но уже не верит, что это возможно, а потому, погружаясь в собственные грезы и фантазии, почти не разговаривает.

Мои одноклассники часто ходили в кафе с родителями, где ели мороженное, пили газировку, им покупали красивые новые вещи. Бабушки вывозили их в Юрмалу к морю. А я не могла об этом мечтать, а потому все время молчала и стеснялась, ведь мне не о чем было рассказать.

После уроков я, как обычно, приехала домой. Переодевшись, я подошла к комоду и достала из шуфлядки несколько семейных фотографий. Как же мало у меня детских фотографий! Раскладывая черно-белые снимки на столе, я думала о том, что завтра возьму их в школу и покажу Ане. Вот несколько фотографий моего 1-го класса.

Пробежавшись глазами по лицам, я отложила фотографии. К 8-му классу я вдруг дошла до понимания, что родители не могут найти свое место в жизни, а потому злятся на все и всех. Мне показалось, что проблема, наверное, во мне, что я осложняю им жизнь, связывая друг с другом, делая все больше бездушными эгоистичными людьми, которые не способны на тёплые чувства.

Мама улыбалась мне и даже гладила по голове:

– Анте, ты хорошая девочка, учись хорошо – это важно.

Эта ее похвала и напутствие наполняли меня радостью на весь школьный день.

Хватая портфели, одноклассники бежали домой веселыми, их встречали бабушки. Я брала свой велосипед и ехала домой в одиночестве. Иногда у меня было такое чувство, что я «нелюдимка», и никто меня не замечает. В те школьные годы отчаянно хотелось, чтобы в моей жизни что-то изменилось, но я не могла знать, чего именно я хочу. Я стала рассчитывать на то, что Аня, новенькая девочка станет моей подружкой. А потому, решила начать нашу дружбу с показа моих семейных фотографий. Но однокласснице было совершенно не интересно, она быстро пробежалась глазами по снимкам и перевела взгляд на мальчишек из класса. Я спрятала свои старые фотографии и решила больше не поднимать эту тему. В тот день домой я уехала грустная.

Когда я зашла в квартиру, у нас в гостях была тётя Мария. Она жила в соседнем доме, который ничем не отличался от нашего в ряду таких же четырех. Мама радостно встречала меня.

– Привет, Анте.

– Анте похожа на тебя, – говорила тётя маме, и я понимала, что это комплимент.

Мать была очень красивая женщина, натуральная блондинка с глазами морской волны. Единственный ее недостаток был в том, что она была невысокого роста.

Тётя Мария сказала, что купит мне красивый подарок. Я совсем забыла, что завтра у меня день Рождения.

Через день наступил мой день Рождения, и мама сказала, что я не пойду в школу, потому как учиться или работать в свой день Рождения нехорошо.

На кровати, где спала тётя Мария, лежала коробочка акварели, набор кисточек и альбом.

– Анте, ты должна учиться рисовать, – скомандовала тётя. – И это только часть моего подарка.

Она взяла меня за руку и отвела в ванную, которую наполнила теплой водой, добавив несколько капель эфирного масла лаванды.

– Тебя это раскрепостит.

Когда я вышла из ванны, тётя причесала мои взъерошенные мокрые волосы. Я была в таком восторге от происходящего, что испытывала чувства успокоения и радости.

– Я оплатила 2 месяца твоего обучения в ИЗО-школе и, прямо сейчас, ты наденешь самую лучшую свою одежду, и мы поедим туда.

На моем лице отразилось удивление, смешанное с восторгом. Губы расплылись в улыбке, и в этот момент тётя Мария сфотографировала меня на поляроид.

– С днем Рождения, племянница!

Это был самый незабываемый день Рождения в моей жизни. Мне исполнилось 16 лет, и тем же днем я сидела за партой ИЗО-школы и делала первые пробы новыми красками, подаренными ей.

– Она предпочитает писать портреты, – сказала тётя Мария моей новой преподавательнице, когда мы только вошли в класс.

Нас встретила молодая девушка, подрабатывающая в ИЗО-школе в свободное от учебы время. Она была студенткой факультета Изобразительного Искусства и давала уроки живописи для школьников.

– Меня зовут Кристина Заке, – представилась студентка и внимательно посмотрела на меня. – Я учу основам рисунка и графического дизайна, а дальше ученики уже выбирают свое направление, после ИЗО-школы можно поступить в художественную школу, институт по этой теме или просто заниматься живописью как хобби. Есть специальная программа, ее разрабатывает методист Юниум. Юниум – это организация в которой работают молодые художники, в основном студенты и чуть постарше, замечено, что ребятам больше нравится общаться с поколением не слишком отдаленным от них. Поэтому во всех случаях находится общий язык.

– Это Анте, моя племянница, – отвечала ей тётя Мария. – У нее сегодня день Рождения, поэтому я решила сделать ей подарок в виде уроков в вашей ИЗО-школе.

– Как мило, – улыбнулась молодая преподавательница. – На занятиях мы рассматриваем различные техники и стили, расслабляем свои руки – один из главных инструментов художника, разминаем их, как певец «разминает» свой голосовой инструмент перед концертом, учимся мыслить творчески и, конечно же, оттачиваем мастерство, – она повернулась к светлому классу, где стояли парты и мольберт у окна. – Проходите, присаживайтесь за свободную парту, я сейчас подойду. К нам еще придут новенькие ребята с родителями.

Тётя Мария наклонилась и поцеловала меня в щеку. Я вдохнула нежный запах ее туалетного мыла и духов, улыбаясь от счастья. Занавес пал на целый день, разделив все на два мира.

– Дорогая Анте! Я желаю тебе никогда не терять свои крылья за спиной! Летай! – Торжественно произнесла тетя, довольная своим благородным поступком и поспешила выйти из класса, предоставив меня первому занятию.

В ИЗО-школе мне предстояло заниматься 2 раза в неделю. Понедельник и пятница, после школы. Я с нетерпением ждала уроков искусства, и не доставала из портфеля акварель с кисточками, для которых отец мне обрезал мешок из-под картошки, перевязав его тесьмой, чтобы содержимое не выпадало.

Моя успеваемость в школе стала падать, зато желание рисовать возрастало с каждым разом. Я с нетерпением высиживала уроки, чтобы мчаться в ИЗО-школу, меня волновало больше то, как завершить линии лица девушки-жар-птицы, чем алгебра и геометрия.

Инна Валерьевна, увидев во мне странные перемены, вызвала в школу родителей. На следующий день пришел отец, и, конечно же, имея вспыльчивый характер, поругался с классной, а придя домой, вылил всю злость на маме.

– Эта расфуфыренная дура посмела называть нашу семью отделяющими от общества! Что это значит? Мы теперь должны быть как все эти доморощенные школьные формы?